Жизнь после жизни

— «День прошел карашо?»^{142} — спросила Милли. — У меня тут чай есть. — Она вылила остатки чая в чашку и протянула Урсуле.

— Как тебе сказать. — Чай оказался чуть теплым; Урсула пожала плечами. — Довольно паршиво. Это точное время? Мне уже на работу пора.

На другой день она, к своему удивлению, обнаружила сводку мисс Вулф, написанную четким почерком старшей медсестры. Подчас в желто-оранжевую папку мистическим образом попадали самые разнородные сведения, и Урсула не могла понять, почему все это стекается к ней на стол.

«05.00. Промежуточное донесение о потерях. Отчет о текущем положении. Пострадавших: 55, все госпитализированы; убитых: 30, в т. ч. 3 неопознанных. Полностью разрушено жилых домов: 7. Остались без крова: около 120 чел. Задействовано: пожарных бригад — 2, машин „скорой помощи“ — 2, тяжелых спасательных отрядов — 2, легких спасательных отрядов — 2, поисковая собака — 1, в данный момент на объекте. Работы продолжаются».

Никаких собак Урсула не припоминала. В ту ночь по городу было множество подобных случаев. Взяв толстую пачку донесений, она сказала:

— Мисс Фосетт, это на регистрацию.

Урсула еле дождалась одиннадцати часов, когда по кабинетам начали развозить чай и легкий завтрак.

Обедать решили на открытой веранде. Картофельный салат с яйцом, редис, латук, помидоры, даже огурец.

— Все продукты — дело прекрасных рук нашей мамы, — сказала Памела.

Давно Урсула не ела такой вкусноты.

— А на десерт, по-моему, будет шарлотка с яблоками, — сообщила Памела.

Сейчас за столом никого, кроме них, не было. Сильви пошла открывать кому-то дверь, а Хью еще не вернулся с поля на другом конце деревни, где, по слухам, лежала неразорвавшаяся бомба.

— Любопытство не порок, но большое свинство, — сказала в никуда Сильви, а потом Урсуле: — Мы его ждать не будем.

Мальчики тоже обедали под открытым небом: растянувшись на лужайке, поглощали жаркое из бизона и суккоташ^{143} (в действительности — тушеную говядину и яйца вкрутую). Утром они расставили старый, попахивающий плесенью вигвам, откопанный в сарае, и с упоением играли в ковбоев и индейцев вплоть до прибытия полевой кухни (то есть Бриджет с подносом).

Сыновья Памелы были ковбоями, а эвакуированные, «кочевники», охотно стали индейцами-апачи. «Мне кажется, это ближе им по характеру», — сказала Памела. Она изготовила для них картонные головные уборы с куриными перьями. Ковбоям пришлось довольствоваться носовыми платками Хью, повязанными на шее. Лабрадоры в полном щенячьем восторге носились кругами, а десятимесячный Джеральд безмятежно спал на расстеленном одеяле, рядом с Хайди, собакой Памелы, слишком степенной для таких забав.

— Он у них, видимо, символизирует скво, — сказала Памела. — По крайней мере, не орут. Это — как счастье. Вот такое у нас индейское лето.^{144} Шестеро мальчишек в доме, — продолжала она. — Слава богу, начался учебный год. Они ведь ни минуты не сидят на месте, их постоянно приходится чем-то занимать. Ты здесь, наверное, не задержишься?

— К сожалению.

Драгоценная личная суббота, которой Урсула пожертвовала ради встречи с Памелой и детьми. У Памелы вид был измученный, зато Сильви, похоже, за время войны набралась сил. Как ни странно, она даже вступила в Женскую королевскую добровольческую службу.

— Не перестаю удивляться, — сказала Памела. — Мама всегда недолюбливала женщин.

Сильви держала большой выводок кур и сумела повысить их яйценоскость до уровня, продиктованного войной.

— Бедные птицы: вынуждены нестись день и ночь, — говорила Памела. — Можно подумать, у мамы под началом завод по производству боеприпасов.

Урсула не поняла, как можно заставить несушек работать сверхурочно.

— Силой убеждения, — засмеялась Памела. — Заправская птичница.

Урсула не стала рассказывать, как ее вызывали на объект — к жилому дому, в который попала бомба: на заднем дворе у жильцов был устроен самодельный курятник, и прибывшие спасатели обнаружили, что почти все птицы уцелели, но лишились перьев. «Загодя ощипаны», — грубо заржал мистер Буллок. Урсула видела людей, с которых сорвало одежду, и деревья, в разгар лета оставшиеся без листьев, но об этом тоже умолчала. Не упомянула, как люди бродили в нечистотах, что хлынули из разбитых труб, и в этих же нечистотах тонули. Ни словом не обмолвилась о жутком ощущении, которое испытала, положив руку на грудь одному из пострадавших: рука скользнула внутрь грудной клетки. (Отмучился — и на том спасибо, подумала тогда Урсула.)

Делился ли Гарольд с Памелой тем, что видел? Урсула решила не спрашивать, чтобы не омрачать такой хороший день. Ей вспомнились солдаты прошлой войны, которые, вернувшись с фронта, молчали о том, что видели в окопах. Мистер Симмс, мистер Палмер и, конечно, ее отец.

Налаженное Сильви производство яиц, как видно, заложило основу своеобразного черного рынка. Впрочем, в деревне никто не голодал.

— Здесь у нас бартерная экономика, — объяснила Памела. — Бартером, поверь, все занимаются очень охотно. По-моему, прямо сейчас у черного хода происходит какой-то натуральный обмен.

— По крайней мере, вы здесь в безопасности, — заметила Урсула.

Так ли это? Ей на ум пришла неразорвавшаяся бомба, посмотреть которую отправился Хью. И другая бомба, упавшая на ферму Эттрингем-Холла и в клочья разорвавшая коров на пастбище.

— Зато многие семьи вдоволь поели говядины, — сказала Памела. — И мы, к счастью, тоже.

Сильви, по-видимому, считала, что по части лишений этот «ужасный случай» приравнял их деревню к Лондону. Сейчас она вернулась к столу, но вместо того, чтобы доесть свою порцию, закурила. Урсула быстро подчистила за ней тарелку, а Памела достала из маминой пачки сигарету и тоже затянулась. Пришла Бриджет и стала убирать со стола; Урсула вскочила:

— Нет-нет, я сама.

Наблюдая за обороной вигвама от атакующих кочевников, Памела и Сильви остались молча курить за столом. Урсулу всерьез уязвило их отношение. Мать и сестра держались так, будто на их долю выпали все тяготы жизни, но ведь это Урсула ежедневно ходила на службу и что ни ночь дежурила на улицах, сталкиваясь со страшными трагедиями. Только вчера они пытались вызволить пострадавших из разбомбленного дома, а на головы им капала кровь: в спальне лежал покойник, до которого было не добраться, потому что лестницу завалило битым стеклом от огромного окна в потолке.

— Хочу вернуться в Ирландию, — призналась Бриджет, когда они ополаскивали вымытую посуду. — Тут мне всегда было неуютно.

— Мне тоже, — сказала Урсула.

Яблочная шарлотка оказалась просто тарелкой печеных яблок, потому что Сильви отказалась пустить на десерт драгоценные остатки белого хлеба, которые с большей пользой можно было скормить птице. В Лисьей Поляне все шло в дело. Объедки выносили курам («Еще и поросенка завести хочет», — удрученно сказал Хью), а кости бережно копили, чтобы потом сдать в утиль, как и все до единой жестяные и стеклянные банки, не используемые для хранения джема, чатни,^{145} помидоров и фасоли. Все книги из домашней библиотеки были разложены стопками, перевязаны и унесены на почту для отправки в действующую армию.