Жизнь и смерть Бенито Муссолини
Шрифт:
Немцы, проведя разведку в Риме, узнали, сколь роскошно одеты итальянцы (когда и где итальянцы могли упустить возможность красиво одеться и себя показать?), и решили не ударить перед «скромниками» лицом в грязь, тоже оделись в самые праздничные костюмы.
Фюрер ожидал дуче в Мюнхене. Он был одет в форму нацистской партии, в коричневую рубашку под кителем (который все знали по фотографиям), черные брюки (положенные по протоколу, о чем фюреру постоянно напоминал шеф службы церемониала).
встреча произвела впечатление на Муссолини. Вдоль улиц были выставлены шеренги солдат в стальных серых касках, здания украшены знаменами. Несмотря на проливной
В кабинете фюрера в мюнхенском «Коричневом доме» висел только один портрет — Фердинанда Второго, а у стены скульптура — бюст Бенито Муссолини. Об этом дуче не был осведомлен, не сказал о бюсте ни Чиано, никто другой. Муссолини не мог скрыть своего восхищения.
В ходе первой беседы Гитлер был суетлив, говорил повышенным тоном, перескакивал с одной темы на другую. Все это фиксировал ум Муссолини. Кульминационным моментом был грандиозный митинг в Берлине, где Гитлер и Муссолини заявили о дружбе между двумя нациями; до этого они отработали в деталях условия антикоминтерновского пакта, к которому Италия присоединилась 6 ноября 1937 года (как заметил Чиано, чтобы показать свое отношение к 20-й годовщине Октябрьской революции в России).
Вот как описывала эти события Ракеле Муссолини.
По возвращении из Мюнхена и Берлина Бенито рассказал мне детали визита, о том грандиозном приеме, который был ему оказан, о фантастических парадах, данных в его честь. Он сказал, что в особенности его поразили немецкая организованность и военный аппарат. «Это — превосходная машина, все части которой действуют отлаженно и точно». Рассказывал он и о забавных происшествиях, когда, по воле случая, оказывались под угрозой все тщательные приготовления. Я привожу его слова.
«Во время военного парада тамбурмажор в какой-то момент сделал неловкое движение, и его палочка полетела в голову следующего за ним всадника — солдата. Его лошадь закусила удила и побежала вскачь прямо перед правительственной трибуной. Гитлер засмеялся, я — тоже. После он доверительно сказал мне: «Кто знает, как это обернется дан бедняги солдата? Теперь вся отличная немецкая организация придет в движение. Генерал накажет полковника, полковник накажет майора, майор — капитана, капитан — лейтенанта, лейтенант — адъютанта, адъютант — сержанта, сержант — капрала и, наконец… бедный солдат! Он получит сполна».
Затем, уже серьезно, Муссолини изложил мне политические цели. «Мы хотим создать нерушимый антибольшевистский фронт от Черного до Средиземного моря. Фюрер и я полностью согласны в оценках большевистского маневра в Испании. Я могу сказать, что в Испании мы впервые столкнулись с большевизмом как с активной военной силой. Мы приложим все наши усилия к тому, чтобы расширить и укрепить нашу оборонительную систему. Я настаиваю на том, чтобы она носила только оборонительный характер и не имела никаких военных агрессивных целей. Если нам удастся создать действительно внушительный блок наций, я думаю, что у нас хватит сил заставить Москву ограничить свое поле деятельности пределами собственных границ».
Он говорил мне о «мире латинян» и «необходимости защищать свою цивилизацию». Далее, касаясь нового этапа развития отношений между Италией и Германией, он заявил буквально следующее: «Германия — великая держава, которая отдает себе отчет в том, что другой великой державой на европейском континенте должна быть обязательно Италия. Территориально мы находимся в центре континента, а именно на этой вертикали смыкаются латинские и германские страны; здесь будет биться европейская, христианская цивилизация, способная выступить против любого большевистского и атеистического проникновения».
В 1938 году произошли события, определившие новую ориентацию внешней политики Италии: аншлюс, германские войска вошли в Австрию, 11 марта 1938 года маршировали в Вене, а затем был визит Гитлера в Рим, Неаполь и Флоренцию. Третья встреча Гитлера и Муссолини.
Первая декада мая 1938 года. Ответный визит, или визит вежливости. Главным для Бенито было продемонстрировать Берлину и лично фюреру «готовность итальянского народа всеми силами защищать латинскую цивилизацию».
Как по мановению волшебной палочки был воздвигнут Остийский вокзал; улицы Рима украшены и освещены даже днем. Особенное впечатление на Гиглера произвели игра света и фейерверк, устроенный в Колизее. Он чуть было не выпал из машины, стараясь все получше рассмотреть.
В Неаполе прошел смотр военно-морских сил Италии, и, по словам Муссолини, это был превосходный спектакль, убедивший Гитлера в том, что Италия — первая средиземноморская держава, заслуживающая занять достойное место на море рядом с Германией.
Ракеле Муссолини старалась в своих записях как можно достовернее передать хронику тех дней. Во время визита Гитлера в Рим, писала она, создалась щекотливая ситуация, повлекшая за собой некоторые осложнения в отношениях между королем и Муссолини. «Не испытывая большой симпатии к Витторио Эмануэле, Гитлер хотел быть постоянно со мной», — делился Муссолини. Но дуче дал ему понять, что протокол должен соблюдаться по всей строгости. Во время приемов в Риме, а также в Неаполе дуче старался почтительно держаться позади, оставляя почетное место королю. В Риме Гитлер должен был быть гостем Квирииальского дворца, а не Муссолини. Фюрер был этим чрезвычайно раздосадован и сказал дуче, что его не радует «малоподобающее гостеприимство королевского двора». Кроме всего Гитлеру не понравились блюда, которыми его угощали в Квиринале, он нашел их «очень скудными» и совсем «не королевскими».
Хорошее настроение вернулось к Гитлеру только во Флоренции, когда они остались вдвоем с Муссолини. Именно во Флоренции два лидера почувствовали себя непринужденно. Здесь они могли, между посещениями музеев, восхищаясь шедеврами живописи, поднимать тосты, «крепить и упрочивать связи между двумя нациями, между фашизмом и национал-социализмом». Но если у Гитлера и Муссолини все внешне шло как по маслу, то между дуче и королем наметились некоторые разногласия. Король помнил, как после провозглашения империи палата депутатов и сенат совместно обсуждали предложение Костанцо Чиано и Эмилио де Боно о присвоении королю и дуче званий первых маршалов империи. Король не желал быть ни с кем на одном уровне. Король не скрывал своего недовольства неожиданным присвоением званий. Его самолюбие монарха было задето. Бенито Муссолини с тех пор редко надевал форму первого маршала и почти никогда в присутствии короля. В данном случае он был деликатен.