Жизнь спустя
Шрифт:
А. – Скобы мне важны, на них все крепилось в нормальном состоянии сознания, по крайней мере, так я тогда это видел. А про каламбур – верно, но менять не буду, чтобы не испортить что-нибудь более важное.
___________________
С. – Рифма “стебля”, да еще в конце строфы вызывает определенную нежелательную ассоциацию.
А. – Несколько раз пытался ее поменять, но результат каждый раз был хуже оригинала, – обязательно терялась часть смысла.
С. – Не хочешь еще попробовать?
А. – Нет, и вообще, эта твоя нежелательная ассоциация даже где-то тут уместна.
___________________
С. – “Срящ” ведь это не нежелательная
А. – Считай, что поэтическая вольность, тем более что тут срящ – это и есть “бес полуденный”, – встречный.
С. – Читатель вряд ли это поймет.
А. – Вот ты и прокомментируешь.
___________________
С. – А про “сову” это вообще что?
А. – Это личное.
С. – А читателю оно зачем?
А. – Переморщится.
___________________
С. – А эталоны ведь делали из платины, а не из золота.
А. – Если ты намерен к такой ерунде цепляться, лучше выбрось все стихо.
С. – Да ведь оно центральное в книжке.
А. – Тем более.
От и до
Немедля едем в ту страну,
Где Бог всегда ведет войну.
Ближний Восток – особая статья,
Достойная назваться частью света.
От Ветхого до Нового Завета.
От вашего до нашего жилья.
Особенный, иссохший водосток,
Где страшная энергия жива
т всесожжения всегда на волосок,
От нашего до вашего стола.
На запад от Москвы – таков Восток.
Где манну ждешь, как зимнего дождя [7] .
Где мигом отмотаешь полный срок
От ветхого до вечного жида.
7
Вариант: Все ждешь, когда ж настанут холода.
Очень
Микророман в десяти наноглавах с прологом и эпилогом
Пролог
Они уже больше получаса шли над обрывом в долину Гудзона. С реки на город полз вечерний, осенний,
очень холодный, но сухой воздух. Назвать его ветром трудно, он был для этого слишком ровным, ламинарным. Только там, где он зацеплялся за что-нибудь: выступы домов, тумбы, скамейки, даже за поребрик – возникали небольшие завихрения. Они подымали пыль и сухие листья, но невысоко, в основном до щиколотки, редко выше коленей. Тем не менее, и несмотря на ходьбу, холод легко пробирался сквозь одежду, сквозь кожу, сквозь все.Так они и шли, замороженные, на некотором расстоянии друг от друга, изредка перебрасываясь такими же холодными, не поднимающимися выше колен фразами.
Раньше, ясным осенним днем, он зашел за ней в университет, застал там на кафедре. Она попросила подождать на улице. Видно было, что она создает дистанцию, рисует рамки приличий, налаживает что-то, что еще минуту назад показалось бы ему нелепым и лишним между ними. Мог бы и сообразить, что происходит, и просто уйти, но вот уйти-то он еще не мог. Он растерянно побродил около часа по территории. Вечерело и быстро холодало.
Наконец она вышла. Сразу сказала, что спешит домой. Домой надо было ехать на автобусе с моста, точнее со станции, находившейся внутри моста через Гудзон. Проверила расписание – до ближайшего оставалось слишком мало времени, не успеть, а следующий – через час с чем-то, вот это время у нас и есть.
До моста решили идти пешком. Можно было и по Бродвею, но там много людей и очень много перекрестков со светофорами, поэтому решили идти над Гудзоном – немного длиннее, но без помех. С Гудзона на город тянуло… Впрочем, я повторяюсь.
До моста уже было недалеко, когда она остановилась:
– Мне надо тебя спросить.
“Вот и все…” – подумал он, – а вслух:
– Да?
Он знал, что она спросит. Знал о давно влюбленном в нее друге Горацио. Он понимал в этот момент, что выбор она уже сделала. Но что же ей ответить? А она уже спрашивала:
– Ты меня любишь?
– Да, – ответил он.
Наступила пауза на несколько секунд. Ответ явно ее не удовлетворил, но ведь не сразу сообразишь, как спросить дальше.
За эти секунды в нем вспыхнули летние картинки.
Вот ранним утром после бессонной ночи они вышли погулять в лугах вокруг маленького университетского городка. Они уже возвращаются. Вокруг буйная зелень, и роса сверкает на ослепительном солнце. Она в длинном белом платье, но от росы платье мокрое до колен, даже выше, и темное там. Они идут по разным сторонам проселочной дороги, им ужасно весело, а недосып только усиливает радость. Навстречу им идет молодая женщина, приблизившись, она кричит им: “Я знаю, где вы были!” И они все трое заливаются смехом.
Вот ему надо уезжать. Автобус оттуда ходит два раза в день, и до вечернего осталось минут десять. Они вышли погулять с компанией родственников и знакомых, но сейчас он прощается и идет на остановку. Идти – под горку, – он разгоняется и вдруг слышит: “Подожди!” Он оборачивается и видит, как она бежит к нему, почти не касаясь земли, подлетает, чмокает его куда придется, и с невероятно горделивым видом идет обратно, навстречу пораженным родственникам и знакомым.
Картинки проносятся в нем почти мгновенно. В них она так же соответствует летнему теплу, как сейчас соответствует окружающему холоду.