Жизнь в зеленом цвете - 7

* * *

«12.12.

Вынужден признать, что ошибался, когда думал, что гриффиндорцы не годятся вовсе ни на что. Как это ни странно, они годятся в дипломаты… по крайней мере, Поттер - так точно. Сколько раз за это время он унимал готовые вспыхнуть ссоры! Я язвлю, говорю гадости, порываюсь уйти - и ему хватает слова, поцелуя, а иногда даже взгляда, чтобы меня утихомирить. И я делаюсь тихий и послушный, как хаффлпаффец. Может, это какая-то область магии, про которую я ничего не знаю? Если так, то это очень специфическая магия, которой могут пользоваться только люди с мягкими губами, взъерошенными волосами и смуглой кожей, тонкие, точёные, хрупкие. Люди, каких на свете очень мало. Я вот знаю только одного.

Меня уже пугает та восторженность, с какой я думаю о Поттере. Я его ненавидел столько лет, а теперь думаю о нём постоянно, смотрю на него на общих уроках, вывожу его имя на полях конспектов. Джеймс. Имя ему идёт; пожалуй, я не могу себе представить, чтобы его звали как-то по-другому.

Джеймс. Джеймс. Джеймс.

Вне заброшенных пыльных кабинетов, где мы встречаемся, он такой же, как обычно. Правда, он никогда теперь не начинает ссор со мной, но за него это успешно делает Блэк. Я стараюсь не попадаться Мародёрам на глаза вдалеке от учителей, чтобы даже случайно не повторилось ничего из того, что было в прошлом году, позапрошлом и во всех предыдущих. Странное дело, раньше я никогда не пытался их избегать - бывало, и сам лез на рожон, лишь бы доказать этим самоуверенным выскочкам, что ни один из них не пуп Земли. А теперь, когда шансы победить, строго говоря, повысились, я стал осторожничать. Мерлин его знает, почему…

Это всё так непривычно… словно после долгой-долгой зимы впервые выходить на улицу, где светит солнце и тает снег. И воздух не такой, и люди другие, и птицы распелись, как ненормальные, и так хорошо отчего-то, хотя всё ещё сыро и холодно. И сырой снег, а под ним земля, ощущаются под ногами совсем не так… сквозь подошвы старых ботинок сразу чувствуешь, по чему шагаешь. И не знаешь, что делать, потому что, пока ты спал, пришла весна.

Так и сейчас. Я не знаю, что делать с тем, что чувствую к Поттеру. Я, строго говоря, не знаю даже, что именно чувствую. Если бы меня кто-нибудь спросил, я - при условии, что не послал бы спрашивающего в далёкое тёмное место - не сумел бы ответить.

Когда я думаю о нём, в груди становится тепло, и губы сами собой разъезжаются в улыбку - настолько мне не свойственную, что Стеббинс на днях поинтересовался, не заболел ли я. Заболел. Поттером.

Я уже умею очищать разум за доли секунды, и скоро мы перейдём непосредственно к практике окклюменции. Поттер утверждает, что я очень быстро всему учусь; сам он, дескать, осваивал эту науку куда медленнее. Меня это не удивляет; из всех слов определение «непоседа» подходит Поттеру больше любых прочих. У него словно шило в одном месте; я удивляюсь, как он вообще сумел обуздать себя и научиться избавляться от мыслей. Он сам юркий, маленький, как воробей, и мысли у него наверняка такие же.

Сегодня снова иду учиться защищать свои мысли. Вообще говоря, на саму учёбу уходит мало времени - больше мы целуемся или дрочим друг другу. И говорим немного - о нейтральном. Об уроках, о погоде, о Филче; о книгах, о маггловской физике, о Великой китайской стене. Честно сказать, бывает так, что мы касаемся и скользких тем - например, окружающих людей, о которых у нас по большей части диаметрально различные мнения. Но одну тему мы никогда не обсуждаем; эта тема - мы.

Собственно, «нас», я так подозреваю, нет. Есть два отдельных идиота, которые регулярно занимаются петтингом в пустых классах, только и всего. Может, Поттер думает иначе. Но мы никогда не говорим о том, почему нас тянет друг к другу, и можно ли сказать, что мы вместе. Словно боимся связать себя этими словами, навсегда увязнуть в этих вымороченных, странных отношениях.

Боимся потому, что нам того и хочется. Мне так точно…

Почему я до сих пор не сжёг эту идиотскую тетрадку?

30.12.

Рождество. Недавно было Рождество. Впервые рад этому празднику…

Разумеется, Поттер уехал на зимние каникулы домой; у него любящие родители, его ждёт куча подарков. Я никогда не уезжаю - нет радости слушать, как поддатый отец орёт на мать, а за окном воет сырая вьюга.

Но в первый раз у меня было что-то вроде праздника перед тем, как Поттер уехал. Это, наверное, просто жалко со стороны; но для меня это настоящий праздник.

Поттер в тот день выглядел как-то особенно хитро и заговорщически; я пришёл, готовый к полноценной легилиментивной атаке - он её уже три раза обещал, но всё откладывал - но он вовсе не собирался заниматься ментальными искусствами.

– Привет, - говорит он и быстро продолжает, словно долго готовил эти слова: - Я уезжаю на Рождество, и знаешь, я бы даже не хотел уезжать, но родители расстроятся… поэтому я хочу побыть с тобой тут… ну, сегодня… давай отдохнём от окклюменции и всякого такого, то есть, просто…

За спиной у Поттера, на пыльной парте, оказывается, стоит бутылка огневиски.

– А закуска, - спрашиваю, - есть у тебя? Или ты хочешь окосеть, не допив бутылку?

– Не окосею!
– заявляет Поттер.
– Я опытный… мы с Сириусом на спор пили, кто больше. Я через две бутылки только сваливался.

– А потом мадам Помфри промывала тебе желудок и печень, - понимающе киваю.

– Н-нет, - смущается Поттер.
– Мадам Помфри не знает… нас обоих потом Ремус выхаживал.

Я фыркаю.

– Всё с тобой понятно. Но лучше, чтобы что-то было… мы же не с горя будем пить всё-таки.

Поттер белозубо улыбается.

– Без проблем! Сейчас схожу на кухню к эльфам и принесу что-нибудь, - он соскальзывает с парты.

– Ты знаешь, как пройти на кухню?

– Со второго курса, - ухмыляется он.
– Я вообще этот замок вдоль и поперёк знаю…

– По ночам исходил, - язвлю я.
– Под одной мантией-невидимкой с Блэком.

– Ага!
– подтверждает Поттер, то ли миролюбиво пропустив яд мимо ушей, то ли просто совсем ничего не заподозрив.
– Ты со мной?

– С тобой, - пожимаю плечами.

Он ведёт меня в холл, оттуда вправо, в коридор, увешанный яркими натюрмортами и жаркими факелами; я никогда не бывал здесь прежде. Поттер останавливается у картины, на которой изображена огромная серебряная ваза с фруктами, и щекочет указательным пальцем большую зелёную грушу. Та хихикает - я бы на её месте тоже захихикал бы, наверно - и превращается в зелёную же дверную ручку; ручку двери, которая ведёт на кухню, подумать только, какие сложности. Хотелось бы знать, это идея Основателей - напичкать Хогвартс потайными дверями, ходами, комнатами и прочей дребеденью, или уже кто-то позже встрял?

Кухня по размерам не меньше Большого зала; вдоль стен - кучи медных сияющих кастрюль и сковородок, на противоположном конце - великанских размеров кирпичный очаг. И едой пахнет; и такая толпа эльфов суетится, что перед глазами рябить начинает.

– Добрый вечер!
– жизнерадостно объявляет Поттер.
– Вы не дадите нам каких-нибудь пирожных?

Эльфы, судя по их поведению, безумно счастливы оделить нас пирожными, бутербродами, фруктами, пирожками и многим другим; такое впечатление, что они специально всё это для нас готовили весь вечер.