Жизнь по краю

Да и никто не мог… Только ворона, примостившаяся на ветке березы, как будто что-то знала, или ей просто казалось, что она знает, потому что долго жила на этом свете и многое повидала на своем веку.

Глава 7

Несколько прошедших недель были для Павла непростыми. Переговоры, бесконечные встречи, обсуждения – на кону стояла крупная сделка. Павел знал, какого результата хочет добиться, и теперь ловил кайф от того, что он точно рассчитал, как расставить «капканы» партнерам, чтобы они согласились на выгодные для него условия. Чутье опытного дельца позволяло ему предусмотреть, где следует надавить, а где – пойти на уступки и ослабить хватку. Эти хитрые уловки должны были привести собеседников ровно к тем решениям, которые были нужны Павлу. Острое ощущение драйва наполняло его. В такие минуты он чувствовал себя демиургом, возможности которого не ограничены. Однако он знал, как важно быть в этот момент внимательным: любое неточное движение может привести к тому, что волна, которая только что несла его к высотам, так же быстро сбросит его вниз и превратит в мелкую песчинку, о которой потом никто не вспомнит. Но именно это ощущение «хождения по краю» давало неповторимую смесь эмоций, которые периодически зашкаливали и приводили к тому пьянящему состоянию, в котором Павел находился сейчас. В такие минуты все начинало плыть перед глазами и внутренности пытались выбраться наружу. Это означало, что таблетки от давления уже не помогут. «Была бы Мила, – подумал Павел, – можно было бы спустить пар. Но эта кукла все испортила! Сволочь неблагодарная, так ей и надо, пусть теперь лежит и гниет в этом убогом гробу, в нелепом свадебном платье, мелкая шлюха!».

Павел как будто специально подбирал отборные ругательства и оскорбления в адрес своего друга. Да, как это не странно, но эта шлюха, как сейчас ее ругал Павел, стала для него тем другом, с которым он мог раскрыться. Думать о ней оказалось по-настоящему больно. Казалось, что сердце не выдержит и разорвется на части, что не хватит воздуха в груди, что он задохнется от этой несправедливости, от этой потери, от всех этих мыслей. Они роились как надоедливые мухи, и остановить их не было никакой возможности. «Нет, ну вот кто ее мог так нарядить! – зудела очередная муха-мысль. Похоже больше на дурацкую шутку, чем на проводы в последний путь… Хотя, это и был ее наряд, он забыл, как она танцевала в нем перед ним, как когда –то его собственная мать…».

***

Однажды они с Милой в хлам напились.

У Милы была какая-то невероятная способность много пить и казаться трезвой. Павлу это нравилось, можно было расслабиться, не то что с Анной, которая выпивала бокал вина и у нее начинала болеть голова, настроение портилось, в общем посидеть с ней, расслабиться, поговорить по душам, когда душа требовала этого, было не возможно. А тут совсем иное. Безудержное веселье, отсутствие тормозов, поддерживает любой кипиш и делает это так искренне, что веришь, что ей это все нравится. Но один раз они накидались так, что еле ворочая языками, и им пришло в голову рассказывать друг другу истории из своего детства и юности.

В школьном спортзале грохочет музыка и мигают разноцветные огни, все ребята с параллели разбрелись по парам и компашкам, и никому нет дела, что Мила одна сидит в углу. Наряд, на который она возлагала столько надежд, увы, не добавил очков в глазах одноклассников, и ни один мальчик так и не захотела с ней танцевать. Да это и понятно, она в школе была чудной и изгоем. В младшей школе она могла засидеться на уроке и не выйти в туалет и понять, что произошло, только когда звучал смех и учительница выводил ее из класса. Она могла засмеяться на уроке просто так. Или ходить на перемене и с кем-то разговаривать. Или встать и начать ходить по классу, подходя и разглядывая одноклассников. Или просто застыть у окна и долго смотреть в даль. В общем одноклассники считали ее сумасшедшей и сторонились. Трогать боялись, так как директриса взяла над ней шефство, когда-то она сидела за одной партой с матерью Милы и в память про детские годы, держала в школе этих странных сестер. Старшая вообще-то была обычной. Вернее, очень красивой, от слова очень, в отца пошла девица. Директриса помнила, что сама заглядывалась на этого парня, а он выбрал Наташку. Но, как и отец, который не пропускал ни одной юбки и стопки, Ленка похоже была такой же. В общем о ней уже ходила слава «прости господи».

А вот Мила была другой. Когда директриса смотрела на это существо, а по-другому к ней никто не мог относиться, она не понимала, как природа могла так обойтись с девочкой. Было ощущение, что это человек, у которого нет внешности, нет пола, сложно было понять кто это. Мила была альбатросом с лицом абсолютно лишенным какой-то внешности. Она была человеком без внешности. Но в замены внешности природа дала Миле незаурядные способности. Да, дурой Мила не была, со всей школьной программой она справлялась на отлично. И чтобы не происходило, у нее всегда были сделаны уроки, она всегда знала ответы на все вопросы и занимала первые места на всех олимпиадах по всем предметам. Это была ходячая энциклопедия, в которой есть все, но из-за этого еще больше окружающим кажется, что это не нормально. Была еще одна особенность, когда это существо поворачивало голову и пристально смотрело своими белесыми глазами в твои, казалось, что она видит тебя насквозь, что она знает все твои потаенные секреты и тот, на кого оно смотрело, сжимался и отходил в сторону.

Сейчас Миле было одиноко и тоскливо. После отъезда сестры Ленки ее подруги перестали приходить в гости, Мила осталась совсем одна. Ей отчаянно хотелось снова быть нужной, хотелось снова видеть свое отражение в чьих-то глазах. Пусть она снова станет их «куклой» и они снова смеялись бы над ней! Она старалась изо всех сил, главное, – она снова была бы чье-то, ее бы снова любили. Лена бросила ее, когда у нее должен был быть выпускной, ни разу не написала, не позвонила, чтобы узнать, как она справляется без нее. Почему? Почему она поступила так подло, она же всегда ее защищала? Почему и сейчас на его гребаном выпускном она сидит в этом дурацком виде совсем одна? Чуда в этот раз не произошло. Как и раньше, никто ее не замечал, ее жалкие попытки поговорить с одноклассниками заканчивались насмешками, и Мила, просидев еще час под баскетбольным кольцом, медленно побрела по темным улицам в сторону своего дома, где ее тоже никто не ждал.

Павел как будто знал уже эту историю, черт побери, он даже все сразу понял. В тот момент он был сильно пьян, но протрезвел в одну секунду, когда Мила продолжила свой рассказ. Нет, это не мог быть он. А если она? Стоп, Мила же провинциалка, а все это случилось в Москве. Видит бог, Павел хотел бы забыть этот эпизод.

В то время Павел носил длинные волосы, был худощав и тщательно следил за собой, но никто из его друзей не мог бы назвать Павла девчонкой. Все знали крутой и жестокий нрав своего друга, но готовы были с этим мириться, ведь именно он придумывал самые отвязные вечеринки, самые острые развлечения, от которых потом мурашки еще долго бегали по телу, а какие-то воспоминания вызывали такую эрекцию, что нужно было срочно с ней что-то делать.

Их было человек семь на «флэту», как они тогда называли Санькину квартиру для сборищ. В ту ночь они были под шафе, алкоголь, трава, но все равно было невыносимо скучно, хотелось получить порцию адреналина. Кто-то валялся на диване, кто-то в кресле с голой подругой на коленках – обычная история вечера пятницы. А им хотелось чего-то необычного, хотелось драйва, такого, чтоб дух захватило. Павел чувствовал, что начинает злиться, что ему нужно куда-то выплеснуть то дерьмо, которое затопляло его изнутри. Дерьма становилось все больше, и чувствовал, что вот-вот перестанет контролировать себя.

– Мы же мужики, – развязано и нарочито громко начал свой призыв Павел, – а там по улицам столько разных мудил ходит, пора им показать, где их место. Кто настоящий мужик?!

Все дружно поддержали идею: мудаков надо пиздить! Девчонок оставили дома, да они и не горели желанием идти куда-то, а сами отправились на улицу. Они сначала толком не знали, куда идти, когда кто-то вспомнил, что излюбленное место тусовки всей гомосятины – бар «Зая» и что, наверное, сейчас самое время: пятничным вечером эти гомики оттягивались там вовсю. Они даже не дошли до пресловутого бара, когда им встретилась размалёванная девица в совершенно нетрезвом виде. Пустить такое ничтожество по кругу всем показалось забавным приключением. О том, что девчонка оказалась девственницей, о том, что она плакала, умоляла не делать ей больно, никто потом не вспоминал. Просто эпизод, просто пьяная компания, просто какая-то девка. Павел тогда помнил, что эта девка повернула голову и посмотрела на него, он опешил, ему показалось, что это лицо он где-то видел. Но он быстро отогнал это ощущение, быстр уже без особого удовольствия закончил свое дело и постарался забыть это видение.

– Они обступили меня как шакалы, им доставляло удовольствие, что я беззащитна, понимаешь? Им всем было лет двадцать – двадцать пять, и у меня даже защипало глаза от запаха их перегара, так они были пьяны. Они толкали меня говорили, что я блять. А я просто была размалеванной дурой, которая хотела понравиться парням на выпускном. Но, похоже, как мне сейчас кажется, тогда и был тот самый момент, когда я стала понимать, что я не одна, нас двое, я и она– заплетающимся языком рассказывала Мила.

Павлу почему-то вспомнилось лицо той девицы из тех далеких годов, вернее ощущение, что он делает что-то ужасное. Он был точно уверен, что это была не Мила. Он сейчас подумал, что та девчонка была похожа на образ его матери из его детских воспоминаний.

Мила закончил свой рассказ, который как две капли воды был похож на тот давний эпизод из жизни Павла. Удивительным образом эти два, не связанных между собой события, пробудили то потаённое, что где-то глубоко жило в каждом из них, о чем они догадывались, но боялись признаться себе. Они смутно сознавали то, что к этим эпизодам, случившимся с каждым из них, привели еще более давние события их жизни, о которых они забыли или просто спрятали в слоях бессознательного, не давая себе возможности гадать о том, что тут реальность, а что фантазия.