Жизнь охотника за ископаемыми

В том же году приезжал на мою каменоломню профессор Марш; он снял ее в аренду у владельца земли и я ее больше не видел до 1905 года, когда еще раз отправился туда и нашел материал для двух экземпляров носорогов. Один выставлен в Мюнхене, другой — в Бонне. С согласия д-ра Осборна я даю здесь снимок образца, который д-р Вортман взял в 1894 году из этой каменоломни для Американского музея. Обширная коллекция из того же местонахождения, в том виде как я погрузил ее в вагон в 1884 году, накоплена в Национальном музее. Я видел там целый ящик, полный черепов роющего носорога (Teleoceras fossiger), которые я в большом количестве добыл на Долгом острове (Лонг-айлэнд) (рис. 20).

Рис. 20. Ископаемый носорог (Teleoceras fossiger). В Американском музее естественной истории.

Странно подумать, что основанием, на котором эти пресноводные отложения залегают, служит дно великого Мелового океана; изогнутые пласты, когда-то его слагавшие, подняты на шестьсот метров выше каменноугольных отложений восточного Канзаса. Реки Республиканская, Смоуки-гилл и Канзас промыли свои ложа через все эти слои, так что, следуя по ним вниз, можно проследить геологический разрез страны.

Я часто опрашивал людей, уверенных, что у них под землей имеется уголь, почему они тратятся и занимают людей для рытья разведочных шурфов, а не запрягут свои тележки и не отправятся вниз по долине Смоуки-гилл, начиная с линии Колорадской железной дороги. Первым из обнажающихся слоев будет, разумеется, современный — песчанистая глина; местами в нем попадается разрушающийся буйволовый череп или какой-либо источенный водой сосуд. Затем следуют плейстоценовые ^[33] отложения, состоящие из перемешанных между собой глины, песка и обломков камня. Из этой формации я добыл более двухсот зубов большого колумбийского мамонта. Дальше следуют пласты черной глины с гигантскими септариями ^[34] , ярус Форт-Пьер ^[35] меловой системы, верхние слои которого мы исследовали в Монтане в 1877 году, разыскивая динозавров. В этой формации Канзаса я нашел новый вид мозазавра-клидаста. Образцы находятся ныне в коллекции Канзасского университета, а вид назван д-ром Виллистоном клидаст Веста (Clidastes Westii) в честь коллектора Канзасского университета покойного судьи Б. П. Веста.

33

Штернберг имел дело преимущественно с сравнительно молодыми слоями, относящимися главным образом к третичной системе (эоцен, миоцен и т. д.), животные которой сильно напоминали современных. Когда говорят «плейстоценовый слой» или просто «плейстоцен», то тем самым указывают на принадлежность животного к слою, отложенному именно в названное время, т. е. в данном случае в эпоху плейстоцена (ледникового периода).

34

Септариями называются скопления (или, как говорят, «стяжения» или «конкреции») черного известняка с прожилками минерала известкового шпата. Эти скопления обычно очень богаты остатками ископаемых животных, особенно раковинами разнообразных моллюсков.

35

Относится к верхнему отделу меловой системы. Название дано по местности Форт-Пьер в Северной Америке.

По реке, много ниже разветвления, формация которая в Мак-Аллистере венчает холмы, уходит под речное ложе. На много километров после этого красный и голубой мел заполняет страну; он в свою очередь исчезает, уступая место желтоватому и синему мелу, который в конце концов сменяется синим и почти белым мелом, залегающим под ложем реки вблизи устья речки Хакберри, в восточной части провинции Гёв.

У Белых камней (Уайт-рок), в провинции Трего, плотный белый известняк в виде глыб, похожих на крепостные стены, нагроможден на двадцать семь метров в высоту. Дальше вниз по реке появляется известняк Форт-Бентонского яруса ^[36] , с характерными для него раковинами иноцерама (Inoceramus); в среднем же Канзасе бурый и белый песчаник и ярко окрашенные глины занимают нераздельно область в девяносто километров, уступая, наконец, место плотным известнякам, рыхлым глинам и песчаникам верхнекаменноугольной системы. Кроме очень тонких прослоек, в верхних каменноугольных слоях и в Дакотском ярусе меловых отложений, уголь нигде не был найден в обширной котловине от вершин Смоуки-гилл до устья р. Канзас.

36

Относится к верхнему отделу меловой системы, представляя одно из американских его подразделений.

Невозможно вычислить, какое огромное количество минеральных частиц смыто водой в этих канзасских долинах и унесено в Миссисипи и залив. С тех пор, как первая узкая бороздка прорезала высыхающий ил ложа Мелового океана, все заливные долины Миссури и Миссисипи ниже Канзаса удобрялись материалом, некогда покрывавшим долины Канзаса; из него же отчасти сложена дельта ниже Нового Орлеана.

Читателей заинтересуют, быть может, выдержки из дневников, которые я вел во время работы в лу-форкских слоях; они помогут им заглянуть в повседневную жизнь охотника за ископаемыми.

«Пятница, 11 июля. Это самый удачный день с тех пор, как мы выехали за добычей. Мы нашли три образца нижних челюстей, три черепа. Было чрезвычайно жарко. Тяжело работали восемь часов».

«Суббота, 13 июля. Сегодня я извлек из породы и запаковал три челюсти и три черепа. Мы нашли несколько очень хороших костей; всех лучше передняя нога в естественном положении. Нашли безукоризненную плечевую кость, отличную бедренную, за исключением верхней сочленовной головки, переднюю часть верхней челюсти крупной кошки с огромным клыком (саблезубого тигра). Мы взяли много костей ног, хорошо сохранившийся первый шейный и еще один позвонок, лопатку и т. д. Послеполуденные часы были сегодня самыми жаркими за все время, но к вечеру подул с севера ветер и стало почти прохладно. Я отыскал вдобавок к уже перечисленным образцам верхнюю челюсть саблезубого тигра. Огромный совсем еще нестертый клык был семь с половиной сантиметров длины и почти сантиметр ширины».

Я мог бы без конца приводить выдержки из дневника, но рассказ был бы почти неизменным. Припоминаю, впрочем, один случай в связи с работой в этой местности, который может позабавить, или заинтересовать моих читателей.

Однажды я нашел щиты черепах, которые торчали по обоим откосам узкой промоины, прорезавшей мощный слой песка. Выкапывая те, которые уже были на виду, я нашел много других; всего я насчитал около двадцати образцов, очень мелких, впрочем. Следуя по промоине вниз, я увидел, что она выходит в обширную круглую котловину, почти лишенную растительности. Котловина расположена была в долине Бобровой речки (Бивер-крик) в провинции Раулин; это место показалось мне идеальным для охоты за ископаемыми, так как вода и ветер годами разрывали и передвигали песок. И действительно, я скоро наткнулся на полный щит и скелет более метра в диаметре — хорошего экземпляра Коповской прямозадой черепахи; но я едва не заплакал от отчаяния, когда увидел, что он разбит в куски. Я был уверен, что из земли он был освобожден водой в превосходном состоянии; у меня не было сомнения, что его киркой разбил какой-то вандал: я всегда говорил и настаиваю, что уничтожать без всякой надобности живую жизнь или остатки жизни, существовавшей прежде, преступно и стыдно.

Я пришел в не особенно приятное расположение духа и двинулся дальше. Поблизости я набрел на другой экземпляр еще больших размеров, который, очевидно, постигла та же участь. А потом еще и еще: вся местность, казавшаяся такой богатой, была полна обломков разрушения.

Я был горько разочарован, так как знал, что никогда, может быть, не найду таких огромных пресмыкающихся той эпохи. Я пошел в лагерь со слезами на глазах и даже не заметил сначала, что там сидит на ящике какой-то незнакомец-посетитель.

— Какой-то проклятый невежда побывал в овраге! — крикнул я Биллю Браузу. — Он разбил киркой трех чудеснейших черепах, каких я когда-либо видел.

Посетитель соскочил с ящика, словно его подстрелили, и завопил с глубоким раскаянием в голосе:

— Да ведь это я! Я выкапывал пни, чтобы развести огонь и наскочил на них. Я не знал, что они чего-нибудь стоят. Мне хотелось посмотреть, что у них в середине, я их и расколол.

Его удивление и огорчение были так забавны, что вся моя злоба прошла. Хоть я и сильно устал, но хохотал над ним до того, что вовсе выбился из сил на весь остальной день.

Вернусь теперь к экспедиции 1877 года.

Руссель Гилль оказался чрезвычайно способным помощником; меня всегда огорчало, что он потом отказался от работы по ископаемым ради медицинской практики. Билль Брауз также был увлекающимся работником. Кроме выполнения своих обязанностей кучера и повара, он скоро начал работать в поле почти столько же, сколько каждый из нас. Никогда не бывало у меня такой дружной и хорошо сработавшейся партии, как в ту поездку.

Но однажды в августе я получил от профессора Копа необычайно длинное для него письмо.

«Сдайте все снаряжение м-ру Гиллю, — писал он, — и тотчас же отправляйтесь в новое место, которое открыто в пустыне восточного Орегона. Поезжайте в форт Кламаз в Орегоне, а оттуда к Серебряному озеру (Сильвер Лэйк); там найдете некоего Дункана, почтового служащего. Он вас проводит к богатым окаменелостями отложениям в степи, заросшей шалфеем. Вы, по всей вероятности, найдете вместе с костями вымерших животных также и человеческие орудия. Поезжайте тайно: не говорите никому, куда вы едете. Пусть ваши письма пересылают так, чтобы вас нельзя было проследить».