Жизнь - жестянка
Шрифт:
Повисает нехорошая тишина. Коршунов перестает ухмыляться. Стрельников издеваться. А Кондратьев… Этот просто еще больше хмурится. Интересно кто заговорит первым? Естественно Стрельников:
— Вот думаешь — дура дурой, а как иной раз выскажется, так кажется не просто дура, а вообще мозгов у бабы нет. Тебя куда несет, юродивая?
Отмахиваюсь раздраженно. Ясно ж — ничего они мне не скажут. Встаю.
— Пойду я. Мне завтра рано вставать. Как справедливо подметил господин майор — трудиться надо.
— Труд сделал из обезьяны человека. Глядишь и из тебя толк выйдет.
Это Коршунов. Опять рот до ушей.
— Твоими
Небрежно, немного рисуясь, указываю рукой на стойку возле телевизора. Уже давно приметила, что на ней моих фильмов стоит немало. Оглянулся. Вижу, что не понимает. Иду, беру первый попавшийся диск, тот, что лежит прямо возле телевизора — видно недавно смотрел. Подношу ему к носу и тычу пальцем в собственную фамилию, что стоит рядом со словом сценарист. Хмурится, а потом вижу как глаза его лезут на лоб.
— Так это ты?!!
Здрасте вам!
— Паспорт предъявить?
— Нет, ну я знал, что твоя фамилия Соболева…
— И зовут меня, что характерно, Ксения.
— Я просто не думал, что ты… это ты.
Ну да. Живет через улицу какое-то одинокое, до крайности чудаковатое чучело. Ходит в рваных джинсах и растянутых майках, любит иногда о машинах поболтать и вроде толк в них знает… А в остальном, как справедливо заметил Стрельников, — дура дурой. Кто ж действительно подумает, что я — это я?.. Ох, грехи наши тяжкие…
Кондратьев тоже встает, идет к стойке и начинает перебирать диски, высматривая на них мою фамилию. Набирается немало. Оказывается, меня очень греет тот факт, что Коршунов мой поклонник. Точнее не так: поклонник моего творчества. Вздыхаю тяжко, собираюсь уже уходить и вдруг натыкаюсь на глыбу Кондратьева.
— Так вы оказывается звездища?
— Звездищи у нас по сцене скачут в блестящих лифчиках и трусах и время от времени делают вид, что поют. Под их фотками в журнальчиках для настоящих мужчин еще подпись специальную ставят, чтобы путаницы не возникло: Франческа Сидоренко, певица.
— Да не ерепенься ты!
Как видно умею я расположить к себе людей! И этот съехал с вежливого «вы» и начал «тыкать»… Продолжает просматривать диски. Отбирает пачку в свою здоровенную лапищу.
— Вот эти все смотрел. Молодец ты. Про войну хорошо пишешь. Не врешь особо, как другие любят. Со своей колокольни, по-бабски, но все равно хорошо. С душой.
Улыбаюсь криво. Терпеть не могу говорить о своей работе с поклонниками. Внезапно заговаривает Стрельников. И я совершенно не ожидаю того поворота, который он задает нашей беседе. И вообще моей жизни в целом.
— Мужики? А с чего мы с вами уперлись в то, что сегодняшняя история с пластидом — продолжение старых дел? Может у нашей звездищи почитатель таланта не совсем здоровый на голову завелся? Чем-то ему последний ее фильм не понравился, и он решил ее того-с — взорвать к едрене Фене.
— Ага! И сделать он это надумал как раз у дверей твоей, Стрелок, конторы.
— А я тебе и это объясню. Девушка она у нас странненькая. Все больше дома сидит безвылазно, с компьютером в обнимку. Когда она здесь — машинка в гараже под замком. Когда в Москве — тоже в подземном гараже, где камер понатыкано как свечек в деньрожденном торте. Я проверил. Если едет в город, то к себе на работу, а там тоже охраняемая стоянка, где за ней специальное место зарезервировано прямо рядом с будкой
охранника. Я ничего не путаю?Я вздыхаю — все он верно говорит. У потенциального маньяка до крайности мало возможностей подвесить мне взрывчатку. В магазины я выбираюсь весьма редко, потому как в основном закупками продуктов занимается моя домомучительница Зоя Федоровна, а одежду, если возникает такая нужда, я покупаю за границей. В кино и театры не хожу. Бассейн — и тот забросила. Вот моему убивцу и пришлось использовать первый же подвернувшийся момент.
— Как правило, самое простое решение оказывается самым верным.
Это уже Коршунов. Задумчиво так. У меня от этой его задумчивости мурашки по коже и шерсть дыбом. Еще только маньяка мне и не хватало. Кондрат решает меня утешить. По своему.
— Бред. Маньяк просто прирезал бы ее в том переулочке прямо у тебя, Стрелок, под дверью, кишки бы по помоечным бакам развесил себе на радость — и вся недолга. А вот чтобы пластиковой взрывчаткой с дистанционно управляемым взрывателем… Нет, братишка, это не маньяк.
— Почему? Есть вариант. Даже два. Первый: он бывший военный и пластид для него — естественное и привычное решение. Второй: маньяк — лишь заказчик. Для того, чтобы осуществить собственно убийство, он нанял профессионального киллера.
— Ну ты и накрутил! Тебе, конечно, как раз за это и платят (я навостряю ушки), но все ж в этот раз ты чересчур перемудрил, Стрелок.
Беседа наша заканчивается неожиданно. До сих пор почти не принимавший участия в ней Коршунов встает, поворачивается ко мне и изрекает негромко:
— Ночевать будешь здесь.
Тут же упираюсь:
— Я девушка честная.
На меня только косят глазом. Даже отвечать на мои «глупости» никто не собирается. Начинаю грустить.
— И сколько мне здесь ночевать?
— Пока не разберемся.
— А если вообще не разберемся? Вашему Коршуну на мне жениться придется, потому как я у него тогда окончательно поселюсь. До конца дней. Или мы будем все вместе жить? Дружной шведской семьей?
— Дура, блин. Кто про что, а вшивый про баньку.
Препирается со мной опять-таки Стрельников. Коршунов молчит. Он для себя уже все решил. И мне приходится смириться. Из моего дома перетаскиваются кой-какие вещи, зубная щетка и мой верный ноутбук. Меняются местами машины — в мой гараж Коршун загоняет свой посеченный пулями Порше, а моя девочка переселяется к нему под крыло. Боится что ли очередной порции взрывчатки? Потом все тот же Коршунов провожает меня в комнату, в которой мне предстоит коротать ближайшие дни. Окна выходят в сад. Но всей красотой вида не позволяют насладиться решетки. Очередная, на этот раз вполне фешенебельная, но все-таки тюрьма…
Мой продюсер будет в восторге. Я давно подозреваю, что это его тайная мечта — посадить меня под замок, чтобы я ни на что не отвлекалась и только и делала, что писала.
Обхожу комнату по кругу, осматриваясь. Коршунов от порога хмуро наблюдает за моими перемещениями. Поворачиваюсь к нему.
— Спасибо. Мне здесь, наверно, будет вполне… спокойно.
— Чувствуй себя как дома. Жратва — в холодильнике. Есть захочешь — приготовишь.
Ушел. И слава богу! В сердцах сбрасываю пакеты со своими вещами на пол, а сама плюхаюсь на кровать. Что ж за жизнь-то у меня такая, хитровывернутая?..