Жизнь Толстого
Шрифт:
Толстой никогда не предавал ни той ни другой. В произведениях, относящихся к периоду зрелости, любовь является светочем правды. В произведениях, относящихся к закату жизни, свет льется как бы сверху – это луч милосердия, который нисходит на жизнь, но не соединяется с нею. Мы видели, как в «Воскресении» вера, хотя и господствует над действительностью, остается вне ее. Тот самый народ, в котором Толстой, рассматривая обособленные личности, видит мелочных, слабых и незначительных людей, как только он начинает думать о нем отвлеченно, принимает черты божественной святости. [289] В повседневной жизни Толстого обнаруживаются те же противоречия, что и в искусстве, только еще более мучительные. Хотя он прекрасно знал, каких поступков требует от него любовь, поступал он наоборот: жил не по божеским законам, а по мирским. А сама любовь! Где искать ее? Как распознать все ее лики, все противоречивые веления? Искать ли ее в любви к своей семье или в любви ко всем людям?… До последнего часа он не переставал терзаться этим неразрешимым противоречием.
289
В
Как найти правильное решение? Он так и не нашел. Пусть наши надменные мудрецы пренебрежительно осуждают его за это! Уж они-то, конечно, обрели истину и самодовольно цепляются за нее. Для них Толстой – всего лишь слабый, сентиментальный человек, который ни для кого не может служить образцом. Еще бы! Он не тот пример, которому они способны следовать; слишком слабо в них пламя жизни. Толстой не принадлежал к числу тех, кто горделиво мнит себя избранником, он не принадлежал ни к какой церкви – ни к «книжникам», как он их называет, ни к фарисеям какого бы то ни было толка. Он – свободный христианин в самом возвышенном понимании этого слова. Всю свою жизнь он стремится к достижению идеала, который оставался недосягаемым. [290]
290
«Ни одно состояние, по христианскому учению, не может быть выше или ниже другого. Увеличение жизни по этому учению есть только ускорение движения к совершенству. И потому движение к совершенству мытаря, блудницы, разбойника на кресте составляет высшую степень жизни, чем неподвижность праведности фарисея» («Жестокие радости»). – Р. Р.
Толстой никогда не обращался к привилегированным мыслителям, он говорил для простых людей – hominibus bonae voluntaiis. [291]
Он – наша совесть. Он говорит именно то, что мы, обыкновенные люди, думаем и в чем боимся признаться самим себе. Он для нас не преисполненный спеси учитель жизни, один из тех надменных гениев, которые, замкнувшись в кругу своего искусства и мысли, вознесли себя над бренным человечеством. Он, как он сам любил называть себя в своих письмах, наш «брат». Так повторим же за ним самое прекрасное и человечное из всех слов – «брат».
291
Для людей доброй воли (лат.). – Прим. ред.
Январь 1911 г.
Толстой оставил после своей смерти большое количество неопубликованных произведений. Многие из них сейчас уже изданы. Во французском переводе Ж. В. Бинштока (собрание Нельсона) они составляют три тома. Эти произведения накопились на протяжении всей жизни Толстого. Есть рукописи, относящиеся к 1883 г. («Записки сумасшедшего»). Другие созданы в самые последние годы. Они включают в себя рассказы, романы, пьесы, диалоги. Большинство из них остались незавершенными. Мне хотелось бы подразделить эти произведения на две категории: одни из них Толстой писал по соображениям морального порядка, другие – удовлетворяя свои художественные запросы. Но лишь в немногих из числа этих произведений гармонически сочетается и то и другое.
К несчастью, равнодушие Толстого к его литературной славе – а возможно, и скрытое самоуничижение – помешали ему продолжить работу над начатыми произведениями, обещавшими стать прекраснейшими из всего им созданного. Таковы «Посмертные записки старца Федора Кузьмича». Это – знаменитая легенда о царе Александре I, который якобы не умер, а заставил всех поверить в свою смерть; сам же, под вымышленным именем, скрылся в Сибири, чтобы закончить жизнь добровольным искуплением грехов. Чувствуется, что Толстой страстно захвачен сюжетом и отождествляет себя со своим героем. Трудно примириться с мыслью, что от этих «Записок» нам остались только первые главы: по силе и свежести повествования главы эти не уступают лучшим страницам «Воскресения». Мы находим в них незабываемые образы (состарившаяся Екатерина II), и прежде всего с необычайной силой написан сам жестокий, мистически настроенный царь, необузданная гордость которого вспышками прорывается в умиротворенном старце.
В «Отце Сергии» (1891–1904 гг.) видна та же мощь мастерства Толстого, но рассказ несколько скомкан. В основу его положена история человека, который из-за оскорбленной гордости ищет уединения и в аскетизме стремится познать бога, а кончает тем, что познает его среди людей, посвятив свою жизнь им на благо. Острота некоторых страниц прямо-таки хватает вас за сердце. Трагизм сцены, в которой герой узнает о низости своей возлюбленной, потрясает сдержанностью: его невеста – женщина, которую он боготворил, как святую, – была любовницей царя, которого он пламенно чтил. Не менее потрясающа ночь искупления, когда монах, чтобы умиротворить свою смятенную душу, отрубает себе топором палец. Этим страстным описаниям противопоставлена заключительная меланхолическая беседа с кроткой старушкой, бывшей подругой детства; последние страницы
ясны, лаконичны, проникнуты безмятежностью.Не менее волнует тема произведения «Мать». Добрая и рассудительная мать семейства, целиком посвятив сорок лет своей жизни заботам о семье, очутилась в полном одиночестве – бездеятельная, потерявшая смысл существования; несмотря на свое свободомыслие, она ищет приюта в монастыре, где и пишет свой дневник. Но от этого произведения сохранились только первые страницы.
Маленькие рассказы, входящие в число неопубликованных произведений, написаны с необыкновенным мастерством.
«Алеша-Горшок» близок по духу прекрасным народным сказаниям. Это – история простого человека, непрестанно приносящего себя в жертву; получая от этого кроткое удовлетворение, он так и живет вплоть до самой смерти.
«После бала» (20 августа 1903 г.). Рассказ старика о том, как он любил когда-то девушку и как он внезапно разлюбил, увидев ее отца, полковника, когда тот командовал при проведении солдата через строй. Это – совершенное произведение, где обаятельные юношеские воспоминания переходят в рассказ, точно, до галлюцинации, рисующий события.
«Что я видел во сне» (13 ноября 1906 г.). Некий князь не может простить своей обожаемой дочери бегство из дому с обольстившим ее человеком. Но лишь только он увидел ее вновь, он сам просит у нее прощения. И все же (несмотря на свою всепрощающую любовь и веру в идеал, Толстой свободен от иллюзий) князь не может побороть отвращение, которое он испытывает к ребенку своей дочери.
«Ходынка» – короткий рассказ, действие которого разыгрывается в 1896 г. Юная русская княжна захотела принять участие в народном празднике в Москве и попала в страшную давку; ее сшибают с ног и принимают за мертвую; но один рабочий, сам сильно пострадавший в давке, спасает ее. Только миг их связывают узы братской любви. Потом они расстаются с тем, чтобы никогда уже больше не увидеться.
«Хаджи-Мурат» (декабрь 1902 г.) – произведение более крупное по размеру и задуманное как монументальный роман. В основу его положен эпизод войны на Кавказе в 1851 г. [292] Толстой писал «Хаджи-Мурата», находясь в расцвете таланта. Все переживания и впечатления (вплоть до зрительных) переданы здесь в совершенстве. Но, странная вещь, трудно, читая «Хаджи-Мурата», испытать настоящее увлечение; вероятно, это происходит оттого, что сам Толстой не вложил в описание страстной заинтересованности. Каждое появляющееся по ходу повествования лицо пробуждает равную симпатию, и все же каждый, кто, хотя бы мимолетно, возникает перед нашим мысленным взором, очерчен с непревзойденным мастерством. Однако, любя всех, автор никому не отдает предпочтения. Так и кажется, что он написал эту примечательную новеллу без внутренней необходимости, побуждаемый чисто внешними причинами. Как другим требуются упражнения для мускулов тела, Толстому нужна тренировка для его интеллектуальной мускулатуры. Ему необходимо творить. Вот он и творит.
292
«Свидетелем которого я был в одной его части», – пишет Толстой. – Р. Р.
На других произведениях лежит печать личных переживаний, порою граничащих с отчаянием. Есть и автобиографические записи. В «Записках сумасшедшего» (20 октября 1883 г.) излагаются воспоминания ночных ужасов, пережитых Толстым и явившихся предвестниками душевного кризиса 1869 г. Подобным переживаниям посвящен и «Дьявол» (19 ноября 1889 г.). Это – большой рассказ, в котором есть первоклассные главы, но, к сожалению, развязка его – абсурдна. Помещик, у которого была любовная связь с одной из его крестьянок, женится и принимает меры к тому, чтобы удалить свою бывшую возлюбленную (он честен и любит свою молодую жену). Но удаленная им крестьянка остается у него «в крови», он не может избавиться от страстного влечения к ней, да и она ищет с ним встреч. Не в силах бороться с собой, он возобновляет с ней связь, но, чувствуя, что ему уже не вырваться, кончает жизнь самоубийством. И помещик, добрый, слабохарактерный, хотя физически сильный, близорукий, умный, искренний, работящий, терзающийся моральными угрызениями; и его молодая жена – влюбленная и романтичная, идеализирующая своего мужа; и красавица крестьянка, пышущая здоровьем и пламенной страстью, не стесняемой стыдливостью, – являются шедеврами творчества Толстого. Досадно, что Толстой вложил в развязку этого рассказа чересчур много морали, больше, чем он это делал в реальной жизни, потому что переживания, подобные описанным в «Дьяволе», автобиографичны.
«И свет во тьме светит» – драма в пяти актах. Того, кто знает скрытую трагедию старости Толстого, это произведение, не свободное от художественных недостатков, необычайно волнует. Видишь, что здесь – только под другими именами – Толстой вывел самого себя и своих близких. Николай Иванович Сарынцев пришел к той же вере, что и автор «Так что же нам делать?», и пытается претворить свою веру в жизнь. Но это мучительно для него. Слезы жены (искренние или притворные!) мешают ему покинуть семью. Он остается в своем доме, где живет возможно более скромно, занимаясь столярным ремеслом. Жена его и дети продолжают, однако, жить на широкую ногу, устраивают празднества. И несмотря на то, что он не принимает в них участия, его обвиняют в лицемерии. В то же время своим моральным влиянием, обаянием своей личности он привлекает к себе последователей, удел которых плачевен. Священник, проникнувшись его идеями, оставляет церковь. Молодой человек из хорошей семьи отказывается от военной службы и попадает в дисциплинарный батальон. И бедняга Сарынцев-Толстой раздираем сомнениями. Не заблуждается ли он? Не вовлекает ли он окружающих в бесполезные страдания, ведущие их к гибели? В конце концов он предпочитает своим моральным терзаниям смерть от руки матери молодого человека, которого он, сам того не желая, привел к гибели.