Жизнь коротка

— Не будь наивным, Флокс, — вместо объяснения сказал Крокетт. И Мэнихен сложил заметки в портфель, убрал оборудование, запер холодильник и последовал за Крокеттом в коридор.

У ворот они встретили мистера Паулсона.

— Крок, старина Крок, — проворковал мистер Паулсон, с любовью обняв Крокетта за плечи. — Мой мальчик… Здравствуйте, Джонс. Куда это вы собрались?

— Я… — запинаясь, начал Мэнихен.

— К оптику, — решительно сказал Крокетт. — Я его отвезу.

— А-а, — улыбаясь, протянул мистер Паулсон. — У науки тысяча глаз. Добрый старый Крок.

Они вышли из ворот.

— Берете свою машину, мистер Джонс? — спросил сторож. Четыре года назад он слышал, как мистер Паулсон назвал Мэнихена Джонсом.

— Сюда, — оборвал Крокетт и протянул сторожу пару монет и кусок сахара с ЛСД. — Пососи.

— Спасибо, мистер Крокетт. — Сторож закинул сахар в рот и стал сосать.

Роскошная «ланчия» Крокетта вырвалась на шоссе.

Солнце, Италия, высшее общество… Господи, подумал Мэнихен, вот это жизнь.

— Ну, — сказал Крокетт, — давай подсчитаем плюсы и минусы.

Они сидели в темном баре, украшенном витыми медными рогами, хлыстами и узкими треугольными вымпелами. Крокетт пил виски «Джек Дэниэлс». Мэнихен потягивал «Александр» — единственный алкогольный коктейль, который он выносил, потому что тот напоминал ему молоко.

— Плюс первый, — начал Крокетт. — Никакой пены. Колоссальное преимущество. Тебя прославят как национального героя.

Мэнихен начал приятно потеть.

— Минус первый, — продолжал Крокетт, залпом допив стакан и знаком заказав новый. — Минус первый: остаточные кольца. Недостаток, возможно, преодолимый.

— Вопрос времени, — пробормотал Мэнихен. — С другим катализатором…

— Возможно, — пожал плечами Крокетт. — Плюс второй: сродство, пока необъясненное, к живым организмам желтого цвета. Явно нечто новое. Поздравляю.

— О, мистер Крокетт, — проблеял Мэнихен, потея от еще большего удовольствия при таких речах из уст первого в своем выпуске. — Право же…

— Зови меня Крок, — сказал Крокетт. — Мы друзья.

— Крок, — благоговейно произнес Мэнихен, представив себе «ланчию».

— Минус второй, — продолжил Крокетт, принимая очередную порцию «Дэниэлса». — Раствор оказывается гибельным для организмов, к которым он проявляет сродство. Вопрос — минус ли это?

— Э… — выдавил Мэнихен, думая о восемнадцати окостеневших мышах в холодильнике.

— Негативные реакции порой оборачиваются позитивными, — весомо сказал Крокетт. — Все зависит от точки зрения. Нельзя упускать из виду.

— Да, — решительно кивнул Мэнихен, настроившись не упускать из виду.

— Коммерчески. — Крокетт говорил рублеными фразами. — Возьмем ДДТ. Миксоматоз. Бесценный в Австралии. Кролики. Не нравится мне тот карп.

Из аквариума на столе секретарши они позаимствовали золотистого карпа и в 12.56 опустили его сперва в чистый «Флоксо», а затем в раствор Мэнихена. Нельзя сказать, что «Флоксо» рыбке понравился — она встала на голову на дне большой чашки и резко вздрагивала каждые тридцать шесть секунд, — но жила. После двадцати секунд в растворе Мэнихена она испустила дух и покоилась ныне в холодильнике вместе с восемнадцатью мышами.

— Нет, — повторил Крокетт. — Не нравится мне тот карп. Определенно не нравится.

Они сидели в молчании, отдавая дань усопшей рыбке.

— Резюме, — сказал Крокетт. — Открытое нами вещество обладает необычными свойствами. Смехотворно дешево. Токсично для одних организмов, безразлично для других. Не знаю как — пока, — но тут пахнет деньгами. Идея… идея. Есть одно место, где мы можем… — Он замолчал, как будто не решаясь доверить Мэнихену свои мысли. — Желтый, желтый, желтый. Черт побери, чем желтым мы заполонены, как Австралия — кроликами? Найти ответ, и дело в шляпе.

— Что ж, — вставил Мэнихен. — Полагаю, мистер Паулсон оценит наш успех. На Рождество, наверное, получим премию.

— Премию? — Крокетт впервые повысил голос. — Ты что, спятил?

— По моему контракту результат работы принадлежит «Фогелю-Паулсону». У тебя разве не так?

— Ты что, пресвитерианин? — с отвращением выдавил Крокетт.

— Баптист, — честно ответил Мэнихен.

— Теперь понимаешь, почему нельзя было говорить в лаборатории?

— Ну, — произнес Мэнихен, бросив взгляд на трех дам в мини-юбках, — здесь уютней, атмосфера определенно…

— Уютней?! — воскликнул Крокетт и добавил грубое слово. — Слушай, ты владеешь компанией?

— Компанией? — ошеломленно переспросил Мэнихен. — Что мне делать с компанией? Я получаю семь восемьсот в год, а с вычетом налогов и страховки… А ты?

— Четырьмя, пятью, может быть, семью компаниями, — сказал Крокетт. — Кто их считает? Одна в Лихтенштейне, две на Багамах, одна на имя разведенной тетки-нимфоманки…

— В твоем возрасте… — восхищенно прошептал Мэнихен.

— О, иногда я бросаю Паулсону кость. Низкотемпературная обработка полиэстеров, процесс кристаллизации для хранения нестабильных аминокислот… подобные безделушки. Паулсон пускает слюни от счастья. Но если подворачивается что-нибудь серьезное… Господи, старик, где ты был? Только в Германии у меня четыре патента на отверждение стекловолокна. А уж…

— Не стоит углубляться в детали, — перебил Мэнихен, не желая показаться любопытным. Он начал догадываться, откуда берутся «ланчии», «корветы» и «мерседесы».

— Мы зарегистрируем компанию в Гернси — ты и я, — сказал Крокетт. — Может быть, нам понадобится кто-нибудь еще.

— Думаешь, сами не обойдемся? — тревожно спросил Мэнихен. За последние десять минут в нем проснулся инстинкт капиталиста, не желающего без необходимости делить доходы.

— Боюсь, не обойдемся, — задумчиво ответил Крокетт. — Без первоклассного патолога нам не удастся объяснить, каким образом раствор Мэнихена действует на ядро клетки. Нам понадобится биохимик. Ну и конечно, ангел.