Жизнь - жестянка

— Тогда я сама позвоню Борзунову. Мне бояться поссориться с вашим Коршуном нечего. Я ему и так — вражина. Так что…

— Вот так прям возьмешь и позвонишь?

— Вот так прям возьму и позвоню!

И действительно звоню, пока запал не прошел. Номер его мобильного зашит в моем телефоне уже давно. Да, мы знакомы, но я предпочитаю вспоминать об этом пореже… Трубку долго не берут. Потом сухой мужской голос коротко произносит:

— Да.

— Александр Петрович, здравствуйте. Это вас Ксения Соболева беспокоит. Вы… Вы можете со мной поговорить?

Длинная пауза. Вряд ли он забыл меня. Наверно просто прикидывает, чем ему грозит этот звонок. Тоже молчу, жду. Наконец:

— Да.

— Я по поводу Сергея Коршунова…

Пауза еще длиннее.

— Я не могу и не хочу сейчас об этом говорить даже с вами, Ксения. Простите…

— А когда?

— Когда что-то буду понимать.

Молчим. Вздыхает.

— Вы-то какой судьбой в этом деле?

— Мы… Мы с ним соседи.

— Ну да… Позвоните мне через неделю, Ксения, может быть…

Я закипаю.

— Неделя в вашем высоком кресле и неделя в СИЗО — это разные вещи.

Опять молчит, видимо сдерживая себя. Потом:

— Я знаю.

И короткие гудки.

— Ну ты даешь!

Это Стрельников. Кондратьев более практичен:

— Что сказал? Послал?

— Что-то типа того.

Стискиваю зубы. Не могу это все так оставить. Ничего… Еще поглядим как он после запоет… Набираю еще один номер и с всегдашним облегчением слышу дорогой мне голос. Бабушка. Она — моя единственная близкая душа на всей земле. Родители уже довольно давно не имеют к моей жизни никакого отношения. Причем каждый по отдельности. Объединяет их теперь только это — полное неимение отношения ко мне…

Еще лет пятнадцать назад бабушка вышла замуж за какого-то французика и с тех пор проживает в городе Париже. Сейчас ей семьдесят, в пору замужества соответственно было 55, но французик словно ума лишился. Да и было от чего. Бабуля и сегодня даст фору любой молодой красотке. Глаз горит, спина прямая… Аристократка. И откуда что взялось?

Недавно она овдовела — французик не вынес ее темперамента и, хоть и был моложе, слег в могилу. И что вы думаете? Года не прошло, как у бабушки завелся «сердешный друг». Это она так говорит. Роскошный седовласый бонвиван, гроза дамских сердец, который ходит теперь за бабушкой как хорошо дрессированная болонка. По крайней мере тапочки точно приносит — я видела. И почему я пошла неизвестно в кого, а не в эту шикарную роковую женщину?!

Бабуля тут же спрашивает подозрительно:

— Что у тебя случилось?

— Почему сразу…

— Ах брось, Ксюш. Ты ж никогда и никому не звонишь. Если уж переборола себя и набрала, значит и правда что-то серьезное.

Умная женщина, не то что я.

Кошусь на Кондратьева и Стрельникова. У обоих на лицах написан веселый скепсис. Еще бы! Бабушка какая-то нарисовалась. Но я знаю, что делаю. Дело в том, что до помянутого мной француза бабушка в течение многих лет была замужем за другим человеком. За моим дедом. Любила она его без памяти, несмотря на разницу почти в двадцать лет. И долго убивалась, когда тот скончался от сердечного приступа.

Дед занимал более чем значимый пост в иерархии почившей в бозе Страны Советов. Был уважаем и чтим. Причем не за сам пост, а за свои человеческие качества. Говорят, лютый был мужик. Жаль, что я его почти не помню. Только фотографии — он, как дуб, лицо по-крестьянски широкоскулое, нос короткий, губ почти нет — так плотно сжаты. А рядом бабуля — фея, принцесса, эльфийка. Глазищи в пол лица, улыбка… Да такая, что мужики, которые ту фотку видели, всегда вздыхали над ней ну совершенно одинаково. Талия — тончайшая. Белый газовый шарф не столько прячет, сколько делает еще более притягательной стройную шею и верх высокой груди. Только видя бабулю, понимаешь как огромен дед. Выше ее больше чем на голову. Плечи, руки… Эх! Мечта, а не мужчина. Не прост, как и все по-настоящему сильные мужики. Бабуля говорила — ох как тяжело ей с ним было. Умен, честолюбив, мстителен, никому ничего не прощал и не спускал. Даже ей. Точнее так: ей в особенности. Но и случись чего — убил бы за нее не раздумывая.

Он умер, а она осталась. И остались те, кого он к себе приблизил — его ученики и последователи. И бабулю они никогда не забывали. Не потому, что дед так им наказал, а потому, что ее саму уважали, ценили и наверно все-таки были в нее немного влюблены. Иначе к ней нормальный мужик относиться просто не в состоянии. Что сказать еще? Сегодня все люди из былой команды деда если и не на самой вершине власти, то очень близко к ней. Александр Петрович Борзунов среди них — не последний человек.

Бабуля выслушивает мой сбивчивый рассказ. А дальше события полностью выходят из-под моего контроля. Мне приказано сидеть тихо, перестать суетится и ждать.

— Я буду в Москве уже сегодня к вечеру. Шарль (это ее «сердешный друг») даст мне свой самолет. Встречать меня не надо. Знаю я, как ты ездишь. Убиться из-за твоего лихачества я совершенно не хочу.

— А… А Борзунов?

— А что Борзунов? Будет тебе и Борзунов. Позвоню ему сейчас. Кто-то же должен меня встретить в аэропорту… Чем он хуже других?

Это бабуля! Я качаю головой и улыбаясь завершаю разговор.

— Бабуле привет! — язвительно усмехается Стрельников и даже сидя изображает что-то вроде поклона.

Я игнорирую его сарказм.

— Сам сегодня лично передашь.

— А она у тебя легка на подъем!

— Это точно. И сама легко снимается с места и других так же легко поднимает. А теперь скажите-ка мне быстро, что именно связывает Сергея Коршунова и Александра Борзунова? Вечером, если верить бабуле, он мне сам это расскажет, но не хотелось бы выглядеть как всегда — то есть идиоткой.

— Это ты о чем?

— О том, что бабушка сказала — Борзунов сегодня будет в гости к нам.

— Ты издеваешься.

Не вопрос. Утверждение. Отрицательно качаю головой. Все равно не верят.

— Александр Петрович человек занятой…

— Только не в тот момент, когда его просит об услуге моя бабушка.

Стрельников и Кондратьев переглядываются.

— Да она нас точно разыгрывает! Ты ведь это все только что придумала, да?

— Балда!

Убедить их в том, что сегодня вечером в этом самом доме действительно появится господин Борзунов, мне так и не удается. Оба опять уезжают по своим серьезным мужским делам, а я остаюсь одна. Это провоцирует… Короче говоря, через час с небольшим я обнаруживаю, что мой сосед Серега Коршунов не имеет привычки хранить личные документы вроде паспорта и свидетельства о рождении в сейфе.

Имею ли я право во все это лезть? Конечно нет. Сама я бы никогда не простила подобное вмешательство любому человеку — хоть близкому, хоть чужому. Так что планирую хранить свои свежеобретенные знания в себе. Ковырялась я в Коршуновских бумажках очень осторожно и искренне надеюсь, что он постороннего вмешательства в свои личные дела не заметит. Тем более, что еще через час на пороге Коршуновского дома появляется полиция с обыском. Эти переворошат все так, что будет у меня «алиби» — лучше не придумаешь.