Жизнь за гранью
Шрифт:
Мне стало невероятно стыдно своего эгоизма. Как же я не подумал о людях?! Если я, уже постигший несколько практик, и сам участвующий в подобном эффекте, правда несопоставимо меньшей силы, пришёл в шок от увиденного, то что должны были почувствовать они?! В пещере, на удивление, царило весёлое оживление. Большинство обсуждало внезапно налетевший вихрь, так удачно образовавшийся провал в почве, и вовремя сломавшийся баллон, давший протечку газа. Присутствовавшие сенсы молча улыбались.
А в дальнем уголке, Иля и близняшки, что-то шептали трясущемуся, не в силах остановить льющиеся слёзы, Михе, поглаживая его по
– Мы все здесь немного сумасшедшие! – похлопал его по плечу, неслышно подошедший, Петерс. – Управление добавочными силами, то что в народе называют волшебством, как и любой другой талант, является отклонением от нормы среднестатистической мозговой деятельности человека. Плюс немного практики и опыта, и вот уже сходишь с ума не только ты сам, но и все, кто может видеть, что ты вытворяешь, – рассмеялся он.
«Каков психолог! – мысленно восхитился я. – И ведь не придерёшься… Смог ли бы я довериться ему так безоговорочно теперь, по прошествии стольких нелёгких, полных новыми знаниями, лет?!» Мои размышления прервал Петерс, для которого мои мысли всё ещё были слишком громкими:
– Хватит заниматься самокопанием, пошли, Валенсо вот-вот проснётся.
– А почему я не слышу твоих мыслей?!
– Я не думаю, а делаю, – пожал плечами Петерс. – Мои мысли не предшествуют моим поступкам, а сливаются с ними.
Перемирие
– Неприятная штука! – сказал Валенсо, вскочив на ноги. – Запах-то какой противный и въедливый, провонял, как овечья шерсть. Помыться то хоть дадите?
– А как же! – засмеялся Петерс. – Сейчас дождик закажем да парочку молний, чтоб и побрили уж заодно.
– Ладно, ладно, – примиряюще поднял руку Валенсо, – я пошутил. Слушай, научи этого неофита правильно мыслить, а то, пока я спал, он мне дырку в голове своими вопросами прокрутил.
– Так может ответишь ему, хотя бы на один из них?
– Кто бы мне ответил… – как-то невесело засмеялся Валенсо.
– Тогда переходим к практической части! – предложил Петерс. – Вы оставляете Арса, его семью, и всё его поселение, в покое, не нападаете ни сами на них, ни через посредников и перестаёте распространять о них какие бы то ни было слухи.
– Очень своевременно! – согласился Валенсо. – Мы получаем назад свой танк, машины обоза, бежавших от нас людей и, кроме того, никто не вмешивается в наши отношения с фермерами и не мешает взимать с них дань.
– Арс, что скажешь?! – в глазах Петерса запрыгали весёлые искорки.
– Технику мы реквизировали, как орудие грабежа, – как можно вежливее произнёс я, – люди сами вправе решать, где и как им жить, а с фермерами вы вполне можете наладить торговые отношения, сэкономив на оружие и на разбойниках.
– Не слишком ли ты самонадеян?! – сверкнул молниями глаз Валенсо.
– Не более, чем ты! – твёрдо ответил я, сам обалдев от собственной наглости.
– Ну вот и договорились! – рассмеялся Петерс. – Итак, никто ничего никому не возвращает и никто ни на кого более не нападает. С фермерами идёт торговля по договору.
– Мы не можем приказать разбойникам прекратить грабежи, – попытался отстоять хоть одну позицию Валенсо.
– И я должен в это поверить?! – едко спросил Петерс и покачал головой. – Даже не думайте!
Перемирие было настолько неожиданным, что поначалу принесло больше
растерянности, чем радости. И хотя мы осознавали его хрупкость, исчезновение непосредственной необходимости прятаться, защищаться и отбиваться оставило нам массу свободного времени, от которого мы уже порядком отвыкли. Впрочем, достаточно скоро оно заполнилось детским плачем, сюсюканьем, первыми улыбками, первыми неуверенными шажками и, милым, почти не переводимым, лепетом.Янат
Она стояла на берегу и смотрела на голубые воды. На самом деле они были почти бесцветны, в голубизну их окрашивали отражавшиеся небеса. Гладь озера была спокойна и казалось, что стволы прибрежных деревьев простираются в бесконечности вод, создавая полную иллюзию отождествления жизни: «Что вверху, то и внизу…»
Но она не была простой Жительницей, она была Посвящённой со специализацией Переписчицы, и знала, что там, в глубинах, чёрное илистое дно, скользкие пучеглазые существа и молчаливая опасность. Она присела и робко тронула воду рукой. Ощущение прохлады и бриллиантовое сверкание капелек в солнечном свете завораживали, было приятно и страшно.
– Янат! Ты опять здесь?! – строго окликнул её, неслышно подошедший, Служитель.
– Простите, Высший, я только хотела…
– Ты знаешь, что это озеро неприкосновенно для горожан.
– Но почему, Высший? И почему у Высших нет персонального имени, как у каждого из нас? Почему мы все такие одинаковые и такие разные? Низшие, растящие сады, Жители, Посвящённые, Высшие Служители, Хранители…
– Ты чересчур беспечна, и задаёшь слишком много вопросов. На, прими таблетку и немедленно покинь это место.
– Но я не хочу. Эти таблетки горькие, ими кормят Низших после того, как они выныривают из озера с изменёнными жизнями будущих растений.
– Делай, что я тебе говорю! Иначе твоя жизнь тоже изменится и ты никогда не узнаешь радости материнства. Он резко повернулся и пошёл прочь быстрым размашистым шагом. Янат молча поспешила следом. Его белые одежды развевались и казалось, что она идёт за удаляющимся облаком.
Вокруг была неимоверная красота. Сочная зелёная трава, цветущая невообразимым разнообразием красок и оттенков, встречала изумительными ароматами. Светлый, пронизанный солнцем лес, с фруктовыми деревьями и кустами … И на всём – запрет. Это был мир Низших. Янат тяжело вздохнула. Ей можно было входить сюда только раз в полгода, для обучения. Но она опять нарушила запрет, коснувшись воды, и значит в следующие полгода ей не позволят посетить эти места. Невыносимая тоска сдавила грудь. Хотелось бросить всё и бежать. Бежать туда, в глубину лесных чащоб, откуда приходили Свободные и где, говорят, жило Чёрное Знание.
Дорога вела через лес внешней охранной зоны города, мимо разгрузочных терминалов, гаражей, жилых комплексов и столовой обслуживающего персонала, а затем уходила круто в гору, пересекая скалы, ещё один лес и подсобное городское хозяйство. Подъём давался нелегко, но пользоваться лифтами или туннелями Янат не хотелось. Она ещё несла в себе впечатления и эмоции Нижнего Мира и хотела подольше сохранить их.
Плантации унифицированных террас, служившие для выращивания пищевых растений и животных, тоже были прекрасны. Но это была другая красота – рукотворная. Всё было аккуратно причёсано. Каждый цветок, каждое дерево, были искусно выращены и сформованы. Ни одна травинка не могла здесь расти сама по себе. Всё, проросшее самостоятельно, безжалостно уничтожалось.