Жизнь и смерть Арнаута Каталана

Спустя полчаса толстяк, отдуваясь, вышел из паба и махнул мне рукой. Я встала и под ехидными взглядами солдат пошла за ним к машине. Толстяк без улыбки повез меня на площадь, чтобы я могла полюбоваться видами Авиньонета – я оценила его тактичную, скупую заботу. Затем подвез меня к синему указателю, где было написано "сито де катар", и очень серьезно объяснил, что здесь, на этом самом месте, катары убили зловредного кюре, после чего франки пошли штурмовать Монсегюр.

Завершив рассказ, толстяк повторил его еще несколько раз, убедился в том, что я все поняла (он заставил пересказать услышанное), строго поглядел на меня и полез обратно в машину. И мы поехали обратно, в Тулузу.

Мимо проносились поля, маки, колосья, холмы, виллы со щьенами. Толстяк поведал, что он – архитектор и много лет работал на Мартинике. После этого он поставил кассету с латиноамериканской музыкой. "Гуантанамера" в исполнении Дина Рида и прочее звучало странновато здесь, среди холмов Лангедока.

Мы ехали молча, поскольку толстяк не обладал той неуемной жаждой общения, какой был наделен Гомер, и не умел бойко болтать на незнакомом языке. Когда мы добрались до Тулузы, он подарил мне на прощание эту кассету с латиноамериканской музыкой и все-таки улыбнулся, когда я сказала: "Мучо грасиас".

***

Н.А.Осокин в своем фундаментальном труде "Первая инквизиция и завоевание Лангедока французами" (60-е годы XIX в., Казань) время от времени принимается рассказывать о каком-то Арнальде Каталонском, который плавно перетекает в Вильгельма Арнальди, а затем и в Гильома Арно. "Жизнеописания трубадуров" по этому поводу сообщают, что в Тулузе действительно выкинули из монастыря доминиканца Арнаута Каталана, который некогда – возможно – был трубадуром. Поскольку Осокин этот же эпизод относит к "Вильгельму Арнальди", то я сочла возможным поставить знак равенства между бывшим трубадуром Каталаном и инквизитором Арнальди, зверски убитом в Авиньонете.

О самом трубадуре Каталане известно до изумления мало. Книжка "Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов", выходившая в серии "Всемирная литература" (М., 1974) об Арнауте Каталане сообщает лаконично следующее:

"Арнаут Каталан, первая треть XIII в. О поэте известно только то, что он посещал Прованс – может быть, двор графа Тулузского – и североитальянские города (Ломбардию). Судя по имени, был родом из Каталонии".

Стихотворение "…Как-то раз наедине", посвященное неудачному любовному приключению поэта в Ломбардии, приписывается Каталану и приводится в романе в переводе Валентины Дынник.

Другой источник, вообще не содержащий никаких произведений Каталана, – "Жизнеописания трубадуров" ("Литературные памятники"), М., 1993, приводит отрывки из хроник, описывающие различные злоключения инквизитора Арнаута Каталана в Альби и Тулузе. Комментарий лаконично добавляет: "Возможно, речь идет о бывшем (до принятия монашеского сана) трубадуре, авторе шести дошедших до нас кансон, принадлежащем к известной тулузской семье".

Я предположила, что Арнаут Каталан остался для потомства фигурой темной и вынуждена была, за неимением информации, сочинить свою версию. Она, скорее всего, не соответствует истине, но во всяком случае не является принципиально лживой.

Вообще же почти все эпизоды романа, за исключением нескольких последних, являются вымышленными. Единственный принцип, которого я придерживалась железно – это принцип непротиворечивости. Возможно, события происходили не так и не с этими людьми; но они МОГЛИ происходить так и с этими людьми.

Например, известно, что святой Доминик как-то раз отобрал у палачей осужденного еретика, сняв того чуть ли не с костра. Еретик не только не поблагодарил, он еще долго коснел в ереси и при жизни Доминика так и не раскаялся. Этим человеком явно не был, но МОГ быть Арнаут Каталан. Не знаю, приходил ли к нему Доминик после смерти. Но – мог.

Что касается Саварика де Маллеона, названного в романе Нечестивцем, то я долго колебалась – приписывать ли его все это озорство или не стоит. Действительно существовала пьеса "Ересь попов", игравшаяся при дворах провансальских сеньоров. Саварику же почтенный цистерцианский монах, Петр Сернейский, автор хроники Альбигойской войны, посвятил поистине вдохновенные строки – бранные эпитеты в адрес Саварика де Маллеона, ни разу не повторяясь, занимают почти треть страницы большого формата ("Жизнеописания трубадуров"). Чем-то допек католическое духовенство этот сеньор. Поэтому не думаю, что оклеветала его. В принципе, эн Саварик мне весьма симпатичен.

Судьба Авиньонета после убийства инквизиторов сложилась так: на город был наложен интердикт (запрет на все религиозные обряды). Папа Римский особой буллой (от 10 июня 1243 года) распорядился причислить убитых к лику мучеников. Под интердиктом город прожил очень долго. Когда спустя сорок лет папа в Риме подписывал разрешение, снимая интердикт с Авиньонета, в городе сами собой зазвонили колокола. Предполагаю, что это была церковь Чудотворной Божьей Матери, которая стоит в центре Авиньонета. Это очень старая церковь с красивой восьмигранной колокольней. В церкви имеется довольно помпезная картина в духе академистов, на которой истекающие кровью благообразные инквизиторы-мученики возносятся на небо, где их встречают ангелы.

В Авиньонете находится также памятник крестоносцу – каменный воин с суровым и грубым лицом, который глядит на зеленые и желтые поля Лорагэ с авиньонетского холма.

Отсюда начался последний поход против катаров – на Монсегюр. После расправы с инквизиторами последние защитники независимости Лангедока подняли в стране мятеж. Война шла два года. Спустя два года после гибели Каталана Монсегюр пал.

***

Выписывая даты основных событий, затронутых в романе, я обнаружила, что это преимущественно даты смертей. Предвидя обвинение в некрофильских наклонностях, сообщаю:

6 августа 1221 года умер святой Доминик (в монастыре св.Николая, в Болонье). Видимо, мне уже не удастся переломить общее убеждение в том, что Доминик де Гусман был первым великим инквизитором. Приведу хотя бы слова Г.К.Честертона ("Вечный человек"): "Святой Франциск и святой Доминик стоят в истории рядом, потому что они делали одно дело; однако мы разделяем их самым странным образом… Доминик для нас – палач, завинчивающий испанский сапог, Франциск – добряк, плачущий над мышеловкой… Назвать ребенка Домиником – почти то же самое, что назвать его Торквемадой… Всякий, кто знает хоть немного о Доминике, знает, что он – миссионер, а не преследователь, что дар его – четки, а не дыба и дело его бессмысленно, если бы он не обращал людей…"

12 июля 1222 года умер старый граф Тулузский – Раймон VI (в Тулузе, недалеко от того места, где сейчас находится музей св.Раймона, в двух шагах от собора Сен-Сернен).

В 1224 году Амори де Монфор ушел из Лангедока, забрав из Каркассона ларец с прахом своего отца графа Симона.

25 декабря 1231 года умер епископ Тулузы Фалькон. Вообще же Фалькон, насколько можно судить по "Жизнеописаниям трубадуров" (если отринуть все недоброжелательные комментарии) был человеком с нестандартным складом ума, не трусливого десятка и глубоко верующим. Его избрали епископом Тулузы после скандала – предшественник Фалькона на этом посту, некий Раймон де Рабенстенс, был лишен кафедры папским декретом. Фалькон, похоже, был довольно близким другом святого Доминика. В обоих наиболее популярных изданиях о трубадурах – "Трубадуры. Миннезингеры. Ваганты" (БВЛ) и "Жизнеописания трубадуров" – год смерти Фалькона указан 1213; что, вероятно, является следствием опечатки, повторенной затем в следующей книге. Смерть в 1213 году, по меньшей мере, помешала бы Фалькону "играть неблаговидную роль" (как сообщается в примечаниях) во время Великой Осады Тулузы (1218). Фалькон был похоронен в часовне аббатства Гран-Сельв недалеко от Тулузы. Могила его исчезла под развалинами.