Жизнь в аду

–Да, – так же тихо сказал я и сделал шаг к папе, чтобы забрать деньги.

Когда я брал у него деньги, он резко схватил меня за воротник рубашки и, заглянув мне в глаза, прорычал:

–Я тебя предупредил! Так что, если что не нойся!

Сказав это, папа резко оттолкнул меня от себя и, впихнув оставшиеся деньги мне в руки, вышел из кухни. Я проводил его взглядом и, как только он вышел из кухни, с облегчением вздохнул. Больше всего я боялся, что он опять из-за чего-нибудь на меня разозлится и ударит меня. Так обычно часто бывало после ссор с соседом. Он же не может выпустить свою злость и негодование на соседа, поэтому он выпускал всё это на меня и я, после его ссор с соседом, грубо говоря, являлся грушей для битья. Но в этот раз он меня не тронул, и я был очень рад этому. Моё тело ещё не восстановилось после вчерашнего дня, да оно и не могло восстановиться, потому что прошло слишком мало времени, и я бы не выдержал очередного избиения.

Я кинул взгляд на деньги в своей руке и, аккуратно сложив их, убрал в портфель, который отыскал под столом среди бутылок. Папа уже не первый раз доверял мне такую большую сумму денег и давал задание отнести её кому-нибудь из его знакомых или друзей, поэтому я был не особо удивлён такому заданию от папы. Ему просто было лень самому выходить из дома, и поэтому он поручал мне возвращать его долги. Закрыв портфель, я закинул его себе на плечи и наконец-то покинул кухню. Папа сидел в кресле и, как обычно, смотрел телевизор. На меня он даже не кинул взгляда, и я поспешил покинуть квартиру, не желая дожидаться, пока папа обо мне вспомнит и решит дать мне очередное задание, вроде как по дороге зайти в магазин и купить водку. Снова получать такое задание я не хотел.

Оказавшись на улице, я не спеша направился в сторону школы. Торопиться смысла не было, потому что я итак уже опоздал на уроки, да и школа не являлась тем местом, в которое я с радостью ходил. И дело даже было не в том, что у меня там не было друзей, и никто не хотел со мной дружить или хотя бы разговаривать, а дело было в том, что там меня все просто презирали и не упускали возможности поиздеваться надо мной. Их никогда не волновало то, что я им ничего не сделал и не мешаю им. Им просто доставляло удовольствие измываться надо мной. Им нравилось говорить в мою сторону какие-нибудь гадости, подставлять подножку, толкать в спину.… Всё это вызывало у них удовольствие, ну и, понятное дело, смех. Но бросать школу я не собирался, потому что знал, что профессию мне всё-таки придётся получать. Всю свою жизнь жить с папой я не собирался, да и знал, что не выдержу ещё десять лет такой жизни. Я хотел уехать от папы после совершеннолетия, и мне нужно было потерпеть всего только около четырёх лет такой жизни и настанет долгожданная свобода. Конечно, надо было ещё до этого дожить, а с моим папой это будет трудновато, ведь в гневе он себя вообще не контролировал. Ну, и ещё мне, правда, сейчас было тринадцать лет, но через пару дней у меня должно было быть день рождение и мне исполнится четырнадцать лет и останется ровно четыре года до восемнадцати лет.

Говорят, что день рождение это праздник, но я, если честно, уже не помню, когда последний раз нормально праздновал день рождение. Даже с мамой мы редко когда нормально праздновали моё день рождение. Но она хотя бы всегда поздравляла меня с днём рождением, а это было уже хоть что-то. Про папу можно было и не говорить, потому что он даже никогда не помнил про моё день рождение, что тут говорить про поздравления! Я уже к этому привык и даже никогда не рассчитывал на поздравления от него в свой день рождение. Я всегда лишь надеялся на то, что он в мой день рождение хотя бы не будет меня бить, а лучше вообще не будет меня трогать. И частенько случалось так, что он в моё день рождение не трогал меня. И это меня не могло не радовать. Это и было моим подарком на день рождение. Хотя и были случаи, когда он меня бил в мой день рождение, но бил не так сильно, как вчера.

В школу я пришёл со звонком на третий урок. Холл уже был пустым, и только изредка пробегали школьники по коридору, спеша на урок. Я же никуда не торопился и, повесив куртку в раздевалке, медленно начал подниматься по лестнице. Кабинет находился на третьем этаже, и, пока я поднялся на него, всё моё тело вновь начало ныть и болеть, опять напоминая о вчерашнем дне. Дойдя до кабинета, я сначала остановился, придумывая объяснение своего очередного опоздания. Только после этого я постучался в дверь и вошёл в кабинет. Как только я показался в дверях класса, ко мне тут же повернулись все одноклассники и Игорь Валентинович, учитель по математике. Он окинул меня внимательным взглядом и выдал:

–Васильев! Как хорошо, что ты пришёл. Вот и наш доброволец выйти к доске.

Весь класс тут же прыснул от смеха и их взгляды стали, как и прежде, насмешливыми. А я просто замер. Такого я точно не ожидал. Я думал, что он начнёт меня ругать за опоздание, что-то говорить, напишет замечание в дневник, но я никак не думал, что он позовёт меня к доске.

–Я не хочу идти к доске, – покачал головой я, продолжая стоять около двери и желая хоть что-то сделать, чтобы не выходить к доске. С математикой у меня дела были хуже, чем со всеми остальными предметами. Её я вообще не понимал и даже не помню, что было на прошлом уроке.

–А мне всё равно! – отрезал учитель. – Положи вещи и иди к доске. И это не обсуждается! Тебе оценки надо исправлять. Ты вообще видел свои оценки? У тебя там одни двойки.

Я только нахмурился в ответ на слова учителя и прошёл в класс. Небрежно бросив портфель на стул последней свободной парты, я подошёл к доске. Учитель протянул мне мел и начал диктовать пример. Пока я его писал, я всей своей спиной чувствовал взгляды одноклассников и моя спина, которая итак болела после вчерашнего, буквально горела. Я не знал, куда спрятаться от этих взглядов, и мне лишь хотелось поскорее вернуться на своё место. Дописав пример, я понял, что понятия не имею, как его решать. Я серьёзно застрял и не имел ни малейшего понятия, что делать. Мои руки сильно дрожали, и я лихорадочно пытался придумать решение и вспомнить, как этот пример вообще решать. Но у меня ничего не получалось и я просто пришёл к тому выводу, что пропустил эту тему. Одноклассники продолжали внимательно наблюдать за мной и по всему классу пошли смешки. Видимо, все поняли, что я не знаю, как решать пример. Им было смешно, а вот мне было не до смеха. Я кинул неуверенный взгляд на учителя, но тот был занят своими делами и на меня даже не смотрел. Я повернулся обратно к доске и опять посмотрел на пример. Но идей, как решать его, у меня так и не появилось, и я лишь продолжал стоять на своём месте и смотреть на этот злополучный пример.

–Ну, Васильев, ты решать собираешься или будешь продолжать стоять и любоваться этим примером? – наконец-то проговорил учитель и по всему классу опять пошли смешки.

–Я не знаю, как решать, – твёрдо сказал я и повернулся к учителю.

–Ну, что ж, если не знаешь, как решать, то садись – два! – констатировал учитель, и я, отдав ему мел, вернулся на своё место под пристальными взглядами одноклассников.

Сев на своё место, я, только прикоснувшись к стулу, тут же поморщился от боли, которая моментально волной распространилась по всему телу, и, сквозь зубы стерпя эту боль, полез в портфель за вещами. Учитель тем временем вызвал к доске моего главного недруга, Витю, и нетрудно было не почувствовать его ненавистный взгляд. У него у самого с математикой не особо хорошо обстояли дела, и вызов к доске означал для него двойку. Я знал, что из-за этого он мне начнёт мстить, хоть я и не виноват в том, что его вызвали. Ведь не я решаю, кто пойдёт к доске, а учитель, но Вите было на это всё равно. Для него это была лишь очередная возможность поиздеваться надо мной. И вот сейчас он стоял на том месте, на котором минуту назад стоял я, и сверлил меня своим взглядом. А я в свою очередь даже не смотрел на него, а, воспользовавшись моментом, пока все заняты, достал все нужные для урока вещи и уставился в учебник, пытаясь сделать вид, что очень занят.

Весь оставшийся урок ко мне больше никто не цеплялся. Игорь Валентинович, наверно, подумал, что я повторяю ту тему, по которой сейчас не смог ответить, а одноклассники никогда ко мне не приставали на уроках. Они в основном приставали ко мне только на переменах или после уроков, но чаще всего после уроков, а на переменах они были так заняты своими делами, что даже могли за всю перемену ни разу не кинуть на меня взгляда. И поэтому вплоть до звонка с урока я спокойно просидел за партой, погружённый в свои мысли и мечтания. А мечтал я в основном о том, как через четыре года съеду от папы и начну спокойно жить. Моя жизнь наладится и станет такой, о которой я всегда мечтал. Но мои мечты, как и обычно, прервал звонок с урока. Все тут же начали вскакивать с мест, и только я один не спеша и никуда не торопясь медленно укладывал свои вещи обратно в портфель. Торопиться мне было некуда, потому что денег на еду в столовой у меня не было, а общаться на перемене мне было не с кем.

Мне нужно было просидеть ещё целых два урока, и я лишь надеялся, что они пролетят быстро и потом у меня так же быстро получится покинуть школу и никакой Витя мне это сделать не помешает. Но вероятность того, что он мне даст спокойно и быстро после уроков покинуть школу, была очень мала. Потому что обычно после того, как Витя типа из-за меня попадал в неприятную ситуацию, он потом долго ко мне цеплялся и не хотел меня оставлять в покое. Но сегодня мне надо было относить деньги бывшему другу папы, и мне точно было не до разборок с Витей. Я знал, что, если слишком поздно вернусь домой, то папа меня обязательно за это побьёт и никакие оправдания, вроде: «Я относил деньги твоему другу», не сработают. Потому что папа сразу поймёт, что это не так. Его друг живёт не так уж и далеко от школы и на то, чтобы отнести ему деньги максимум может уйти полчаса, но не больше. К ещё одному избиению я пока не был готов ни морально, ни физически.

Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. Я закинул портфель на плечи и поднялся из-за стола. Весь класс уже опустел и только учитель продолжал сидеть за своим столом и что-то писать в журнале. Я тоже уже хотел покинуть класс, как тут голос Игоря Валентиновича заставил меня остановиться.

–Серёжа! – позвал он меня, и я нехотя повернулся к нему.

–Да, Игорь Валентинович? – ответил я, еле сдерживая раздражённые нотки. Мало того что разговаривать с учителем математики мне не особо хотелось, и так он ещё меня всегда раздражал.