Жизнь и судьба Федора Соймонова

«18 июня (№ 3123). Слушали из правительствующего Сената указ о учинении Обер-прокурору Соймонову обще с капитан-командором Вильбоа и капитаном над портом Калмыковым всем кораблям, фрегатам и прочим военным судам ревизии со свидетельством и подпискою мастеров, сколько ныне годных во флоте военных кораблей и прочих судов по званиям, и которыя какой требуют починки, и которыя уже в починку не годны, и о свидетельстве в гаванях и в цитадели и у Кроншлота, також и по другую сторону Кронштадта к выборгской стороне от острова и до выборгскаго берега фарватеров, в какой оные ныне глубине состоят, и о взятии планов и о прочем приказали: о получении онаго указа в Сенат репортовать, а в Кронштадт к адмиралу Гордону и в контору Кронштадских строений послать указы и велеть во всем исполнять и чинить по силе вышеозначеннаго указа, а какие о показанном фарватере и берегах имеютца карты, також о ветхости Кронштадских крепостей чертежи, оные собрав и учиня выписку предложить коллегии».

Изучив планы и осмотрев фарватеры, Соймонов предложил «для предосторожности» затопить у Кроншлота и цитадели «в расстоянии 50 сажен по 10 барок, нагрузя каменьем». Однако дело сие так и не продвинулось.

После вторичного назначения Федора Ивановича «в Адмиралтейскую коллегию в генерал-кригс-комисары» да еще с правом «в коллегии поступать, яко вице-президент» и с чином вице-адмирала, отношения его с графом Головиным вконец расстроились. В декабре девятнадцатого дня представил Федор в коллегию обширный доклад о десяти пунктах «О непорядочных, а также казне убыточных поступках, учиненных противно портному регламенту, усмотренных в бытность генерал-кригс-комисара вице-адмирала Федора Соймонова в Кронштадте». С той поры без малого два месяца минуло, а на обсуждение и намека нет, все в том же беспорядке и ныне усмотрено. Это он увидел во время своего последнего пребывания в Кронштадте уже этой зимою. Господин адмирал на его доношение новое только лишь одним глазом глянул и тут же отворотился и нос сморщить изволил. Лучше бы прямо в Кабинет Артемию Петровичу или графу Остерману в Военную комиссию взнесть...

Плохи были дела на флоте, ох плохи. Катастрофически не хватало денег. Старые корабли обветшали, новых почти не строили. Из тридцати трех штатных кораблей и фрегатов налицо были только двадцать четыре, включая и ветхие.

2 Прибавление. О СОСТОЯНИИ РУССКОГО ФЛОТА

Мы привыкли считать русский флот XVIII века, «любимое детище Петрово», могучей и непобедимой армадой. Привыкли к его блестящим викториям, когда «небываемое бывает». И смотрим на тот далекий от нас парусный флот часто с позиций современных. Ныне быстроходные стальные корабли с атомным сердцем — поистине несокрушимые крепости на воде, автоматизированные чудовища, начиненные электроникой, механизмами и смертоносным оружием, при которых как-то незаметно действуют люди-призраки, люди-автоматы. Но это и сегодня неверно, а два с половиной столетия назад?..

В книге «Беринг», выпущенной в 1939 году, ее автор Б. Г. Островский пишет: «К концу царствования Петра Балтийский флот заключал в себе более 400 единиц при 14960 матросах и 2106 пушках. Однако большое количество судов петровского флота не должно вводить нас в заблуждение. Суда того времени, все эти двухдонные, трехдонные фрегаты, гакботы, шнявы, корабли бомбардирские, бригантины, галеры, яхты, галиоты, боты, флейты и т. д., отнюдь не отличались высокими боевыми и мореходными качествами. Они имели массу дефектов, с современной точки зрения совершенно недопустимых и приводивших подчас к немалым бедствиям во время плаваний или сражений. Суда, обычно, были малого водоизмещения, осадка не соответствовала расчетам, оказывалась то слишком малой, то, наоборот, большой, имели значительный дрейф, рангоут был слаб, множество всяческих ненужных надстроек мешали управлению парусами и артиллерией, орудия были размещены на судах неудобно, порох был плохого качества, судовые каюты тесны и не удовлетворяли самым основным гигиеническим требованиям, вследствие чего при дальних плаваниях, особенно если ощущался недостаток в пище и она была неудовлетворительна, жизнь в этих каютах приводила к массовым заболеваниям личного состава...

При лавировке суда требовали огромного искусства от моряков, и потому заслужить звание опытного капитана было в то время делом далеко не легким».

Добавим, что, поскольку единственным источником энергии на судах парусного флота оказывались матросские руки, брать на борт приходилось множество людей. Корабли оказывались невероятно перенаселенными, и команды жили в страшной тесноте. Большие экипажи требовали увеличения запасов продовольствия, воды. Матросов следовало одевать, снабжать деньгами, учить...

После Северной войны на Балтийском море наступило затишье и русский флот мало плавал. Суда стояли на приколе в гаванях, а экипажи, не имея каждодневной практики, утрачивали не только боеспособность, но и мореходные качества.

По смерти царя-преобразователя положение во флоте стало еще хуже. Стремясь поправить государственные финансы, министры Верховного тайного совета при Екатерине Первой решили две трети «офицеров, урядников и рядовых, которые из шляхетства, отпускать по домам, чтобы могли привесть свои деревни в надлежащий порядок». Из флота ушло много опытных офицеров.

Не лучше стало и при восшествии на престол Петра Второго. Вот что пишет историк С. М. Соловьев: «Строение кораблей было прекращено, хотели ограничиться строением одних галер. В апреле 1728 года в собрании Верховного тайного совета, бывшем в слободе (Немецкой — А. Т.), во дворце, по довольном рассуждении, император указал: для избежания напрасных убытков корабли большие, средние и малые и фрегаты, что касается корпуса их и принадлежащего к ним такелажа, содержать во всякой исправности и починке, чтоб в случае нужды немедленно можно было вооружить их к походу, провиант и прочие припасы заготовлять на них подождать, только изготовить из меньших кораблей пять для обыкновенного крейсирования в море, для обучения офицеров и матросов, а в море без указу не выходить; фрегатов к Архангельску послать два да, сверх того, два флейта; а в Остзее крейсировать двум фрегатам, однако не далее Ревеля; галерам же быть в полном числе, готовить и делать их неослабно».

Рассказывают, что Остерман, желая возвратить Петра в Петербург, подговорил родственника его Лопухина представить ему, что флот исчезает вследствие удаления его, императора, от моря; Петр отвечал: «Когда нужда потребует употребить корабли, то я пойду в море, но я не намерен гулять по нем, как дедушка...» Было в ту пору императору Петру Второму Алексеевичу тринадцать лет.

В начале правления императрицы Анны Иоанновны положение в армии и во флоте стало нетерпимым. Пользуясь законом о 25-летнем сроке службы, шляхетство, которое записывалось в полки с детского возраста, массами ринулось в отставку. Солдаты же, для которых срока службы не существовало, бежали из полков. Бессрочная служба означала, что, когда отпущенный наконец по старости или из-за увечий ветеран добирался до родной деревни, у него не оставалось ни привычки, ни сил для крестьянского труда. А посему должен он был питаться от милости родных или односельчан. Оттого и дезертировали солдаты. Многие уходили за границу.

Анна Иоанновна подписала указ об учреждении комиссии для приведения в добрый порядок флота «под дирекцией графа Остермана, понеже в содержании флота и морской нашей силы не меньше нужды, пользы и безопасности государства нашего состоит». При этом на вопрос: быть ли флоту в таком числе судов, какое положено Петром Великим? — резолюция была такова: «иметь старание, чтоб сперва привесть флот в положенное число — 27 кораблей линейных, фрегатов — 6, паромов — 2, бомбардирных — 3, пакетботов — 8». В том же 1732 году была издана и инструкция о разведении и посеве корабельных лесов, также об их сбережении и рубке.

3

Ветхие корабли да негодные постройки флотских магазинов, ставленные еще при покойном государе императоре, были не единственной адмиралтейскою бедой. Соймонов пришел в здание Двенадцати коллегий с твердым намерением претворить в жизнь начертание монаршей воли. К тому склоняла его не только верность присяге, но и душевная склонность. Сколько лет было отдано флоту!.. Получив новую должность из рук Артемия Петровича Волынского, Федор с первых же дней вступил в контры с президентом коллегии адмиралом Головиным. И в душе многие чиновники были на его стороне. Всем надоела неразбериха в делах коллегии, засилье и высокомерие иноземцев, их воровство, при котором самые лакомые куски плыли в карманы Сиверсов, Гослеров и Гордонов. Остальные довольствовались крохами.

Но с другой стороны, за спиною графа Головина в качестве его протектора стоял сам Андрей Иванович Остерман. Да и крутовато брал новый вице-президент... А ну как вышнюю власть в коллегии возьмет?.. Легко быть бессребреником, когда какие ни на есть, а деревеньки водятся, да и от государыни подарки детишкам на молочишко перепадают. А заведет новые регулы в коллегии, так остальные-то и от малых своих доходов отстанут. На жалованье государевом ног не понесешь.

Все эти незримые подводные течения с самого начала показали Федору, что непросто будет протащить коллежский корабль по отмелой воде ведомства. Как и при дворе, занятом мелкими внутренними интригами, чиновники Адмиралтейства волокитили. Через заседания, с благословения Головина, проходила масса мелких, мелочных дел, вполне способных к решению на местах. Большие же радикальные идеи и предложения, как волны, дробились и затухали на мелководье. В последние год-два все вообще стало как-то неудержимо ползти и рушиться. То стояло и как-то держалось, а тут... Затрещала сама государственность, где уж флот удержать. Знать, подошло и назрело время перемен, а вот каких?..