Жизнь Микеланджело

Тогда Микеланджело спустился и втихомолку посмеялся» [72] .

Кажется, что в самом произведении можно прочесть это молчаливое презрение. Это — буйная сила в состоянии покоя. Оно преисполнено пренебрежения и меланхолии. Оно задыхается в стенах музея. Ему нужен открытый воздух, «свет площади», как говорил Микеланджело [73] .

25 января 1504 года комиссия из художников, куда входили Филиппино Липпи, Ботичелли, Перуджино и Леонардо да Винчи, обсуждала вопрос, где поставить «Давида». По просьбе Микеланджело решили поместить его перед Дворцом Синьории [74] . Перевозка огромной гльибы была поручена соборным архитекторам. 14 мая вечером мраморного Колосса вывезли из досчатого барака, где он находился, проломав стену над дверью. Ночью простонародье бросало каменья в «Давида», чтобы разбить его. Пришлось бдительно его охранять. Статуя подвигалась медленно, крепко привязанная к навесу, так что не касалась почвы, а свободно качалась. Потребовалось четыре дня, чтобы переправить ее от собора до Палаццо Веккио. 18–го в полдень она прибыла на назначенное место. По ночам ее продолжали охранять. Несмотря на все предосторожности, однажды вечером она была забросана камнями [75] .

72

Вазари.

73

Микеланджело сказал одному скульптору, который всячески старался устроить у себя в мастерской выгодное для его вещей освещение: «Не заботься об этом. Нужен свет площади».

74

Подробности этого обсуждения сохранились. (Millanesi, «Contratti artistici», стр. 620 и след.)

До 1873 г. «Давид» оставался на месте, избранном для него Микеланджело, перед Дворцом Синьории. Изъяны, причиняемые статуе дождями, стали внушать беспокойство, и ее перенесли во Флорентийскую академию художеств, в специальную ротонду (Tribuna dej David).

75

Рассказ одного современника и «Флорентийские истории» Пьетро ди Марко Паренти.

Таков был флорентийский народ, который ставят иногда в пример нашему [76] .

В 1504 году флорентийская Синьория стравила между собой Микеланджело и Леонардо да Винчи.

Два этих человека не любили друг друга. Общее обоим одиночество должно было бы их сблизить. Но если они чувствовали себя отдаленными от прочего человечества, то еще более отдалены они были один от другого. Наиболее одиноким был Леонардо. Ему было пятьдесят два года, — двадцатью годами больше, чем Микеланджело. Тридцати лет он покинул Флоренцию, где жестокость страстей была невыносима для его характера, чувствительного и немного робкого, и для склада его ума, спокойного, скептического, открытого для всего, все понимающего. Этот великий дилетант, этот совершенно свободный и совершенно одинокий человек был настолько лишен связи с родиной, с религией, с целым миром, что чувствовал себя хорошо лишь около свободомыслящих, как и он, тиранов. Принужденный, вследствие падения своего покровителя Лодоадко Моро, в 1499 году покинуть Милан, он поступил на службу к Цезарю Борджда в

76

Прибавим, что девственная нагота Давида смущала стыдливость. Флоренции. Аретино, упрекая Микеланджело за непристойность его «Страшного суда», писал ему в 1545 г.: «Подражайте скромности флорентийцев, спрятавших под золотые листья срамные части их прекрасного Колосса».

1502 году; конец политической карьеры этого государя в

1503 году принудил его вернуться во Флоренцию. Там его ироническая улыбка встретилась с мрачным, и лихорадочным Микеланджело, которого она вывела из себя. Микеланджело, весь поглощенный своими страстями и своей верой, ненавидел врагов своих страстей и своей веры, но еще сильнее он ненавидел тех, кто совсем не имел страстей и не обладал никакой верой. Чем более Леонардо был велик, тем большее отвращение чувствовал к. нему Микеланджело; и он не пропускал случая высказать ему это.

«Леонардо был человек прекрасной наружности, любезный, и вежливый в обращении. Однажды бродил он со своим другом по улицам Флоренции. Он был одет в розовую тунику, спускавшуюся до колен; на грудь ниспадала завитая и искусно причесанная борода. Около Санта — Тринита беседовало несколько горожан; они спорили между собою об одном месте из Данте. Они подозвали Леонардо и попросили его объяснить смысл этого места. В это время проходил Микеланджело. Леонардо сказал: «Вот Микеланджело, он вам объяснит стихи, о которых вы говорите». Микеланджело, думая, что он его хочет высмеять, с горечью ответил: «Сам объясняй, ты, что сделал модель бронзовой [77] лошади, а отлить ее не в состоянии и к стыду своему на по л дороге остановился!» После этого он повернулся спиной к присутствующим и пошел своей дорогой. Леонардо остался на месте и покраснел. А Микеланджело-, не довольствуясь этим и сгорая от желания оскорбить Леонардо, еще обернулся и крикнул: «А еще эти каплуны миланцы считали тебя способным на такие работы!» [78]

77

Намек на конную статую Франческо Сфорцы, которую Леонардо оставил неоконченною и гипсовую модель которой гасконским стрелкам Людовика XII заблагорассудилось обратить в мишень для стрельбы.

78

Сообщение современника (Аноним из Мальябеккьяны).

Таковы были эти двое людей, которых гонфалоньер Содерини противопоставил друг другу для общей работы: украшения зала совета во Дворце Синьории [79] . Это было единоборство двух величайших сил Возрождения. В августе 1 504 года Микеланджело получил заказ на картон «Битвы при Кашине» [80] . Флоренция разделилась на два лагеря: за того и за другого. Время все сравняло. Оба произведения исчезли [81] .

79

Чтобы унизить Леонардо, ему заказали изображение победы флорентийцев над его друзьями миланцами.

80

Или «Пизанской войны».

81

Картон Микеланджело, единственный, который был исполнен в 1505 г., в 1512 г. исчез во время восстания во Флоренции, вызванного возвращением Медичи. Произведение это известно только по частичным копиям. Самая знаменитая из этих копий — гравюра Марка — Антония («Ползуны»). Что касается до фрески Леонардо, то достаточно было самого Леонардо, чтобы ее уничтожить. Желая усовершенствовать фресковую технику, он испробовал масляный состав, который не держался; упав духом, он забросил картину в 1506 г., и в 1550 г. ее уже не существовало.

К этому периоду жизни Микеланджело (1501–1505) относятся два круглых барельефа — «Мадонна» и «Младенец», находящиеся в Лондонской Королевской академии и в флорентийском музее Барджелло, «Брюжская мадонна», приобретенная в 1506 г. фламандскими купцами, и большая картина водяными красками «Святое семейство» в Уффициях, наиболее прекрасная и тщательная из картин Микеланджело. Ее пуританская суровость, ее героический тон резко противоречат изнеженной томности леонардовского искусства.

В марте 1505 года Микеланджело был призван в Рим Юлием II.

Теперь начался героический период его жизни.

Папа и художник, оба — насильники с грандиозными замыслами, были созданы для того, чтобы понимать друг друга, когда они не сталкивались яростно между собой. Их мозг кипел гигантскими проектами. Юлий II хотел соорудить себе гробницу, достойную древнего Рима. Микеланджело воспламенился этой идеей императорской гордыни. У него явился вавилонский замысел с целой горой архитектур я, с более чем сорока статуями колоссальных размеров. Папа, пришедший в восторг, послал его в Каррару, чтобы выломать в каменоломнях весь необходимый мрамор.

Микеланджело больше восьми месяцев провел в горах. Он был охвачен сверхчеловеческой экзальтацией. «Однажды, когда юн проезжал по окрестностям верхом, он заметил гору, возвышавшуюся над берегом: его охватило желание целиком обратить ее в изваяние, создать колосс, который был бы виден издали мореплавателям… Он исполнил бы это, если бы у него нашлось достаточно времени и если бы ему позволили это сделать» [82] .

В декабре 1 505 года он вернулся в Рим, куда начали подвозить морским путем отобранные им куски мрамора. Их перенесли на площадь св. Петра за св. Екатериной, где жил Микеланджело.

82

Кондиви.

Каменных глыб было такое множество, что они вызывали изумление в народе и радость у папы. «Микеланджело» принялся за работу. Папа, в нетерпении, (постоянно ходил к нему и беседовал с ним так запросто, как будто был ему братом». Для большего удобства он соорудил между Ватиканским коридором и домом Микеланджело подъемный мост, который обеспечивал ему тайну его посещений.

Но благорасположение это длилось недолго. Характер у Юлия II был не менее пылкий, чем у Микеланджело. Он поочередно увлекался самыми разнообразными планами. Другой проект показался ему более способным увековечить его славу: он захотел перестроить собор св. Петра. Его побудили к этому враги Микеланджело. Они были многочисленны и могущественны. Их возглавлял человек, по гению равный Микеланджело и обладавший волею более сильной: Браманте из Урбино, папский архитектор и друг Рафаэля. Не могло быть большой симпатии между верховным разумом двух великих умбрийцев и диким гением флорентийца. Но решились они напасть на него очевидно только вследствие того, что он вызвал их на это [83] . Микеланджело имел неосторожность критиковать Браманте и обвинял его в том, что он наживается на своих работах [84] . Браманте немедленно решил погубить его.

83

По крайней мере, Браманте. Рафаэль был слишком дружен с Браманте и слишком многим ему обязан, чтобы не быть заодно с ним, но мы не имеем доказательств того, чтобы он лично действовал против Микеланджело. Однако тот обвиняет его в самых ясных выражениях: «Все трения, возникшие между мною и папой Юлием, — следствие зависти Браманте и Рафаэля: они старались погубить меня; конечно, Рафаэль имел полное основание для этого: всему, что он умел делать в своем искусстве, он научился у меня». (Письмо от октября 1542 г. к неизвестному лицу. Письма, изд. Миланези, стр. 489–494.)

84

Кондиви, свидетельство которого слепая дружба его к Микеланджело делает немного подозрительным, пишет: «Браманте побудила вредить Микеланджело, во — первых, зависть, во — вторых, страх перед мнением Микеланджело, который обнаруживал ошибки в его работах. Браманте, как всем известно, был предан наслаждениям и расточительности. Жалованья, получаемого им от папы, хотя оно и было велико, ему не хватало, и он старался нажиться на своих работах, строя стены из плохого материала, недостаточной прочности. Всякий может убедиться в этом на его постройках св. Петра, Бельведерского коридора, галлерей двора Сан — Пьетро — ад — Винкула и т. д., которые очень скоро начали нуждаться в поддержке железных балок и контр — форсов, потому что начали обваливаться или грозили обвалиться в скором времени».

Он лишил его расположения папы. Он сыграл на суеверии Юлия II: он напомнил ему народное поверье, что строить себе заживо гробницу — дурная примета. Он добился того, что отклонил его от плана своего соперника и склонил к своему собственному.

В январе 1506 года Юлий II решил перестроить собор св. Петра. Мысль о гробнице была брошена, и Микел анджело не только был унижен, но оказался в долгах, вследствие издержек, сделанных для работы [85] . Он начал горько на это жаловаться. Папа затворился от него, а когда Микеланджело попробовал настаивать, Юлий II приказал одному из конюхов прогнать его из Ватикана.

85

«Когда папа переменил фантазию, а барки с каррарским мрамором прибыли, мне пришлось самому заплатить за фрахт. В то же время каменотесы, выписанные мною для гробницы из Флоренции, прибыли в Рим, и так как я оборудовал и обставил для них дом, который Юлий мне отвел за св. Екатериной, то я оказался без денег и в большом затруднении…» (Вышеприведенное письмо от октября 1542 г.)

Епископ Луккский, присутствовавший при этой сцене, сказал конюху:

— Разве в. ы не знаете его?

Конюх сказал, обращаясь к Микеланджело:

— Простите меня, сударь, но я получил такое приказание, и должен его исполнить.

Микеланджело вернулся домой и» написал папе:

«Святой отец, по приказу вашего святейшества меня прогнали сегодня из дворца. Довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня, если вы будете иметь нужду во мне, вы можете, искать меня всюду, только не в Риме».

Он отослал письмо, а потом призвал купца и каменотеса, живших у него, и сказал им:

— Найдите какого-нибудь еврея, продайте все, что у меня есть в доме, и приезжайте во Флоренцию.

Затем он сел на лошадь и уехал [86] . Папа, получив письмо, послал вслед за ним пятерых всадников, которые нагнали его около одиннадцати часов вечера у Поджибонои и передали ему следующее приказание: «Немедленно по получении сего ты вернешься в Рим под страхом моей немилости».

86

17 апреля 1506 г.