Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Одним утешением для меня было тогда присвоение пресловутой ВАК мне ученого звания профессора механики.

Кстати, насчет звания профессора. Получив докторскую степень, я тотчас подал в ВАК документы на звание профессора, иначе мне не повышали оклад. А вскоре из этой милой организации пришло письмо, что мне отказано в присвоении звания (запомните: ученую степень «присуждают», а звание — «присваивают»!), за нарушение такого-то пункта, такого-то Положения ВАК. А такого Положения в Ученом Совете вообще не оказалось.

Еду в Москву, прибегаю в ВАК — в чем дело? Симпатичная девочка лет восемнадцати из секретариата взяла в руки Положение и, водя карандашом по пунктам, нравоучительно сказала мне: «Читайте!».

«Документы должны представляться в ВАК в коленкоровом переплете…»

— Да я же именно в коленкор их переплел! — искренне возмутился я.

— Читайте, читайте! — перебила меня девочка, — какие же вы нетерпеливые!

— «… светлых тонов» — дочитал я.

— А у вас коленкор — синий! — констатировала девочка.

— Голубой! — возмутился я.

— Сами вы голубой! — разозлилась девочка, но тут же извинилась, заметив мою реакцию, — я не то имела в виду!

Поняв, что спорить бесполезно, я спросил, почему же в Советах нет этого Положения.

Девочка отошла, видимо, к начальству, а потом подошла снова и смущенно ответила:

— Видите ли, мы забыли разослать это новое Положение по институтам. В ближайшее время разошлем.

Я чуть ли ни на коленях выпросил у девочки мое дело «на часок», оставив свой паспорт. Стремглав я бросился в ближайшую переплетную мастерскую, оказавшуюся подозрительно близко от ВАК. Хитрый переплетчик сказал мне, что работы много и велел позвонить через недельку-другую.

— Я приехал из Петропавловска-Камчатского! — взволнованно врал я, — сделайте, пожалуйста, сейчас, сколько с меня! — выпалил я одной фразой.

Переплетчик долго смотрел то на дело, то на меня, и назвал десятикратную сумму. Я тут же заплатил деньги и попросил поставить коленкор посветлее.

— Да тут мы специально белый коленкор приобрели, — улыбаясь, пояснил переплетчик, — ваш брат-ученый сейчас косяком сюда ходит!

Возвращая дело в белоснежном переплете, я поинтересовался у девочки, зачем им коленкор светлых тонов.

— Видите ли, серьезно заметила мне она, — мы на переплете ставим темным маркером номер дела, а на темном коленкоре он будет незаметен…

Я не позавидовал моим коллегам с Дальнего Востока, того же Петропавловска-Камчатского, и счастливый уехал домой. Примерно через неделю меня утвердили в звании профессора.

«Абриебшь аспорт абстазара»

Так как это утверждение давало существенный выигрыш в зарплате, я должен был «поставить баню» в своем клубе и «обмыть» аттестат профессора.

Мы собрались как-то вечерком в своем постоянном составе. Меня заставляли окунать открытку с утверждение в напитки, которые я поставил, и с нее потекли чернила. Баня прошла весело. Вася сделал мне массаж и уже не душил, как раньше. Более того, он тихо поблагодарил меня за то, что я «оставил в покое» Томочку, и даже за то, что я «сохранил ее честь» перед поездкой в Киев.

— Вот сучка, все Васе рассказала! Ну и бабы пошли! — философски подумал я про себя.

Сам я действительно «оставил в покое» не только Томочку, но и других дам, с которыми периодически нет, нет, да и встречался, но даже «заморозил» свои отношения с мамонтовской Тамарой. Она искала меня всюду, но я просто прятался от нее. Та все поняла, и временно отошла на все 100 % к Бусе, чему тот был, безусловно, рад.

Под конец в бане остались только я и инструктор Обкома Партии по имени Володя — остальные разошлись по домам. «Что это, всех партийных начальников, начиная с Ленина, Володями зовут?» — подумал я. Инструктор, примерно мой ровесник, жаловался мне, что его против желания направили на работу в Курск из Москвы, где он родился и счастливо жил. На почве любви к Москве мы с Володей почувствовали себя родными; пили на брудершафт и целовались. Затем он заспешил:

— Давай зайдем сейчас в ресторан «Октябрьский», он недалеко! Хочу пропить взятку, которую мне всучили сегодня. Понимаешь, надеваю пальто, а в кармане — пачка денег! Кто положил, за что — ума не приложу! А чтобы жене не досталось, давай все пропьем вместе!

Сказано — сделано. Мы вышли на улицу Троцкого, пардон, Дзержинского и Володя, не глядя по сторонам, стал посреди дороги, подняв руку. С визгом тормозов остановилась какая-то служебная черная «Волга». Водитель, разглядев лицо инструктора, живо открыл двери и пригласил нас сесть. Он что-то лакейски плел инструктору, а тот только важно произнес: «Ресторан «Октябрьский»!».

Минут через пять подъехали, выскочивший водитель резво отворил нам двери, и мы вошли в ресторан. Зал был почти пуст, время — позднее. Молоденькая вялая официантка неохотно подошла к нам и подала меню.

— Шампанского — десять бутылок! — приказал Володя, не глядя в меню.

— Шампанского нет! — устало произнесла официантка.

Володя внимательно посмотрел на нее и, тоном, не терпящим возражений, приказал:

— Девочка, позови кого-нибудь из старших, мэтра, кого-нибудь посерьезнее, в общем!

А к столу уже неслась, переваливаясь, как утка, толстая женщина-директор ресторана.

— Какими судьбами, Владимир Никитич, а мы уже решили, что вы забыли нас! — гостеприимно улыбалась толстуха, — что кушать будете? — спросила она.

— Шампанского — десять бутылок! — повторил свой приказ Володя.

— Шампанского — быстрее! — бросила директор, стоявшей поодаль официантке с раскрытым от удивления ртом, и та умчалась.

Вскоре она принесла первые пять бутылок. Я с грустью рассказал Володе, как в прошлое посещение «Октябрьского» я случайно разбил витраж на потолке пробкой от шампанского. И что нас всех чуть ни выгнали из ресторана как хулиганов.

Володя, выслушав меня, взвинтился.

— Гады, жулики! Бей им витражи, открывай бутылки и бей — я отвечаю! — возбужденно кричал Володя, и сам открывал бутылки, направлял их пробкой в витражи. И я старался тоже, но у нас ничего не получалось. То пробки попадали в переплет витража, то не долетали, то хлопались в стекло недостаточно сильно. Потом я понял, что нам подавали охлажденное шампанское для начальства, а пробки из такого «стреляют» не так сильно, как из теплого

— которое для «народа».

Все десять бутылок бесполезно были открыты. Посетители с интересом наблюдали за нами; официантка же безразлично смотрела на происходящее.

— Не везет! — констатировал Володя, и, вспомнив поговорку: «Не повезет

— и на родной сестре триппер схватишь!» — захохотал.

Мы с трудом выпили «из горла» по бутылке шампанского и, шатаясь, вышли не расплачиваясь. Володя остановил какую-то машину, водитель которой, сняв шапку, поклоном приветствовал Володю.