Жизнь Тузика Озейло. Перекрёстки

– А старый потаскун Озейло использует на такие случаи чёрный ход, возле которого его уже, между прочим, ждут. Вместе с его рояльской подружкой из Лондона.

– Прямо кино! – Сашка засмеялась, обдав Тузика очередной порцией жара. – А псы с автоматами нас будут сопровождать, надеюсь?

– Будут, – заверил её Тузейло. – И «шмонать» на входе в коттедж тоже.

– Отлично. – Александра медленно поднялась и оправила платье. – Я готова.

Она взяла его под лапу, и они неторопливо поплыли в сторону запасного выхода. Им обоим сейчас не хотелось форсить – им хотелось тянуть мгновения и играть. Не для публики – её здесь не было и не должно было быть. И даже не друг для друга. Каждый для себя.

Приехав в Морской и пройдя процедуры досмотра, они войдут в пустой дом, и бешеная энергия, разгоревшаяся между ними за сегодняшний вечер, наконец обретёт свободу. Тузик Озейло и Александра Беррингтон сойдутся в чувственном урагане обоюдного желания развязной страсти. Беррингтон почувствует внутри себя мужчину, который по определению должен был быть первым в её жизни, но по каким-то причинам им в своё время не стал. Тузейло испытает невероятное наслаждение от близости с женщиной, которую так желал в детстве, но смог получить только спустя пять лет, расположившись посреди огромной и до боли ненавистной им кровати, на которой месяц назад изменила ему Анита.

Они будут заниматься этим снова и снова эту ночь, позабыв об усталости, душевной боли и, конечно же, о бесполезной и ненужной уже бутылке шампанского, так послушно приготовленной Мартой к их приезду. Никакой любви, только всеобъемлющее возбуждение, страсть и безграничное желание сбросить накопившееся столь невыносимо больное напряжение. Обессиленные, потные, с бешеным стуком в сердцах, они, наконец, сползут на кровать и будут тихо говорить друг с другом, пока не уснут, с притворным ощущением мнимого счастья. Мнимого, поскольку оба будут прекрасно понимать, что счастье это, невзирая ни на что, будет безжалостно убито непреложно приближающимся утром.

Букет

Саппи Фейдж вернулся домой невероятно измотанный. Сказывались отсутствие нормального сна на протяжении нескольких суток и бесконечная беготня по городу. Пока Тузик Озейло мило беседовал со своей школьной подружкой, так вовремя свалившейся на его голову, спаниель крутился подобно белке в колесе и, как ему самому уже начало казаться, потихоньку «ехал крышей».

Поставив чайник греться, он сел за кухонный стол перед пепельницей и начал прокручивать весь прошедший день. Начавшись, как ему самому казалось, ещё в позапрошлом веке, тот наконец-то подходил своему логическому завершению. Дурацкая возня с воображаемыми поисками Ани Озейло, утренние гости из Буэнос-Айреса, так и норовившие засунуть свои органы обоняния во все рабочие и даже личные дела Фейджа, бессмысленная и никому не нужная, как в итоге оказалось, поездка в аэропорт. Ну а затем, под вечер, прилетело приятное известие от Афонсо: супруги Веласко что-то нарыли. Пришлось бросать все дела и мчаться в машину к пожилым вельш-корги.

Согласно теории, рождённой в голове Сельвины Веласко, Федерико Торрес приобрёл три билета на пригородный поезд – по одному на каждом из вокзалов. Всем троим после этого предстояло самое невозможное – узнать, куда именно из трёх направлений ротвейлер в итоге уехал. Саппи никогда не любил себя обманывать, поэтому даже и не надеялся на какой-то положительный результат в этом деле. Однако никто из них троих – ни Фейдж, ни Сельвина, ни даже Вальтер Веласко – никогда не простили бы себе, что не попытались проработать эту версию и опросить пассажиров. Огорошенный умозаключениями сеньоры Веласко, Саппи с грустью осознал, что в свою любимую кровать он попадёт теперь не раньше полуночи.

Приходилось думать, как провести опрос пассажиров так, чтобы вытащить из них хотя бы миллиграмм полезных сведений. Вальтер и Сельвина оказались в этом бессильны – не их конёк. Общественный транспорт и всё, что с ним связано, для бывших сотрудников ОБА были чем-то инопланетным. Все их таланты, которыми они так блестяще воспользовались в кассах всех трёх вокзалов, не работали на поездах, поскольку они просто не знали саму специфику пригородных поездок.

Не знал её толком и сам Саппи. В последний раз он бывал в электричке много лет назад. Тогда он ещё жил в Кокерске и периодически выезжал к бабушке на дачу. Но это совсем другое! В Кокерской губернии этот вид транспорта имел другую специфику, наверняка отличную от Озея ввиду разности менталитетов, нравов, народов. Там даже схемы организации движения кардинально иные, более приближённые к Рояльску, что тоже не маловажно. Спаниель видел только один-единственный способ добычи информации во всей этой истории. Если не поможет и он, то они вообще ничего не смогут узнать.

– Сеньора Веласко, – обратился Саппи, отвлёкшись от мыслительного процесса, в который погрузился, находясь на заднем сиденье. – Повторите, куда, по вашим данным, купил билеты Торрес?

– В Оллаварию с Парагвайского вокзала. В Ла-Адела с вокзала Оссиденталь. Во Вьедму – с вокзала Сальвадор, – отрапортовала пожилая вельш-корги без единой запинки. Саппи невольно улыбнулся ей. Сельвина ему нравилась гораздо больше, чем её вечно чем-то недовольный муж.

– Теперь, пожалуйста, слушайте меня внимательно. – Саппи тяжело вздохнул.

После этих слов он был готов, что Вальтер, сидящий за рулём, мгновенно ощетинится и подожмёт губки. Щенок из комитета, бывший «следак» позволяет себе такой тон в адрес служащего ОБА в отставке?! Разумеется, Фейдж был прав. Так и произошло: скрючившаяся физиономия Вальтера отражалась в зеркале заднего вида. Но спаниель не обратил на это никакого внимания и продолжал:

– Вы сами знаете, что мы не имеем права задействовать кого-то ещё. Нас всего трое, и вокзалов тоже три. Придётся разделиться.

– Хорошо, – оживилась Сельвина. – Если нужно разделиться, то я согласна. Поеду на Парагвайский вокзал. На месте что-нибудь постараюсь придумать…

– Придумывать ничего не надо, если повезёт, – оборвал её Саппи. – Я ещё раз повторяю: выслушайте меня внимательно.

Выждав паузу, сопровождающуюся очередной недовольной гримасой Вальтера, Саппи продолжил:

– Обычно станции проектируются таким образом, что выходы в город находятся всегда в разных частях платформы. Это делается для того, чтобы по возможности равномерно распределить по составу потоки пассажиров. Я, как пёс, в своё время пользовавшийся этим видом транспорта, знаю, что собаки выбирают тот вагон, из которого им быстрее и удобнее выходить на своей станции. Есть другая категория пассажиров. Они, как правило, не новички в плане «маятниковых» поездок и поэтому всегда знают, в каком вагоне посвободнее, едут в нём, а уже перед своей станцией переходят в вагон, из которого им удобнее выходить. Порой эти псы проходят практически через весь состав. Именно эти «вагонные странники» нам с вами и нужны. Они самые ценные для нас…

– Я не понимаю, к чему такие сложности? – недовольно проворчал Вальтер. – Не проще ли опросить машинистов? Они тоже через весь состав проходят. Я вот на поездах не езжу, и то знаю!

Саппи еле удержался, чтобы всадить ему с лапы в челюсть.

– Машинисты проходят через состав по нескольку раз в день. Они не замечают собак, мимо которых идут, – устало ответил спаниель. – Чего не скажешь о псах, про которых я только что сейчас говорил. Они совершают подобные вояжи каждый день, в одно и то же время, в одном и том же поезде. И привыкли смотреть в глаза тем, мимо кого проходят. Не спрашивайте почему. Просто поверьте: они смотрят…

– Сеньор Фейдж, вы смотрели всем в глаза? – догадалась Сельвина и, обернувшись с пассажирского кресла, улыбнулась ему.

– Да, – кивнул Саппи и тоже улыбнулся. – И частенько обращал внимание на то, что в вагоне появились незнакомые мне морды. Морда Федерико Торреса довольно узнаваема, вы это уже сами сегодня поняли. Может быть, всё получится. Если это не сработает, то я бессилен. Творите сами.

– Я поняла вас, – заявила сеньора Веласко. – Еду на Парагвайский вокзал.

– Отлично, – кивнул ей Саппи, – тогда я на Сальвадор. Сеньор Веласко, вам остаётся Оссиденталь?