Жизнь и становление господина мага. Книга II - Юность
Шрифт:
Повторно оказавшись в её разуме, активно добавляю смелости, бойкости, заинтересованности… Пока что всё это были просто наведёнными чувствами, не более, ибо я не хотел создавать журналистке полноценные закладки. Этих эмоций хватит на час-другой, а потом сие просто испарится.
«Поиграй с ней, — шепчет Лин, — тебе давно пора расслабиться с женщиной. Раз уж залез к ней в разум…»
Хмыкнув, проверяю её память не только на наличие мужа, но и более полноценно. Не хотел, но… плевать, ситуация стала этого требовать! Быстро узнаю, что Литхаузер уже три года как перестала быть девственницей. Причём
Что же, не страшно. Всё-таки сейчас у неё никого нет, кроме старательно, но крайне неуклюже подкатывающего Фреда, того самого спутника. Сама Лиода относится к нему вполне нейтрально, просто не замечая столь неумелых комплиментов.
Стоит ей воспользоваться? Раз рыбка сама плывёт в руки… Да! Да! А ещё можно будет изменить ей внешность, начать дорабатывать плоть, добавлять нужный мне функционал, убирать бесполезное… Во что она превратиться по итогу? Смогу ли я отведать её, во всех смыслах..?
Кроме вышеозвученных эмоций, прибавляю ей откровенное сексуальное желание, направленное в мою сторону. Но не простое и тупое, а чуть более тонкое: она замечает моё красивое лицо; яркие глаза; уверенную речь; позу; стройное, сухое тело… Вспоминает мой статус и возможные перспективы, находит поддержку в сказанных ранее словах…
Во-о! Отлично! Вижу пробуждающийся интерес! И плевать, что я малолетка — третьекурсник тринадцати лет. Всё это просто затирается из её сознания.
— Тогда ещё раз, — спрашивает Лиода, перелистывая страницу в своём блокноте. — Как тебя зовут?
Подкидываю в воздух десяток люмосов, чтобы давали дополнительного освещения, но не ослепляли продолжавших подтягиваться людей.
— Вольфганг фон Шахлендорф. Сын барона Эмерика фон Шахлендорфа, главы Первого научного отдела Рейха, — гордо произношу в ответ.
Девушка приметила эту эмоцию и я увидел, как её карандаш поставил соответствующую пометку.
— Начнём с простого, — улыбается Литхаузер. — Что ты делал на улице в столь ранее время?
— Гулял после напряжённого и достаточно тяжёлого дня, — отрыто говорю ей. — Узнал слишком много трудной для восприятия информации.
— Неужели о том, что сегодня последний день каникул и завтра нужно в школу? — притворно округляет она глаза.
Лиода никогда не решилась бы на такие слова, но сейчас её эмоции надёжно держались в моих руках. Я управлял ей, но не напрямую, а словно марионеткой на ниточках.
— Именно! — позволяю пройти шутке, ведь это немного снижает напряжение собирающейся толпы. Большинство магов создают себе образ таинственности и серьёзности, особенно при работе с простецами. Я захотел немного разбавить это.
От людей послышался смех, на что я также растягиваю губы в улыбке.
— Если же говорить честно, — своей силой немного меняю интонацию, делая её более проникновенной. — Мы с отцом посещали поместье Министра Магии.
Смех замолк, лица людей резко приобрели серьёзность. Даже Литхаузер едва уловимо нахмурилась.
— Разумеется, мы были там не одни, — даже не вру, домовые эльфы ведь тоже считаются. — Речь, само собой, шла про тьму, облако и проклятие.
Послышались едва уловимые шепотки, карандаш журналистки
лихо выписывал строки в блокноте. Фред поставил свой громоздкий фотоаппарат и пытался поймать меня в кадр.Энергия внутри хлещет и требует… Чего? Действовать. Активно и постоянно!
Кладу руку на стол трибуны и замечаю посиневшие ногти. Это было слаборазличимо, словно чрезмерно далеко зашедшая бледность. Я меняюсь. К чему это придёт? Я всё ещё человек? А какая разница?!
— Были найдены доказательства преступной деятельности врагов Рейха! — резко поднимаюсь я, оглушительно ударяя по столу. Кажется тело и физически стало крепче… — Их задумка предельно проста — изжить немецкий народ! Мой народ, который не может ответить, прижатый со всех сторон! Люди не готовы к столь сильной агрессии!
Эмоции бьют через край. Мерзость скребёт лапой по сожжённому полу, который, несмотря на защиту от магии, был поеден кислотой от её слюны почти на три сантиметра. Кемпински изо всех сил старается хоть как-то освободиться, но зачарованная кушетка и руны не позволяют чрезмерно активничать. Химера смотрит на её сочную грудь, плоский живот, милое личико, отчего уже мой язык мимолётно проходит по губам, смачивая их и сглатывая слюну.
«Но я лучше!» — различаю крик Лин, дёргающей меня за плечи, но не в силах сдвинуть тело, наполненное чудовищной энергией «бога».
— Я настаивал, я требовал у Министра адекватного ответа на мольбы моих сограждан! Но герр Гриндевальд поведал такому неразумному школьнику, как я, следующее: «В-первую очередь правительство позаботится о своём народе, а лишь во-вторую будет искать способы наказать врагов»!
Восторженный гул поднялся на улице. Людей собиралось всё больше и больше. Я замечаю мысли других журналистов и даже магов, — чьи амулеты взламываются практически на ходу, — которые трансгрессировали сюда и уже кому-то что-то надиктовывали через Патронусы.
— Вольфганг! — с непонятной интонацией воскликнула Литхаузер, прижав блокнот к своей объёмной груди. — Это..! Ты..!
— Но они не знают, что ещё никогда в истории, — по-прежнему стоя на ногах, озвучиваю я, — Германия не была столь сильна, как сейчас! О Рейхе будут слагать легенды! Противники уже исходят завистью к нашим успехам, ведь видят результаты взаимодействия волшебников и простых людей! Никто не может достичь такого уровня! Никто!
Толпа радостно вопила.
— И мы! — говорю отрывисто, на выходе, продолжая играть интонацией, откуда-то интуитивно понимая, как сказать, как вызвать и удержать эту толпу. Её эмоции, её стимул!
Словно с подбрасыванием Куба, — мелькает мимолётная мысль, — чужие навыки, откуда они во мне?
— Станем примером! Для всего мира! Воспитаем поколение новых людей! Каждый немец вознесётся на недосягаемую величину! Никто не останется голодным! Никто из нас, мои сограждане, не почувствует более разочарования в своей стране. Все и каждый, с гордостью будет говорить: «Я — гражданин Рейха!»
У Лиоды в глазах стояли слёзы. Люди неистовствовали, а я резко спрыгнул с импровизированной трибуны. В груди чувствовался поток недосказанных слов. Хотелось продолжать, заводить и заводить толпу, пока она не взорвётся. Повести её к врагам, уничтожить их! Обратить гнев на других!