Жизнь как жизнь

– Давай, давай, конечно, наточим.

Вскоре ребятишки прибежали из школы. Все сели обедать. Молча гремели ложками. Проголодались. Когда щи и каша были съедены, защебетали. Наперебой начали рассказывать, что было в школе, кого встретили по дороге домой. Старшие с умилением смотрели на них. Потом Нюрка встрепенулась, собрала со стола пустую посуду и понесла её в упечь мыть.

Вечерело. Управившись со своими делами в избу к Сазоновым потянулись бабы. Каждая переступая порог крестилась на красный угол, здоровалась с мужиками.

– Разболокайтесь вот здесь, – каждую встречала Алёна, – да присаживайтесь пока на лавку.

– Васятко! Неси из упечи табуретки, корыто будем ставить.

Табуретки поставили посреди избы, на них водрузили корыто. Алёна начала распределять обязанности:

– Мужики, вы садитесь за стол, вилки резать будете. Васятка неси из сеней стиральное корыто, резаные вилки в него складывать будем. Нюрка, Глашка! Подтаскивайте тяте с дядей Гришей вилки капусты.

Девчонки челноками шныряли из избы в сени и обратно. Скоро весь стол был завален вилками капусты. Мужчины с хрустом разваливали вилки, вырезали кочерыжки и складывали их в отдельный таз. Работы не нашлось только Лёшке. Он забрался на родительскую кровать и с интересом наблюдал за происходящим в избе.

Стиральное корыто скоро наполнилось четвертинками вилков капусты. Две женщины взяли его за края и с грохотом вывалили капусту в деревянное корыто.

– Ну, с богом! – сказала тётка Степанида.

Все бабы перекрестились, взяли в руки тяпки, и пошел стук – перестук. Сначала слышен был только хруст, а потом стук тяпкок стал глухим.

– Погодите, бабы, сейчас посолю.– Алёна взяла миску с солью и горстью стала посыпать капусту по всей длине корыта, потом тяпкой переворошила еще не достаточно мелко порубленную капусту. И снова тяпки начали выбивать весёлую, как перепляс, дробь.

Через несколько минут капуста в корыте была доведена до кондиции. Бабы присели на скамейки передохнуть, а Алёна ведром стала выгребать из корыта рубленую капусту и высыпать её в кадушку.

Когда деревянное корыто было освобождено от порубленной капусты, и надо было насыпать новую порцию, Алёна увидела, что стиральное корыто наполнено четвертинками вилков только наполовину, а мужиков за столом не было. «Курить, поди смылись.» Но тут дверь в избу распахнулась, и опираясь на костыли, мужики друг за другом перепрыгнули через порог.

– Ого! Вы уже управились? Ну посидите, мы мигом корыто накромсаем.

Мужики уселись за стол, и вилки снова с хрустом разваливались на половинки и четвертинки, кочерыжки летели в таз.

– Девчонки! А вы, что дремлете? Видите, на столе вилки уже заканчиваются. Таскайте скорей! – девчонки нехотя встали с лавки и поплелись к двери. Видимо игровой азарт прошёл, и теперь им приходилось отбывать повинность. – Васятко, капусту в кадушке утрамбуй хорошенько, а потом кочерыжки начинай чистить, и складывай их в кадушку.

Четвертинки вилков снова с грохотом посыпались в деревянное корыто, и пошёл вновь бодрый перестук тяпок. Девчонки подтаскивали вилки из сеней, Василий чистил от кожуры и одеревеневших волокон кочерыжки. Работа кипела.

Часам к девяти приготовленные кадушки были набиты капустой. Нерубленными остались только зеленые листья, которые заквашивались для приготовления щей.

– Вы, бабы, зеленую дорубайте, а я самовар ставить буду, да на стол собирать. – сказала Алена и отошла от корыта.

– Девчонки, Лешка! Идите в упечь я вам молока налью. Поешьте и забирайтесь на печь спать.

Алена поставила самовар, вытерла со стола, принесла из погреба грибов, моченой брусники, поставила в печь сковороду с уже сваренной картошкой. Пусть подогреется пока. Перестук тяпок смолк. Бабы закончили рубить зеленую капусту и начали собираться домой.

– Ой, бабоньки! Куда это вы? За стол все, за стол! Чай опашку отметить надо.

Бабы, как бы нехотя потянулись к столу. Хотя все хорошо знали обычай, что после любой коллективной работы, какое бы тяжелое время не было, следовало угощение. Рубкой капусты заканчивались все сезонные работы в деревне, и хозяева начинали заниматься своими домашними хлопотами.

Хоть и большой был стол у Сазоновых, но чтобы всех усадить, пришлось тесниться. Алена принесла на стол картошку, поставила пшённик в большой металлической миске и, наконец, водрузила на стол неведомо как добытые бутылку вина красненького и чекушку водки для мужиков. Андрей разлил по стаканам вино, себе и Григорию налил водочки.

– Ну, бабоньки, спасибо за помочь! Давайте выпьем с устатку, да закусим чем бог послал.

Бабоньки морщась выпили, мужики опрокинули в рот водочку, и уже не перестук тяпок, а стук ложек наполнил комнату. Все, что поставила на стол Алена, компания смела быстро. Пошли разговоры про войну, про работу в лесу, в поле. Всех волновало – когда эта треклятая война кончится. Просили бога, чтобы мужики, которых ещё не убили, домой живыми вернулись.

Алена приволокла на стол ведерный самовар.

– Давайте, чайку попьем. Правда чаю то настоящего нет уж давно. Губу березовую заварила.

– Ой, да губа это хорошо – для здоровья полезна – сказала Матрена – А я этим летом в березняк не сходила по губу-то. Теперь чай завариваю со смородиновыми да малиновыми веточками.

– Веточки то, они тоже силу придают – вмешалась в разговор Степанида.

Бабы напились чаю, начали выбираться из-за стола.

– Марья! Завтра чай у тебя капусту рубить будем? –спросила Алена соседку.

– Ой, да что ты. У меня и капусты то всего ничего – сама справлюсь.

– Чево это, сама? Ну, что бабы, завтра к Марье, да так и пойдем по кругу – подытожила Степанида.

Бабы ушли. Алена быстренько убрала со стола, поглядела спят ли ребятишки на печи. Те спали, как убитые. Придвинула с Василком корыто поближе к столу, освобождая место для матрасов.

– Давайте ложиться, а то завтра проспим…

За ночь снежок землю припорошил. И потекли дни один за другим, похожие как близнецы братья. Григорий, как только по радио передавали сводки с фронта, прилипал ухом к черной тарелке. Так было и в конце февраля сорок четвертого года. Григорий слушал радио, да как заорет:

– Ура! Мою Пустошку освободили! Домой можно ехать!

– Да погоди ты, ехать то. Сейчас все дороги заметены, до Ковернина не доберешься. – урезонил его Андрей.

– Григорий! На прошлой неделе обоз из Семенова в Макарьев проехал. Поди дня через два они возвращаться будут, чай возьмут тебя. А там и до Горького доберешься.

На том и порешили. Однако, ни на другой, ни на третий день обоза все не было.

– Пойду я, наверное. Обоз может другой дорогой обратно проехал. Не могу я больше сидеть на шее. Да и в семье у вас скоро прибавление будет. – Григорий лукаво посмотрел на уже заметный живот Алены. – Не терпится мне – домой надо скорее. О своих ничего не знаю: живы ли они? Где они?