Жизнь на излом. Ранение навылет

Кира словно очнулась. Она вскрикнула забилась, расплакалась.

Но Юрка снова и снова ее целовал. И говорил о своей любви, сильной и крепкой, о том что он сделает ради нее все, что она захочет, что он подарит ей весь мир.

Юрку трясло. Он еле сдерживался рядом с любимой, такой хрупкой, нежной, красивой, его женщиной. Когда минуту назад он сдирал с нее холодные тряпки, то еще не думал, что от вида прекрасного совершенного тела так сорвет крышу. И теперь еле сдерживал себя, желая большего.

Но Кира снова вела себя, как безвольная кукла. Она принимала его поцелуи и ласки, но не отвечала. Не отталкивала. И ничего за все это время так и не произнесла.

Кровь бурлила в нем, сжимала виски, плоть горела огнем. Но такая победа ему была не нужна.

Он отстранился на минуту, затих. Отдышался. Протянул руку к полочке и выбрал шампунь. Аккуратно налив в ладонь тягучую прозрачную жидкость, прислонил Киру к стене и начал намыливать ей волосы.

Девушка закрыла глаза и не шевелилась. Не протестовала, безвольно опершись о стенку.

Юрка снова мысленно выругался. Затем принялся тщательно смывать пену, при этом нежно массируя голову девушки, лаская ее плечи, руки. Когда она распахнула глаза и с каким-то удивлением или сомнением посмотрела на Юрку, он снова со стоном припал к ее губам. Стиснул хрупкое тело, смял, прижал к горячей груди. Но Кира вдруг отмерла, вцепилась в его плечи, пытаясь оттолкнуть, остановить, и тихо, но уверенно произнесла:

– Пожалуйста, оставь меня, мне нужно помыться.

Юрка счастливо улыбнулся. Кивнул и вылез из ванной. Снял мокрые трусы, наспех вытерся большим полотенцем.

– На замок не закрывай, Кира, – строго сказал он. – Закроешься – вышибу дверь.

В его груди затрепыхалась радость. Неужели она передумала? Пока Кира мылась, Юрка, прислушиваясь к звукам в ванной, решил похозяйничать на кухне. Поставил греться чайник, залез в холодильник, достал закусок, нарезал батон, быстро смастерил бутерброды.

За десять минут изучил и кухню, и на стол накрыл, и даже вазу для цветов приготовил.

Кира, замотанная под подбородок в огромный махровый халат, появилась на кухне. Не говоря ничего, села за стол, схватила бутерброд и принялась жевать.

Юрка застыл, осматривая похудевшую, изнеможенную девушку. Отметил синяки под глазами и бледные губы.

– Когда ты в последний раз ела?

Кира пожала плечами. Он налил ей и себе чай, для нее положил побольше сахара, сунул кружку в её дрожащие руки.

– Пей. Цветы для тебя. Если хочешь, вот пирожное, это новое, с "Лукоморья". Там теперь новое кафе. И книги, вот, – он положил два томика, обернутые в бумагу, возле Киры.

Кира протянула руку, рванула плотную упаковку, взглянула на край оголившейся обложки, усмехнулась и кивнула своим каким-то мыслям.

– Да. Я был у вас, у Шурки. Это она мне позвонила, рассказала о тебе. Елизавета Андреевна звонила ей на днях, пыталась узнать, что произошло…

– А ты знаешь? – как-то резко спросила она, вскинув на него глаза, полные слез.

Юрка кивнул. Помолчал, подбирая слова.

– Шурка рассказала. Ты правильно сделала, что не пошла к Вере Николаевне.

– Юр, но ведь там нет войны, – всхлипнула она, и посмотрела на него с такой огромной надеждой. Может он скажет, что это все неправда?

Юрка опустил глаза, промолчал, убивая в ней эту вдруг возродившуюся, ненужную, глупую надежду. И только когда она завыла в голос, бросился к ней, схватил за руки, прижал.

– Тише, любимая моя, тише. Мы вместе это переживём, слышишь? Все забудется, все пройдёт!

Она притихла. Еще долго стояла рядом, в его объятиях, уткнувшись лбом в широкое плечо. А потом заявила:

– Давай, прогуляемся? Не хочется больше сидеть дома.

– Вот и прекрасно, Кира! Давай! Поедем, куда скажешь!

– Может на Каменное озеро? Там нет людей, тихо и очень красиво.

– Киреныш, как скажешь!

Кира дернулась, будто от удара.

– Не называй меня так никогда, пожалуйста!

33

Кира быстро оделась, накинула курточку, взяла термос с чаем.

Юрка улыбался – вот, он все делает правильно. Она быстро забудет о Глебе, в любом случае он постарается, и Кира забудет!

Ехать до Каменного пришлось около часа. Кира смотрела на окрашенные багряным золотом лесопосадки, бегущие вдоль дороги, куталась в тонкую курточку. Хоть осень и была теплой, но все же Кира оделась слишком легко.

Юрка прогрел салон, включил музыку. Немного подумал, с чего начать разговор, хотелось понять ее настроение.

– Кира, ты совсем бросила учебу? Родители расстроены из-за этого, знаешь?

– Я просто перевелась на заочку.

– Это хорошо. Они действительно очень переживают. Елизавета Андреевна просила поговорить с тобой, но я думаю, что ты и сама все понимаешь. Нужно жить дальше.

Она кивнула и снова отвернулась к окну.

– Кира, я не просто так об этом говорю. Мы могли бы с тобой общаться, для начала просто общаться! И быть друзьями. А потом, возможно, ты увидишь во мне что-то большее. В любом случае, ты должна знать, я люблю тебя. Влюбился, как мальчишка с первого взгляда. И кроме тебя никого не представляю рядом. Прошу, дай нам шанс.

Кира в ответ попыталась улыбнуться, но вышло криво и как-то лживо.

– Здесь нужно свернуть направо, - пробормотала она сквозь слезы. – По проселочной дороге километра четыре, не больше.

Она так и не ответила на его признание. Но Юра не стал настаивать. Он и не ждал ответа сразу. То, что девушка находилась в глубокой депрессии и теперь захотела на свежий воздух, да и вообще разговаривала с ним – было уже огромным достижением.

Озеро Каменное было зажато среди небольших каменных уступов. Здесь редко купались и чаще всего приезжали просто полюбоваться видами. В чистой воде отражалось серо-голубое осеннее небо, вода, гонимая утром, билась о камни, создавая размеренный, успокаивающий шум. Отличное место, чтобы подумать и поговорить.

Кира вышла из машины первая и заспешила по узкой тропинке к смотровой площадке. На самом верху небольшой отвесной скалы был пятачок, где предприимчивый народ уже наставил скамеечек и даже был организован самодельный, из красного обиженного кирпича мангал.

Кира присела на скамейку у самого края уступа. Ветер трепал ее волосы, бил по лицу, рвал подол платья.

Юра осмотрелся вокруг. Да здесь красиво, но слишком холодно.

Черт, почему он не подумал, во что она одета! Она же сейчас на ветру совсем окоченеет!