Жизнь на кончиках пальцев - 3
Шрифт:
Он еще не забыл то чувство, когда после определенной дозы спиртного, его разум словно заливало злобой и нежеланием смириться с происходящим. Когда агрессия требовала выхода.
И всегда рядом была безответная, такая же пьяненькая Валюша, смотревшая на него с жалостью и улыбкой. Валюша, в которой он с некоторых пор видел первопричину своих бед. Которую он, желая снять с себя ответственность, начал винить во всем. Даже в смерти бабушки. Ведь если бы не она с её дурацкой любовью, то у дружков не было бы повода поджигать дом бабушки. Им незачем было бы «наказывать» его, Тимура.
Занесенный над головой кулак летел в лицо женщины.
Обычно, на этом избиение прекращалось.
Да
Спустя год ему начала сниться жена. Такой, которую он помнил, когда встретил. Валюша приходила ближе к утру, брала его за руку и смотрела в глаза. Как всегда с жалостью и нежностью.
Тимур, успевший забыться зыбким сном, просыпался с криком и в слезах. Сокамерники злобно шипели, грозились избить, если он не перестанет будить их горестным воем каждое утро. Но выполнять угрозы не торопились. Одного взгляда в глаза полубезумного татарина было достаточно, чтобы понять — жизнью он не дорожит, но так просто с нею не расстанется. Прихватит с собою как минимум одного, а то и двух.
Прошло почти два года, когда Тимур, доведенный до отчаяния снившейся женой, взмолился, прося женщину не являться каждую ночь. Дать ему покоя. Объяснял, что не хотел её смерти. Что все вышло случайно. Что он не думал, будто удар об уголок плиты, к которой он отшвырнул жену, окажется роковым. Умолял поверить ему и простить. Говорил, что отдал бы все на свете, чтобы повернуть время вспять, но это не в его силах.
«Позаботься о нашей девочке», — прошептала Валюша. — «Я тебе верю и приходить больше не стану».
В это утро сокамерники еле разбудили Тимура, который спал, плотно сжав губы, словно давал кому-то обещание и намеревался его выполнить.
— Халфин! На выход! — голос охранника перекрикивал шум работающих деревообрабатывающих станков.
Тимур знал, что подать документы на условно-досрочное освобождение сможет, только отсидев половину срока. До этого дня оставалось еще четыре года. Он успел переговорить с начальником тюрьмы и оповестить о своих намерениях. И даже попросил устроить встречу с дочерью.
Если услышав о том, что убийца встал на путь исправления, начальник, благосклонно покивав головой, пообещал оказать поддержку, если, конечно, намерения зэка не окажутся пустыми словами, то от второго, узнав, что дочери Тимура всего пять лет, отговорил. Посоветовал не нагружать ребенка знанием о том, что отец в тюрьме. Что сидеть ему еще, как минимум, пять лет. Потому как судейская машина быстра, если нужно кого-то упечь за решетку, и нетороплива, когда дело идет об освобождении.
— Но ведь меня лишили родительских прав, — пытался протестовать Халфин. — Леночку могут удочерить, и тогда я навсегда потеряю её! И что мне делать в таком случае?!
— Смириться, — начальник тюрьмы был неумолим. — Если ты печешься о благе ребенка, оставь все, как есть. Выйдешь — тогда и будешь разбираться.
И вот, спустя чуть больше месяца после памятного разговора, его зачем-то вызывают.
Куда? Зачем? На эти вопросы Тимур, шагающий по мрачным коридорам вслед за охранником, ответов не находил. Удивился, оказавшись перед дверью кабинета начальника колонии. Переступил порог. Бодро и отчетливо произнес слова, соответствующие случаю: фамилию, имя, номер, статью, по которой осужден.
В кабинете
кроме самого начальника колонии был еще один мужчина, сидевший спиной к двери.Мужчина встал, обернулся.
Халфин узнал в нем отца своего бывшего сослуживца, который в течение нескольких дней решил его проблему с жильем и работой. Того, с чьей лёгкой, или не очень, руки он четыре года мёл улицы Молдаванки, тихо спивался, избивал жену, в результате чего оказался вот здесь, в колонии строгого режима.
— Ну, здравствуй, Тимур Халфин! — мужчина открыто улыбнулся и шагнул навстречу, протянув руку.
— Я могу идти? — отчего-то спросил разрешения гостя начальник колонии.
— Да, — последовал ответ, — оставьте нас одних.
Голова гудела, как чугунный котёл.
Мысли не желали выстраиваться в четкую картину.
Тимур не мог взять в толк, почему этот, практически незнакомый человек, приехал сюда. К нему. Почему делает ему предложение? Странное, не до конца понятное.
— Почему я? И почему сейчас? — наконец посмотрел в глаза мужчины, ожидавшего ответа. — Если вы обратили на меня внимание после рассказа сына о годах нашей службы, почему никак не проявили себя за все время?
— Сын рассчитывал, что ты обязательно заедешь повидаться после службы. И я надеялся увидеть тебя лично. Познакомиться. Но твой первый визит состоялся при обстоятельствах, о которых ты и сам знаешь. Я сделал все, что было нужно на тот момент. Потом моё присутствие потребовалось в другой стране, и мы с сыном и женой уехали на два года.
— Я знаю, что вас не было, — прервал Халфин. — Я приезжал к вам на Петрашевского пару раз, но никого не застал дома.
— Да, — кивнул мужчина, — мы не распоряжаемся ни своим временем, ни своими действиями, — его глаза блеснули, губы сжались: — Но потом, спустя два года, когда мы снова оказались в Южной Пальмире, я решил узнать как твои дела. Помочь, если потребуется, в поиске новой работы. Для службы делу Организации ты был бесполезен, но как человек — не безразличен, — помолчал и продолжил: — Не мне. Моему сыну, которому я не мог отказать в незначительной просьбе.
— Вы приезжали на Молдаванку? — удивился Тимур. — Почему не зашли? Почему не захотели увидеться?!
— А зачем? — искренне недоумевал мужчина. — Зачем мне нужно помогать спившемуся дворнику? Ведь ты стал на то время тем, кем хотел.
— Я не хотел, — пробормотал Тимур.
— Конечно, — усмехнулся гость. — Ведь это кто-то другой заставлял тебя напиваться и избивать жену!
— Вы пришли, чтобы еще раз напомнить о том, что я натворил?! — глаза Халфина сжались в две узких полоски. — Напрасно! Я и сам не смогу забыть об этом до конца моих дней! Я сделаю все, чтобы если и не исправить случившееся, это, как вы понимаете, невозможно, то не допустить повторения! Стать другим человеком!
— Я знаю, — мужчина снова улыбался, — именно поэтому я здесь. В тебе есть те качества, которые нужны для службы в Организации. Остальному тебя обучат. Если ты, конечно, дашь согласие.
— Но мне еще как минимум четыре с половиной года сидеть, и это в случае если примут ходатайство об условно-досрочном освобождении, — напомнил Тимур. — И потом, моя дочь, Лена, что будет с нею?
— Тебе изменят статью, — объяснял гость. — Вместо предумышленного убийства вменят нанесение телесных повреждений, приведших к смерти потерпевшего по неосторожности. За это положен срок в три года, который ты почти отбыл. Но это только в том случае, если ты примешь моё предложение. Иначе, можешь даже не рассчитывать на досрочное освобождение. Будешь сидеть от звонка до звонка. Мы об этом позаботимся.