Жизнь Ленина. Том 1

Ясно, что мир между двумя враждующими блоками без участия России означал бы гибель советской власти. Сокольников боялся этого. Ленин боялся этого. В той же мере были против мирных переговоров с Западом Людендорф и Гинденбург: они надеялись выиграть войну, удержать завоеванные русские территории и править Европой. Запад, на четвертый год войны, тоже не решался заключить мир без победы над германским империализмом. Таким образом, хотя всеобщий мир был срочно необходим повсюду, совокупность всех этих факторов повела к его отсрочке — и бросила спасательный пояс большевизму.

В результате, советские и немцы оказались одни у стола мирных переговоров в захолустном Брест-Литов-ске. Забывая о пролитой и еще готовой пролиться крови, Германия в этот момент имела основание торжествовать. Перспектива превращения «фактического перемирия» на Восточном фронте в соглашение о мире позволяла отвести войска, поднять дух в Германии и понизить его на Западе, а может быть, в зависимости от степени внутреннего развала в России, и добиться добавочных аннексий. Военачальники кайзера были достаточно уверены в себе, чтобы мечтать о завершении войны кровопролитным триумфом.

Большевики, со своей стороны, ощущали неловкую изолированность своего положения. Они были отданы на милость Людендорфа. В случае неповиновения с их стороны, он мог занять, несмотря на недоукомплектованность своих частей, Петроград, Украину и т. д. Вспоминая дни Брест-Литовска, Ленин сказал 6 декабря 1920 г.: «Мы... (были) нулем в военном смысле»¹. Советское правительство не было в состоянии защищать страну. В виде предосторожности Ленин даже перенес столицу из Петрограда в Москву. Это произошло в марте 1918 года, и с тех пор Кремль, а не Смольный стал синонимом советов.

ВидД все сильные карты — и военную мощь — у противника, большевики решились действовать со смелостью своих убеждений. Проявить робость перед лицом немецкого Молоха значило встретить отчаянные нападки дома, вражду на Западе и жестокость со стороны милитаристов в остроконечных шлемах. Поэтому советская делегация повела себя вызывающе. Она пыталась выиграть время. Она делала немыслимые требования, изумляя и раздражая своего могучего противника. Не будучи в силах справиться с Германией в вооруженном поединке, большевики вызвали ее на поединок идей и выбили из седла своего соперника.

Для советов Брест-Литовская конференция была одновременно упражнением и в непривычной для них дипломатии и в привычной пропаганде.

В виде предварительного шага к мирным переговорам, 20 ноября Ленин, комиссар по делам национальностей Иосиф Сталин и командир Красной гвардии Николай Крыленко связались по прямому проводу с генералом Николаем Духониным, российским главнокомандующим, в его Могилевской ставке. Разговор продолжался два с половиной часа. Большевики настаивали на немедленном перемирии на всех фронтах с германскими, австрийскими и турецкими войсками. Духонин взял под сомнение правомочность нового правительства. Тогда Крыленко был назначен его преемником. Когда Крыленко с матросским конвоем прибыл в Могилев, Духонин оказал сопротивление и стал жертвой солдатской расправы.

Затем Крыленко отдал приказ прекратить «огонь и братание» и восстановить дисциплину. 27 ноября русские полномочные были пропущены, с завязанными глазами, сквозь немецкие оборонительные линии. Они договорились о прекращении огня. Начало мирных переговоров было назначено на 2 декабря. Местом переговоров был избран Брест-Литовск, ставка германского Восточного фронта.

Беспорядок и разброд господствовали на русских позициях. Вследствие дезертирства, ставшего массовым в последний год царизма и продолжавшегося в течение восьми анархических месяцев Демократической республики, от армии остались кожа да кости. Как боеспособная сила армия почти перестала существовать. Зачем мерзнуть в окопах, когда перемирие с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией все равно неизбежно? Солдаты, в большинстве — крестьяне, возвращались домой, урвать свой клок национализированных угодий. Рабочим хотелось взглянуть на новый рабочий режим, избавиться от вшей и холода. Для русского народа Мировая война потеряла последние остатки смысла. Обитатели большевистской столицы страдали от голода и холода. Такие же или еще худшие условия господствовали в Москве и других городах. Гражданская война между белыми и красными уже отрезала Северную и Среднюю Россию от южных источников продовольствия и горючего.

Помимо вражды со стороны монархистов, меньшевиков и эсеров, большевистская партия испытывала давление внутренней оппозиции по таким вопросам, как война, мир, социализм и т. д. У советской власти было мало сил и много забот.

Столица, Петроград, была темна и безвидна и полна идеологического хаоса. Служащие Министерства иностранных дел отказывались сотрудничать с народным комиссаром Троцким. На сессии Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК), нечто вроде советского парламента, стенографисты объявили 17 ноября забастовку, или, по сути дела, политический бойкот (большевики сочли это «саботажем»).

По подсчету мандатной комиссии, большевистских делегатов было 300, левых эсеров — 169, правых эсеров — 24, меньшевиков — 68 и т. д. Всего ВЦИК насчитывал 670 членов. Большевики были, таким образом, в меньшинстве.

На уже упомянутой сессии выступил от левых со-циалистов-революционеров Гр. Закс, подняв вопрос, ставший впоследствии корнем противоречий между Сталиным и Троцким и сыгравший важную роль в советской истории и внешней политике. Закс поднял его по поводу Брест-Литовских переговоров, обвиняя правительство Ленина и Троцкого в том, что оно взяло «курс на социалистическую революцию». «Но, взрывая мостик, перекинутый на тот берег, не останемся ли мы совсем одинокими? — спрашивал Закс.— Ведь никакой действительной поддержки мы до сих пор ниоткуда не получаем. Западная Европа позорно молчит. Социализм нельзя декретировать» \

Ленин рассердился,— подвергали сомнению его основную концепцию, теорию «искры», на которой основывалась вся советская стратегия. Он заявил, что выражение «Запад позорно молчит» недопустимо в устах интернационалиста. «Только слепой не может не видеть того брожения, которым охвачены народные массы в Германии и на Западе». Верхи, признавал Ленин, состоят из оборонцев. «Но пролетарские низы против воли своих верхов готовы отозваться на наш зов». Ленин объяснил, почему он так думает: в июле и августе 1917 года часть германского флота была охвачена мятежом. «Группа Спартак все интенсивнее развйвает свою революционную пропаганду, имя Либкнехта, неутомимого борца за идеалы пролетариата, с каждым днем становится все популярнее в Германии». Поэтому «мы верим в революцию на Западе»¹.

Ленин верил, что русская искра зажжет социалистическую революцию в Европе, а та спасет и упрочит новый режим в России. Но какова должна была быть природа этого режима в промежуточный период? Советское правительство состояло пока только из большевиков. Оно пользовалось поддержкой далеко не всех профсоюзов и социалистических партий. Важный профессиональный союз железнодорожников, в лице своего исполнительного комитета (Викжеля), потребовал включения в правительство всех социалистических партий: большевиков, меньшевиков, эсеров. Большевики начали переговоры с Викжелем^{224 225}.

Социалисты, не принадлежавшие к большевикам, указывали, что советское правительство имеет слишком узкую базу, чтобы справиться с начинающейся гражданской войной и с растущими хозяйственными и политическими трудностями. Ленин и Троцкий были не согласны: они пошли бы, в крайнем случае, на коалицию только с левыми эсерами — в надежде внести раскол в партию социалистов-революционеров, стоявшую на прочной антиленинской платформе.

Этот вопрос привел к кризису в большевистской партии. 17 ноября 1917 года четыре члена болыневист-ского кабинета — комиссар торговли и промышленности В. Ногин, комиссар по внутренним делам А. Рыков (позже ставший председателем совнаркома), комиссар земледелия В. Милютин и комиссар по продовольствию Т. Теодорович — объявили об уходе из Совета народных комиссаров. Пять других видных большевиков присоединились к ним, заявляя: «Мы стоим на точке зрения необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий... Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чисто большевистского правительства средствами политического террора... это ведет к отстранению массовых пролетарских организаций от руководства политической жизнью, к установлению безответственного режима»¹. В тот же день Ногин, Рыков, Милютин, Каменев и Зиновьев подписали заявление сходного содержания, осуждая однопартийное правительство и снимая с себя ответственность «за эту гибельную политику»^{226 227}. На этом основании они объявили о своем уходе из ЦК партии. Ленин назвал их шаг «саботажем» революции. Когда некоторые из этих либеральных большевиков высказали протест по поводу закрытия антисоветских газет, Ленин ответил издевками.