Жизнь за гранью

История явно повторялась. Вокруг частных территорий начали вырастать заборы, валы, фортификационные сооружения, напоминая эпоху княжеств и феодализма.

Но всё это уже потом. Карандаш не поспевает за мыслями, несущимися вскачь в предчувствии Неизбежного. А тогда, мы пытались понять, как наладить контакты с малышами не навредив им, создать более мощные средства защиты из подручных материалов, помочь Кариссе воссоединиться с Марго и встретиться с Георгом, найти способы облегчающие и ускоряющие процесс создания лекарственных смесей… – этот список можно было бы продолжать бесконечно.

Библиотекарь

Ожидание Янат затянулось и она уже начала подрёмывать, когда внезапно визуализировался знак – солнце в колечке льва. Она дала сигнал на ключ решётки, защищающей дверь, вскочила, чтобы бежать навстречу Высшему… и тут же плюхнулась опять в кресло: «Говорить ему о происшествии, или нет? Рассказать правду, или лучше соврать?!» – при последней мысли девушка почувствовала, как горят щёки, она ещё никогда не лгала своему Высшему.

Одного взгляда на пюпитры было достаточно, чтобы понять какие изменения произошли в сознании девушки. С Души Библиотекаря словно камень свалился. Ему захотелось обнять дочь, приободрить её, но ни один мускул не дрогнул в его лице.

– Покажи начатый свиток, Янат, – произнёс он, обычным голосом, так, словно не было ни испытания, ни разлуки.

– Вот, Высший! – руки девушки дрожали от волнения, радости видеть его и боязни, что он опять оставит её.

– Хорошо! – неожиданно похвалил он. – И рисунок гораздо чётче. Вижу ты даром времени не теряла и хорошо набила руку.

Ему бы хотелось сказать ей совсем другое, но он знал, что Всеслышащий внимательно следит за каждым его словом, в поисках повода разорвать договор. В городе было ещё немало грамотных, можно было найти среди них и каллиграфа, единственным доводом в пользу Янат был опыт в иероглифике.

Ему предлагали взять дополнительно ещё несколько учеников, но он отговаривался нехваткой времени и возрастом. Служители всячески старались создать ему конкуренцию, собирая одну за другой группы переписчиков из носителей различных систем письменности, от готической и кириллицы, до иероглифической и предметной, наивно полагая, что один прочитает, другой переведёт, а третий нарисует иероглиф. Он только посмеивался.

Не являясь сами специалистами в области лингвистики, они и не подозревали насколько, отличается понятийный аппарат в различных культурах. «В чём проблема? – не понимали они затруднения переписчиков. – Нарисованный листок дерева понятен носителю любого языка!» – не имея ни малейшего представления, что во многих языках слово «листок» просто отсутствует, а в других – падающий лист, лист лежащий на земле, лист плывущий по воде, сорванный лист и т. д. являются разными понятиями и называются разными словами. Работы их переписчиков напоминали старый анекдот, в котором предлагалось вспомнить известную пословицу, звучавшую, после двойного перевода (на другой язык и опять на прежний): «Хорошая память вредит зрению», в которой сложно было опознать первую часть пословицы: «Кто старое помянет, тому глаз вон».

Как она похожа на свою мать, – думал Библиотекарь, невольно вспоминая своё знакомство с Маргарет. Он читал курс лекций по сравнительному анализу этапов письменности в различных этносах на примере лекарственных растений, начертал на доске рисунок, пиктограмму и иероглиф… и вдруг услышал: «Чепуха! Это могут быть абсолютно разные растения!»

– Что Вы сказали? – повернулся он к аудитории. – Разные растения? Что ж, возможно, что в каком-то частном случае я могу и ошибаться…

– Он что мысли читает? – прозвучал в ответ женский голос.

Ничто не есть тем, чем кажется

В пещерном городе появился Петерс, и не один. В невысоком, стройном юноше с тёмными локонами, трудно было узнать Лёнечку, и только лукавая улыбка ярко-зелёных глаз была всё та же – добрая и чуть стеснительная. Мы с Фрумиле ни на минуту не желали расставаться с сыном и всюду ходили вместе. Со стороны это выглядело смешно, словно хороводы водили, но нам было жаль терять даже мгновение из встречи с ним.

– Вы не должны обижаться на монастырских, – сказал Петерс в ответ на наше стотысячное упоминание об инциденте с малышами, – они не желали причинять вам зла и уж тем более убивать. Вы попали на границу схода трёх энергетических потоков: холмоградского, направленного на кодирование детей и двух монастырских – экранирующего малышей, чтобы не дать возможности причинить им вред и случайно не задеть самим, и противостоящего холмоградскому, чтобы вытеснить его за границы пещеры.

– Но они грозились забрать у нас детей, если мы не уйдём оттуда.

– Вы мешали им. Пока вы находились там, они не могли поднять потенциал поля, чтобы вытеснить холмоградское.

– Но они заточили тебя, за то, что ты хотел помешать им влиять на детей.

– Нет большей лжи, чем половинчатая информация! – усмехнулся Петерс. – Видимо пришло время приоткрыть вам следующий кусочек разворачивающейся реальности. Речь шла о других детях, тех, что покинули Холмоград незадолго до катастрофы. Они уже тоже выросли, возмужали и стоят на пороге взрослой жизни, с которой кое-кто пытается помочь им определиться не совсем честными методами. Монастырям, как и городу, нужны последователи, которым они смогли бы передать свою силу. Монахи, в недрах города, готовили Безымянную и её группу. Они также выбрали следующего Управителя Мира, ожидая, что вы будете и дальше, проводить в ашраме часть отпуска, что даст им возможность постепенного взращивания силы ребёнка, – улыбнулся он Леониду, дружески похлопав парня по плечу. – Увы, они не предвидели, что очередной катаклизм наступит задолго до того, как человечество исчерпает жизненный лимит.

– Очередной катаклизм?! – меня словно молнией поразило. – То есть ты хочешь сказать, что это всё уже было и что время от времени кто-то убивает большую часть населения Земли?!

– Увы, как ни страшно это звучит, но всегда находится какой-нибудь маньяк. А если даже и нет, люди сами приводят себя к гибели, переводя жизненно необходимые ресурсы природы в мёртвые накопления, именуемые богатством. Монастыри всячески стараются помешать этому, но и они не всесильны.

– После нескольких крупных катастроф, нарушивших магнитную оболочку Земли и сместивших её с орбиты, когда безвозвратно погибли многие её обитатели, в том числе виды рода Люди, и монастыри и город пытаются помешать созданию новой техногенной цивилизации, а также сохранить осколки исчезнувших видов, – продолжил отвечать на наши вопросы Петерс, – только каждый своим путём.

– Получается, что на Земле и сейчас существуют другие виды людей? – спросила Фрумиле.

– Кое-кто из тех, кого вы называете лучистыми.

– Разве не город сделал меня таким?! – не поверил Илья.

– Нет, Иля, – печально ответил Петерс, – эти слухи распространяются специально, чтобы вы ненавидели отдельных людей, а не весь вид, именующий себя Homo sapiens.

– Но, в таком случае, где же мои родители?

– Вы живёте очень долго, в сравнении с жизнью большинства людей, но, только до наступления зрелости. Прости, что говорю тебе это, я считаю, что человек имеет право знать о себе…

– Ты можешь его спасти?! – испугалась Яни. – Спаси его!

– Не бойся, девочка, – улыбнулся ей Петерс, – до своего теперешнего возраста Илья прожил три твоих жизни, а теперь, после зачатия ребёнка, скорость его жизни сравняется с твоей, так что вы ещё много лет сможете жить вместе. Но вот те дети, которые унаследуют его гены, будут развиваться много медленнее своих сверстников, и чем позже они родятся, тем меньше будет у них вероятность застать вас в живых.

– Но в Монастыре на горе, – задумчиво произнёс Крис – ты говорил нам, что Холмоград проводит опыты, используя химические и радиоактивные мутагены, и разделяя детей на группы по доминантным реакциям.