Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы
Шрифт:
И вдруг соседям, что через дорогу, дочь с зятем, уезжая на юг отдыхать, спихнули овчарку по кличке Герда. Была она огромная, толстая и неповоротливая. Копия Розы. Только ее спустили с поводка, как она тяжелой трусцой рванула по участку, походя сбивая перец, баклажаны и помидоры. Вот крику-у-у! Соседка в голос:
— Забирайте, не нужна такая…
Дочь с зятем в слезы — путевки, билеты куплены, деньги такие плачены…
— Тогда на цепь сажайте!
— Нельзя, она чистокровная!
— Забирайте с собой на курорт.
— Ладно, на цепь так на цепь.
Уехали дочь с зятем, Герда как
Гроза подойдет к забору, посмотрит на толстую, глупую морду, задранную к небу, и хоть самой садись и вой.
— Чего воешь? Чего надо? — спрашивает Гроза на собачьем языке.
— Пошла вон, Шавка беспородная, — сердится Герда.
— Чего надрываешься? Чего собак будоражишь и людей?
— Хозяева уехали.
— От того, что ты воешь, они же не приедут.
— Сама знаю.
— Так чего же…
— На цепи сижу, скучно-о-о!
— Перестанешь выть, отпустят с цепи. Ведь боятся, что ты за хозяевами сбежишь.
— Больно надо, лапы бить. Вернутся, никуда не денутся, не в первый раз…
— Тогда не вой. Замолчи!
— Пошла вон! А то покалечу. На куски разорву.
— Не достанешь. Цепь крепкая.
— Ну, погоди, только отвяжут…
И хотя не желает никому Гроза зла, а тут и задумаешься, может, и нужно таких на крепкой цепи держать?!
Зато Толик без ума был от Герды. Уж такая она прекрасная-распрекрасная! И даже жирность ее и глупость в достоинство перевел.
— Лапы-то какие!!! А спина широченная!!! И преданная хозяевам — неделю воет…
Дедушка не выдержал:
— Дура она, твоя овчарка! Люди отдыхать от шума, суеты городской сюда приехали, а она покоя не дает. Это ж надо! Все соседи недовольны.
— Зато чистокровная. Немецкая… — возражает Толик.
— Наша Гроза тоже с родословной, так ее сразу видно, что чистокровная. Все понимает, только что не говорит. Иди ко мне! Иди, моя хорошая! — дедушка гладит жесткой рукой Грозу по спине — приятно!
— Не чистокровная она! — кричит Толик. — И родословную ей мама по блату достала…
— Ни за что не поверю, — спокойно говорит дедушка и продолжает гладить Грозу. — Уж если наша не чистокровная, а такая умная, то какая же тогда будет чистокровная?!
— Вон! — негодует Толик и руку тянет в сторону соседей. — Вон чистокровная!
— Так она же дура! — возмущается дедушка. — Не может такая быть чистокровной.
— Я сам родословную видел, — врет Толик, чтобы только оправдать свою любимицу.
— Значит, чистокровная дура, что еще хуже. Выродок из чистокровных! — констатирует дедушка и поднимается. Поднимается и Гроза, она готова следовать за своими хозяевами хоть на край света. Обидно, конечно, что Толик ее не любит. Хотя… По-своему он все равно ее любит. В порыве нежности прижмется к Грозе и шепчет на ухо:
— Гроза ты моя, Грозочка. Была бы ты чистокровная, как Герда, да я бы тебя… Да мы бы с тобой… Как бы мне все мальчишки завидовали.
Не все понимает Гроза из слов Толика, но интонации иной раз обидные. Лизнет Гроза хозяину щеку: «Ладно, что теперь поделаешь, принимай меня такой,
какая есть!»И на пруд купаться, и в овраг в войну играть, везде Гроза была с Толиком. И в обиду не даст, это уж простите… Замахнется мальчишка на хозяина. Гроза сама не знает, как это получается у нее — ка-ак кинется, ка-ак зарычит…
Гладит ее, ласкает Толик и шепчет:
— Была бы ты чистокровной, как Герда или Роза, ты бы за горло мальчишку…
Зачем за горло? Мальчишка и так сбежал.
Быстро лето летело. Поспела малина, вишня, зарозовели помидоры… Мальчишки стали беспокойнее. И вдруг в один день их не стало. Всех! Как-то сразу… Были мальчишки еще утром, кричали, гомонили, а к вечеру — тихо. И Толик уехал. Уехал с дедушкой. Иногда это бывало. Уедут в город и приедут. А тут… Дедушка приехал один. Загнал машину во двор и пошел в дом.
Гроза обнюхала машину — никого. Гавкнула! Никто не откликается. Тогда она кинулась к дедушке, тронула его лапой за колено и стала у крыльца, вопросительно глядя ему в глаза.
— Чего тебе? Чего нужно? — не понял сначала дедушка. Потом догадался. — Толика нет? О-о! Он, брат, в школу завтра пойдет. Учиться. Поняла? Не поняла. Дак куда ж тебе… — и, зайдя в дом, захлопнул дверь.
Без Толика, конечно же, стало скучно. На пруд не сбегать, в войну не поиграть. Нет, с дедушкой и бабушкой хорошо, слов нет, но с ними в овраг не побежишь, в воду не полезешь… Хотя, когда выпьет дедушка из прозрачной бутылки дурно пахнущую жидкость, того и гляди в пляс пустится или наперегонки с Грозой рванет. Бывало это не часто, но бывало. В такое время бабушка становилась очень сердитой, крикливой. Тут уж ей ни под руку, ни под ногу не попадайся.
Толик приезжал еще один раз и ненадолго. От него пахло тем далеким детством Грозы, когда Толик на руках принес ее в свою квартиру в первый раз. Теперь Гроза была вполне самостоятельной собакой. Роста небольшого, но подвижная, легкая, она ни секунды не сидела на месте, но ходила по тропочкам, которые и ей уже стали узкими, так как со всех сторон поджимали огромные краснеющие помидоры, фиолетовые баклажаны, зеленый и красный перец. Яблоки стали такими тяжелыми, что сгибали ветки, и дедушка ставил под них подпорки. Ночи стали холоднее, звезды ярче…
Овчарку Герду забрали дочь с зятем. Сколько было радостей, поцелуев и сюсюканий… Аж противно!
Дог-Лорд был на месте, но очень сильно мерз по ночам. Короткая шерсть его не грела, и иногда Гроза слышала с его участка стук зубов. Ночами хорошо слышно. Хозяйке было не до дога-Лорда. Хозяин перестал приезжать. Заскучала хозяйка, заскучала и собака. Бабушка, злорадно поглядывая в сторону их участка, несколько раз говорила слова: «хапуга», «арестовали»… Теперь и хозяйка дога-Лорда частенько и надолго отлучалась. За собакой ухаживала соседка, к которой привозили овчарку Герду. Дог-Лорд скучал-скучал и заболел. Сначала от тоски по хозяину и хозяйке, потом прицепилась какая-то зараза, под названием «чумка», и дог-Лорд слег. Лежал он на подстилке на солнышке, шерсть его потускнела, тело обмякло, передвигался он с трудом. Потом совсем перестал вставать. Гроза не могла подойти ближе, не пускала железная сетка забора, но она издали спрашивала дога-Лорда: