«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах)

За преступно-неуважительное отношение к бланку с изображением Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища И.В. СТАЛИНА ст. л-ту Ковалеву будет задержано на 12 месяцев присвоение очередного воинского звания «капитан».

Полковник Фролов.

58. Поторопились

Я заступил на суточное дежурство. Утро началось с рейда по лагерным постройкам. Заглянул на кухню, в лазарет, продуктовый и дровяной склады, на водокачку и в баню, днем — принял новую партию репатриантов и распределил их по баракам. Все проходило в обычном режиме. Ночью предстояло совершить обязательный обход всех помещений, проверить караул, охрану и сделать запись в дежурном журнале. День был обычный и не предвещал никаких неожиданностей.

После обеда меня вызвал майор Гаврилов и сообщил, что принято решение отправить Эльзу Треншель в Восточную Пруссию. Меня удивило, что я об этом не знал, но он сказал, что это выяснилось только утром, так как сегодня отправляется эшелон с немцами на территорию союзников, и добавил, что не надо об этом сообщать самой немке, и вывоз ее с территории лагеря провести под каким- нибудь предлогом, например, получения разрешения на оформление брака с Зайковым.

— Твоя задача доставить ее на станцию, а я немедленно подготовлю необходимые документы.

Вместе с переводчиком мы пошли к ней в барак.

— Фрау Треншель, — сказал я ей, а переводчик перевел, — мне, как ответственному дежурному по лагерю, поручено передать вам, что вас вызывают в вышестоящий штаб для решения вопроса регистрации брака с Павлом Зайковым. Пока он юридически не оформлен, ваша совместная с ним репатриация в Советский Союз невозможна.

Глаза Эльзы засияли от счастья, она постоянно что-то радостно лопотала:

— Пауль, мой дорогой Пауль, наконец мы всегда будем вместе! — Равнодушным бесцветным голосом переводил переводчик и добавил; — Она спрашивает, не можешь ли ты поехать вместе с ней?

Через час машина с Эльзой в сопровождении меня и старшины Федченко проехала под аркой «Счастливого пути!», покинула лагерь и покатила в сторону железнодорожной станции. Прибыв на станцию, мы довели Эльзу до платформы и я передал ее документы начальнику эшелона. Когда Федченко стал сажать ее в теплушку, Эльза поняла, в чем дело. Она бросилась на него как тигрица, отбиваясь руками и ногами, четырех автоматчиков расшвыряла как котят, протяжно выла и кричала:

— Пауль, меня обманули!!

Она доверилась моим словам, даже не забежала к Зайкову сообщить, что уезжает из лагеря, а я, одураченный Гавриловым, так чудовищно ее обманул. У меня все поплыло перед глазами, когда увидел эту душераздирающую сцену, голова не могла осознать и понять, как это произошло. Вернувшись со станции душевно разбитым, я первым делом зашел к Гаврилову и с порога ему выпалил:

— Сволочь ты, Гаврилов! Что ты сделал?! Это ты послал меня! Я тебе не верю! Это твое решение! И я такая же сволочь! Фашисты мы, эсэсовцы!

Вечером я мельком видел Павлика Зайкова, он прошел в пяти метрах, не заметив меня, с каким-то ненормальным потерянным лицом. Он везде искал Эльзу, а я… боялся встречи с ним.

Узнав об отправке Эльзы Треншель, меня и Гаврилова вызвал начальник политотдела полковник Бутенко. В кабинете уже находился подполковник Полозов, на его спокойном непроницаемом лице ничего нельзя было прочесть, но стальные глаза смотрели жестко, и мне стало как-то не по себе.

Он вытащил из своей неизменной черной папочки листок и зачитал полученную накануне шифротелеграмму с грифом «Секретно»:

— «Управление по делам репатриации при Военном Совете Группы Оккупационных войск в Германии повторно просит срочно сообщить, находится ли в лагере немецкая гражданка Эльза Треншель и какие условия ей созданы?» — затем продолжил. — Я занимаюсь сбором информации по этой немке, а в это время ее без разрешения руководства лагеря в спешном порядке отправляют в Западную зону, — и, обращаясь к Гаврилову, грозно спросил: — Кто вам дал право отправлять немку в американскую зону? Кто здесь командует, вы или мы?

— Поторопились, — удрученно промолвил полковник Бутенко.

— Выходит, поторопились, — пробормотал Гаврилов и попытался улыбнуться.

— Мне сказали, что она беременна, это правда? — спросил Бутенко у Полозова.

— Да, правда. Зайков это подтверждает.

— Обман! Вранье! Все беременные у нас зарегистрированы, состоят в специальном списке, — запротестовал Гаврилов, — и питаются по другой норме.

— Молчать! — вдруг повысил голос Полозов. — Вы очень много на себя берете!

Гаврилов побагровел и, наклонив голову, молчал.

— А ты зачем это сделал? — обратился ко мне Полозов.

— Приказание майора Гаврилова, — помедля секунды, ответил я.

— Извините, никак нет! — запротестовал Гаврилов, — я не приказывал! Федотов был ответственным дежурным по лагерю, а ответственный дежурный мне не подчиняется. Я ему не приказывал!

Вот, гад, осуществляет программу по прикрытию своей задницы, а ведь он мне намекал.

— Должен обратить ваше внимание, — уже спокойным невозмутимым голосом продолжал Полозов, обращаясь в наступившей тишине к полковнику Бутенко, — что майор Гаврилов выпивает без меры, нередко появляется на службе в нетрезвом виде, в разговорах с подчиненными и репатриантами груб, допускает матерщину и даже рукоприкладство, чем позорит мундир советского офицера.

— Вернется полковник Быченков, будем решать, — сказал Бутенко и приказал Гаврилову: — Идите! И подготовьте объяснительную.

Собственно ко мне это не относилось, но я покраснел. Как только вышел Гаврилов, Полозов тяжело посмотрел на меня и с горечью спросил:

— Ты-то как вляпался в эту историю? Чем ты думал? Ты разведчик или кисейная барышня? Прежде чем что-либо сделать, сначала подумай, мозгами пошевели! Сомневаешься — уточни, проверь! Не мне тебя учить!

Я убито молчал, мне стало совсем не по себе и какая-то пустота внутри. Впрочем, выйдя из кабинета, я тут же успокоил себя. Откуда мне было знать, что она беременна — у нее что, это на лбу написано?

ИЗ ПОКАЗАНИЙ НАЧАЛЬНИКА УЧЕТНОГО ОТДЕЛА МАЙОРА ГАВРИЛОВА

(записано военным дознавателем капитаном Леоновым)

По существу вопроса хочу показать нижеследующее:

Вскоре после карантина, числа 15 июня, днем, в лагерь прибыли офицеры Генерального штаба полковник и майор. Ни коменданта, ни его заместителей в лагере не было и они пришли сразу ко мне. Я сам проверял у них документы, фамилия полковника Обухов Михаил Алексеевич или Александрович, по должности он начальник отдела. Фамилию и должность майора я не запомнил, но у него тоже было удостоверение офицера Генерального штаба.

Полковник спросил меня, не содержится ли у нас в лагере женщина немецкой национальности, в частности в возрасте 25–30 лет. Так как по всем приказам немок у нас в лагере быть не должно, я, чтобы не подводить командование лагеря, сказал ему, что ни одной немки в лагере нет, скрыв от него нахождение в лагере Эльзы Треншель. Тогда он попросил подтвердить это справкой, и я ему такую справку написал и заверил ее гербовой печатью, но справку эту по книгам учета не зарегистрировал.

О приходе ко мне полковника Обухова и майора и о выданной мною справке я сразу же доложил начальнику политотдела полковнику Бутенко. Он был обеспокоен и сказал, что «это — полный абзац», отругал меня за обман вышестоящего командования, офицеров Генерального штаба, и я понял, что дело серьезное и могут быть неприятности.