Жизнь Микеланджело

II НАДЛОМЛЕННАЯ СИЛА

Roct’`e l’alta colonna.

И пала высь колонны [111]

Из этого геркулесовского подвига Микеланджело вышел прославленным и разбитым. Оттого, что он в течение месяцев держал голову запрокинутой, чтобы. расписывать потолок Сикстинской, «он до такой степени испортил себе зрение, что долгое время мог читать письма или рассматривать какой-нибудь предмет только держа их над головой, чтобы лучше видеть» [112] .

111

Стихотворения, I.

112

Вазари.

Он сам шутит над своим убожеством:

Уж горе наградило меня зобом, Как кошку, что ломбардскою водою Испорчена, или другой какою. Живот прет вверх, на зло другим утробам, И к небу борода; отвислым гробом Затылок — взад; по груди — гарпий стою; Когда кистями я пространство крою, Сам крапом покрываюсь я особым. А в тулово вросли вплотную бедра, Которым служит зад противовесом. Иду без глаз, испытывая муку, И кожа спереди висит, как ведра, А сзади стянута как будто бесом, И весь — сирийскому подобен луку. И мысли мне на скуку, Как члены тела, взбалмошны и грубы, — Играть не лад в закрученные трубы. Твои, Джованни, губы Пусть живописи будут оправданьем — Ее я не считал своим призваньем [113] .

113

Стихотворения, IX.

Стихотворение это, написанное в шуточной манере Франческо Берни и адресованное к Джованни да Пистойя, датируется Фреем июнем — июлем 1510 г. В последних строках Микеланджело намекает на трудность работы во время исполнения фресок Сикстинской капеллы и извиняется, ссылаясь на то, что это не его специальность.

Не надо обманываться этим добродушием. Микеланджело страдал от своего безобразия. Для такого человека, как он, более чем кто-либо влюбленного в физическую красоту, безобразие было стыдом [114] . В некоторых из его мадригалов [115] есть следы этого чувства унижения. Скорбь его была тем более жгучей, что он всю свою жизнь был пожираем любовью, и, кажется, ему никогда не отплачивалось той же монетой. Тогда он уходил в себя и поверял поэзии свою нежность и свои горести.

114

Генри Тоде правильно оттенил эту черту характера Микеланджело в первом томе своей работы: «Michelangelo und das Ende der Renaissance», Berlin, 1902.

115

Ho раз свободным душам К своей звезде вернуться, Что им жильем служила, Для мертвых присудила Господня воля в радость иль невзгоду, — Пускай и мне, уроду, С тобою даст удел земли иль рая, Порыв душевный с красотой равняя. (Стихотворения, CIX, 12.)

Сердиться вправе небо, Что в очи ясные гляжусь уродом. (Стихотворения, CIX, 93.)

Он с детства писал стихи: для него это была властная потребность. Он покрывал свои рисунки, свои письма, свод летучие листки мыслями, к которым он потом снова возвращался, беспрестанно их перерабатывая. К несчастью, в 1518 году он сжег большую часть своих юношеских стихотворений; друг, ие были уничтожены им (перед смертью. Тем не менее, то немногое, что у нас от них осталось, дает нам понятие о его страстях [116] .

Самое раннее стихотворение, кажется, написано во Флоренции около 1504 года [117] ;

116

Первое полное издание стихов Микеланджело было сделано внучатным племянником его в начале XVII века, под названием: «Rimedi Michelangelo Buonarroti raccolte da M. A. suo nipote», 1623, Firenze; оно полно ошибок. Чезаре Гвасти в 1863 г. выпустил во Флоренции первое более или менее точное издание. Но единственное по — настоящему научное и полное издание, это — замечательное издание Карла Фрея: «Die Dichtungen des Michelagniolo Buonarroti», herausgegeben und mit kritischem Apparate versehen von D-r Cari Frey, Berlin, 1897. Ha протяжении этой биографии я всюду ссылаюсь на него.

117

На том же листке нарисованы лошади и сражающиеся мужчины.

Так благодатно и спокойно было, Пока я мог справляться со страстями! Теперь я обливаю грудь слезами И признаю, что мощна страсти сила… Коль до сих пор все мимо проносило, И стрелы сердца миновали сами, — Теперь расплачиваюсь перед вами За все, что не было когда-то мило. Как бесполезными силки и сети Бывают иногда для вольной птицы, Что тем сильней наказывалась роком, — Так, дамы милые, и страсти эти Заставят тяжким мукам подчиниться, Которых избежал я ненароком [118] .

118

Стихотворения, II.

Два мадригала, написанные между 1504 и 1511 годами и обращенные, вероятно, к одной и той же женщине, полны захватывающей выразительности:

Кто все к тебе влечет меня насильно — Увы, увы, увы — Связавши крепко? Я ж вполне свободен! [119] Зачем я с прежним «я» уже не схожи? О боже, боже, боже! Кто, свойства взяв мои же, Ко мне, чем я, стал ближе? Чья власть ко мне моей сказалась строже? О боже, боже, боже! [120]

119

Стихотворения, V.

120

Стихотворения, VI.

В Болонье, на обороте письма от декабря 1 507 года, был написан юношеский сонет, чувственная изысканность которого напоминает видение Ботичелли:

Блажен венок — веселое собранье Цветов — для локонов твоих из злата, Где спорит брат, опережая брата, — Кто первый даст кудрям твоим лобзанье! Блаженно целый день и одеянье, Что грудь сжимает и потом богато Спускается, и сетка таровата, — Не устает от нежного касанья. Но нет блаженней — ленты золоченой, Которая воздушно и беспечно Коснется груди легкими узлами! И опояска кажется влюбленной И говорит: «Сжимать желаю вечно…» Что ж делать мне приходится с руками? [121]

121

Стихотворения, VII.

В длинном стихотворении интимного характера, — нечто вроде исповеди [122] , — которое затруднительно точно цитировать, Микеланджело с необычайной резкостью выражений описывает свои любовные страдания:

Коль День один лишен я созерцанья, Нигде найти покоя не могу я. Увижу ли, — такое состоянье, Как будто после голода жую я. …………………………………………………………. Не всем желудок очищать полезней: Кому здоровье, а кому болезни. Случится ли тебе мне поклониться, Иль улыбнешься, как другие люди, Я вспыхиваю, как пороховница, Бомбарда иль другое из орудий. Заговоришь — и голос мой садится, Ответа не найдя в каком-то гуде, И утихает пылкое желанье. Через глаза вошел ты, через зренье, — Как будто всыпал виноград в бутыль я, Где возле горлышка есть расширенье. Вошел в меня твой образ без усилья, Всю грудь наполнив мне без промедленья, — И там расправил сложенные крылья. Войти тебе и узким ходом вольно Туда, откуда выйти будет больно. ……………………………………………………..

122

Выражение это принадлежит Фрею, который относит (без достаточных, на мой взгляд, оснований) это стихотворение к 1531–1532 гг. Мне оно кажется значительно более ранним.

Затем горестные стенания:

О, тяжкие страданья Узнает сердце, только вспоминая, Что та, кого люблю, любви не знает. Снесу ли жизни дань я? [123]

И еще эти строки, написанные после наброска к «Мадонне» в капелле Медичи:

Лишь я один стою в тени, пылая, Как солнце луч свой спрячет от творенья, Все радуются, я же средь мученья Ниц простираюсь, плача и рыдая [124] .

123

Стихотворения, XIII.

К этому же времени относится знаменитый мадригал, который композитор Бартоломео Тромбончино положил на музыку до 1518 г.:

Но как же я посмел бы Без вас, сокровище, за жизнь держаться, Коль без поддержки надо мне расстаться? Те вздохи жалостные и рыданья, Которыми вас сердце провожает, Мадонна, все вам ясно объясняют — Смерть близкую мою, мои страданья. Но если верно, что и в дни разлуки Мое служенье память не забудет, Пусть сердце, — не мое уж, — с вами будет.

124

Стихотворения, XXII.

Любовь отсутствует в мощной скульптуре и живописи Микеланджело; в них он огласил только наиболее героические из своих мыслей. Можно подумать, что он стыдился примешивать туда слабости своего сердца. Одной поэзии он доверялся. В ней следует искать тайну этого сердца, пугливого и нежного под суровой оболочкой:

Любя, зачем родился? [125]

По окончании Сикстинской капеллы и после смерти Юлия II [126] Микеланджело вернулся во Флоренцию и снова занялся проектом, к которому у него лежала душа, — гробницы Юлия II. Он обязался договором закончить ее в течение семи лет [127] . Три года он посвятил почти исключительно этой работе [128] . В этот относительно спокойный период, — период меланхолической и ясной зрелости, где бешеное кипение Сикстинской успокаивается и, как бурное море, входит в свое русло, — Микеланджело создает свои наиболее совершенные произведения, более всего характерные для равновесия его страстей и воли: «Моисея» [129] и луврских «Рабов» [130] .

125

Стихотворения, CIX, 35.

Сравните эти любовные стихи, где любовь и скорбь кажутся однозначащими, со сладострастным экстазом неумелых юношеских сонетов Рафаэля, написанных на полях рисунков к «Диспуту о таинстве».

126

Юлий II умер 21 февраля 1513 г., через три с половиной месяца после торжественного открытия сикстинских фресок.

127

Договор от 6 марта 1513 г. Новый проект, более обширный, чем прежний, заключал в сеое 32 больших статуи.

128

В течение этого времени, кажется, Микеланджело принял только один заказ на «Христа» для Минервы.

129

«Моисей» должен был быть одною из шести колоссальных фигур, увенчивающих верхний этаж памятника Юлию II. Микеланджело не переставал над ним работать до 1545 г.

130

«Рабы», над которыми Микеланджело трудился в 1513 г., были отданы игл в 1546 г. Роберто Строцци, флорентийскому республиканцу, в то время изгнаннику во Франции, который подарил их Франциску I.

Это продолжалось одно мгновенье: жизнь сейчас же отдалась бурному своему течению; он снова впал в мрак.

Новый папа, Лев X, задумал отвлечь Микеланджело от прославления своего предшественника и использовать его для славы собственного дома. Это было для него вопросом скорее гордости, чем симпатии, ибо его эпикурейский дух не мог понять печального гения Микеланджело [131] : все свое расположение он дарил Рафаэлю. Но человек, создавший Сикстинскую капеллу, был славою всей Италии; Лев X хотел привлечь его к своему дому.

131

Он не скупился на выражения нежности; но Микеланджело его пугал. Папа чувствовал себя с ним не по себе.

«Когда папа говорит о вас, — пишет Себастьяно дель Пьомбо к Микеланджело, — кажется, будто он говорит об одном из своих братьев; у него почти слезы выступают на глазах. Он говорил мне, что вы воспитывались вместе, и уверял, будто знает вас и любит, но вы на всех наводите страх, даже на пап». (27 октября 1520 г.)

При дворе Льва X смеялись над Микеланджело. Он давал повод к насмешкам своими неосторожными выражениями. Неудачное письмо, написанное им к покровителю Рафаэля, кардиналу Биббиене, доставило радость его врагам. «Только и разговоров во дворце, что о вашем письме, — пишет Себастьяно к Микеланджело, — над ним все смеются». (3 июля 1520 г.)