Жизнь, застигнутая врасплох (Сломанные побеги-2)

— Я только что прочел книгу Слепцова. Великолепный мистификатор. Браво.

— Где вы ее взяли?

— Книжку мне дала Галочка Привалова. Слепцов пишет о ней книгу Скоро должна выйти в свет. Он решил сделать из нее светскую львицу сталинской эпохи. Она в восторге. Если бы мне приписали подобные похождения, то возражений не последовало бы. Правда, я никогда не был пай-мальчиком, но что касается Галины, то кроме троих своих мужей она никого не знала. В лагерь ее тоже не отправляли. Мне же сидеть приходилось.

— Вор в законе?

— Боже упаси. По пятьдесят восьмой. Любопытная идея сделать из меня вора в законе. Одного такого я знал. В пятьдесят третьем он нелегально выпускал мои пластинки в Омске, Иркутске, Перми и Свердловске. Кучу денег заработал. Но человек был очень благородный. Посылки мне в зону присылал. А когда меня освободили, он встретил меня с оркестром у ворот зоны. В тридцатиградусный мороз. Первое время помогал мне встать на ноги. Потом его взяли. Но не за пластинки, конечно. Жаль. Хороший был человек. Так что к ворам в законе я отношусь с уважением.

— Вы рассказывали эту историю Бурцевой?

— А кто такая Бурцева?

— Та, что брала у вас интервью для своего журнала. Вы видели свои портреты и статьи?

— Конечно. Но интервью у меня брала Леночка Новоселова. Мы с ней встречались трижды. Слепцов ее убил в конце книги. Прекрасный мистификатор. Людей водит за нос, как первоклашек, а те все принимают за чистую монету. Наш народ привык верить печатному слову. Один партийный функционер на мой вопрос не нашел ответа. Все, что он смог сказать: «Читайте газету «Правда», в ней все сказано. Потому она и называется «Правдой». На что я ему ответил: «В тридцать восьмом году газета «Правда» трубила на всю страну о врагах народа Блюхере и Тухачевском, а сейчас их признали героями». Так этот болван рассвирепел и выгнал меня из кабинета. Но ничего не изменилось. Люди продолжают верить «Кривде», если покупают официальное издание.

— Мне бы хотелось с вами встретиться и поговорить. Не возражаете?

— А вы кто?

— Слепцов. На каждой моей книге есть фотография автора. Будет возможность сличить с оригиналом.

— Милости просим. Двери моего дома всегда открыты. Вот только навещать меня некому.

— Какой у вас адрес?

— Подкопаевский переулок, дом двенадцать. Дом гостиничного типа. Старая развалина. Поднимаетесь на третий этаж и направо по коридору. Комната номер четыреста двенадцать. Приходите к вечеру. Часов в семь. У меня сегодня процедуры.

— Спасибо.

— Это вам спасибо, вспомнили старика. Не думал, что доживу до такой радости. Приходите.

Лодзинский положил трубку.

— Чем дальше в лес, тем больше дров, — прошептал Слепцов.

Он окончательно запутался в лабиринте событий. Легко вырабатывать собственную логику вещей и выстраивать интриги. Но плясать под чужую дудку ему еще не приходилось. Хочешь или не хочешь, а выкручиваться придется. Его персоной занялись всерьез. И пока не потопят, не успокоятся.

Слепцов решил, что пора расслабиться. Пара рюмок коньяка ему не повредит. Времени у него достаточно. Он нашел приличную забегаловку, сел у окна и заказал себе графинчик коньяка и лимон с сахарной пудрой.

После двух рюмок он немного успокоился и тупо уставился в окно. Ни одной стоящей идеи. В голове вакуум. Он представил себя на допросе следователя.

Не рассказывать же историю про то, как у него украли ботинки, чтобы оставить следы на месте преступления, а потом вернули обувь на место. Его даже за идиота не примут. Писатель, что с него взять. Фантазер. Алиби нет, машину фальшивые гаишники забрали, книгу чужой жене подписывал, старуху в глаза не видел, а она всему свету рассказала о книге. И что характерно, содержание соответствует тому, о чем рассказал Лодзинский. Вот только…

Слепцов замер.

Возле окна остановилась девушка и глянула на витрину. Она его не заметила, но он-то ее видел. Их разделяло расстояние в метр и двойное стекло окна.

Высокая, стройная шатенка в огромных дымчатых очках. Черный длинный плащ из латекса и сапоги.

Он не мог оторвать от нее взгляда. Никаких сомнений не оставалось, он ее узнал.

Она бегло прочитала меню, вывешенное в витрине, и пошла дальше.

Слепцов вскочил на ноги, опрокинув столик, и бросился к выходу. Дорогу перегородил официант.

— Эй, сумасшедший! Платить кто будет?

Слепцов резко оттолкнул парня в сторону, и тот сбил следующий стол вместе с обедом. Мужчина и женщина застыли с вилками в руках, но обед и стол с места исчезли.

Он метался, бегал по улице, заглядывая в окна машин, в магазины, но девушка исчезла, словно улетела на крыльях.

Поиски кончились печально. Писателя схватил вызванный наряд милиции, и ему скрутили руки. По-хорошему не договорились. Слишком много апломба у знаменитости. Пришлось ехать в отделение.

10

На встречу с бывшей звездой эстрады Слепцов приехал вовремя. Немного помят, с поцарапанной физиономией, — последствия сопротивления органам правопорядка, и на взводе. Кровь кипела в жилах. Купленная бутылка коньяка осталась недопитой в машине.

Он и не предполагал, что еще существуют такие трущобы. Обшарпанные стены, осыпавшиеся потолки, ржавые трубы, стесанные каменные ступени.

Длинный полутемный коридор третьего этажа имел зигзагообразную форму. Двери с номерами по обеим сторонам узкого прохода напоминали мышеловки. Некоторые, распахнутые настежь, играли роль общих кухонь, где стоял чад. Разношерстная публика в халатах, бигуди и спортивных трико сновала взад-вперед со сковородками, кастрюлями, чайниками. На память приходили Булгаков и Достоевский, а также песня Высоцкого «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная…».

О запахах и говорить не приходилось. Зря господин Лодзинский спорил с партийными чиновниками. Мог бы жить и в лучших условиях.

Дверь под номером четыреста двенадцать находилась в самом конце коридора перед тупиком. Глухая стена и крошечное окошко под потолком. Только решетки не хватало. Дверь напротив была открыта настежь. Из нее доносилась нерусская речь и запах плова. Самаркандский базар.

Слепцов постучал и повернул ручку, дверь открылась.

— Можно?

И, не дожидаясь ответа, он вошел.

Хозяин сидел в кресле и дремал. Так ему показалось. Он пересек просторную комнату, где за порядком не следили со времен славы Лодзинского, и приблизился к спящему.

— Добрый вечер, Вадим Ильич.

Открытые остекленевшие глаза смотрели на него безучастно. Рукав рубашки закатан, рука затянута жгутом. На полу валялся шприц.

Слепцов наклонился и поднял его. Укол делали в вену. В шприце осталась кровь.

— Извините, я задержалась.

Слепцов оглянулся. В комнату вошла девушка в плаще, под которым виднелся белый халатик. В руках она держала чемоданчик с красным крестом. Она улыбалась до тех пор, пока не подошла к креслу. Нахмурившись, девушка взяла руку и нащупала пульс больного. Точнее, она его не нащупала.