Жизненная сила

–  Счастливая Вилка, - вызвала она следующего.

С черного кресла поднялась маленькая плотная женщина - урожденная Преданная, но присоединившаяся к Бродягам еще в детстве - и сделала сообщение о сопротивлении среди остатков старой команды.

–  Их оплотом по-прежнему является порт Альфа, а две или три вооруженные банды орудуют поблизости от порта Эрайнайдай. Первая группа уже поймана, остальные дезорганизованы и имеют мало ресурсов.
– Она помолчала немного, справляясь о последних данных через свою связь.
– Мы только что взяли того, кто занимался саботажем реакторов. Безграмотный инженер, как вы и предполагали, мадам. Восстановление, как я уже говорила, идет по расписанию. То, что создано Строителями, разрушить не так-то просто.

По залу пополз шепоток одобрения, и многие из рядом сидевших офицеров повторили - «Строителями» - с привычным уважением.

Счастливая была в чине генерала. Она немного помолчала, разглаживая и без того не имеющую ни единой морщинки пурпурно-черную ткань формы. Как многие из поколения внуков, она не понимала искусства ношения одежд, и это требовало от нее самодисциплины и новых привычек. Но Миоцен не уставала напоминать всем, что пассажиры ожидают от команды не только безукоризненного поведения, но и безукоризненного внешнего вида. Капитаны и солдаты, одетые в собственные волосы и кожу, не вызовут доверия ни у кого. А завоевание доверия являлось главнейшей задачей как на ближайшие дни, так и на последующие тысячелетия.

–  Сколько бывших капитанов смогло убежать?
– потребовал данных капитан Первого кресла.

–  Тридцать один. Это по самому большому счету, сэр. Сидя по левую сторону от матери, Тилл являл собой

воплощение сосредоточенности и откровенности. В отличие от большинства Бродяг, он не испытывал неудобства от формы, скорее наоборот. И каждый раз, когда Миоцен смотрела на него, одетого в яркий мундир с сияющими эполетами на гибких, но широких плечах, готовых вынести любую ношу - она испытывала властную любовь вкупе со всепоглощающей, почти пугающей гордостью. Тилл был идеальным капитаном Первого кресла.

–  Кто из их числа самый опасный?
– спросил он снова, уже зная ответ.

Счастливая перечислила ряд имен.

–  И Памир, - добавила она презрительно под конец.
– Среди них он офицер самого высокого ранга. Но это еще ни о чем не говорит. Судя по записям прошлого Премьера, он человек недисциплинированный, и относятся к нему плохо. Его не уважали ни Премьер, ни остальные капитаны. Его преданность вообще всегда была под сомнением. С ним может иметь дело только Премьер.

–  Я помню его, - вдруг сказал Даен, засмеялся, сделал какой-то неопределенный жест, и добавил: - О нем нечего беспокоиться. Памир, как пить дать, прячется в одной из своих старых дыр да ждет новой амнистии.

Даен занимал Второе кресло - пост, принадлежавший ему еще до отправления на Медулла оссиум. Это было звание, к которому он относился весьма ревностно, хотя и вынужден был признаться, что бывший Премьер вела дела неумело. Сначала позволив такому сумасшедшему, как Дью, забрать в свои руки столько власти, а потом за пять тысячелетий не сумев найти пропавших без вести капитанов. Да, она, конечно, заслужила отставку. И все же, не подвергая сомнениям свою преданность Миоцен, он был против совершенной жестокости и несколько раз упоминал об этом открыто. В свою очередь Миоцен не давала ему ни серьезных прав, ни ответственных обязанностей. Даен и другие старые капитаны служили лишь для одной-единственной цели: подтвердить законность и моральность правления Миоцен.

Но сейчас она согласилась с его оценкой Памира. Правда, как обычно, Даен упустил главное.

–  Мы относимся к этому человеку не совсем справедливо, - подчеркнула она.
– Памир талантлив. И что не менее важно, у него чин капитана первого ранга. Если собирается организованное сопротивление, то, по закону и по традиции, возглавить его должен именно он. То есть всеми оставшимися на свободе сторонниками старого режима именно он должен сейчас восприниматься как подлинный Премьер Корабля.

Такое заявление произвело замешательство.

–  Я надеюсь, что никому в голову не придет решиться на открытое сопротивление, - в конце концов смущенно заметил Даен.

Остальные старики согласились с этой точкой зрения.

–  Сейчас не время беспокоиться о каком-то одном человеке, - добавил Тилл.
– Все эти восстания существуют лишь в нашем воображении.

Миоцен кивнула и, чтобы сменить тему, вызвала другого Вице-премьера из ветеранов.

–  Туист. Насколько быстро можно наладить и имплантировать новые каналы связи? Тебе и остальным, включая меня?

Меня, самое главное, меня.

Очаровательный старик попытался улыбнуться.

–  В течение пятидесяти дней, - признался он.
– Такие дела быстрее не сделаешь.

Действительно, отказ от устаревшей бизантной системы, перегруженной всевозможными датчиками подслушивания, ловушками, программируемыми помехами, ради проектирования и внедрения новой и более совершенной… Да, задержка неминуема и неизбежна.

–  Пепсин, - вызвала Миоцен.

–  Мы держим под контролем практически все основные двигатели, мадам, - весело кивнул внук Ааслин.
– В ответ Миоцен позволила всем полюбоваться на свою улыбку.
– Правда, есть некоторые случаи саботажа. Несколько. Но то, что создали Строители, очень надежно и…

–  У вас достаточно средств для проведения ремонта?

–  Разумеется, мадам.

Разумеется, он лгал. Миоцен почувствовала это и добавила:

–  Когда закончится совещание, свяжитесь с Тиллом или со мной. Каждый ресурс должен быть тщательно обсчитан.

–  Благодарю вас, мадам. Благодарю.

Здесь неоценимую помощь оказала бы его бабка, но Миоцен не могла позволить себе роскоши осуществления всех своих желаний. Ааслин сделала свой выбор и теперь жила спокойной размеренной жизнью в Хаззе. Она жила там с того времени, когда Бродяги захватили все города и заводы Преданных. Их вторжение - предыстория их собственного нынешнего вторжения на корабль - произошло мягко, быстро, с минимумом крови и неудобств. К тому времени, как Миоцен вернули к жизни, общество Преданных было уже рассеяно и поглощено более сильной, более жизнеспособной культурой Бродяг. Ко времени ее возрождения сын передал ей уже богатую мощную державу.

–  Это тебе, мама, - прошептал он в ее новое ухо.
– Это все тебе. И обещаю, что это еще только начало.

И сейчас Миоцен снова не удержалась, чтобы не посмотреть на сына и не почувствовать радостной гордости. Во время ее возрождения сын учил ее всему, что знал и умел сам. Он ответил полностью на все ее вопросы, и все ее сомнения растворились в ее любви к нему. И тогда, видя ее любовь и преданность, Тилл предложил ей и сам Корабль. «Премьер не заслуживает своего кресла, - говорил он ей.
– Она не использует его как должно - как это сделала бы ты. Разве это неправда, мама? И ты можешь доказать это!»

Это был великий момент.

Вся прежняя, полная амбиций жизнь Миоцен сосредоточилась в этом открытии. Ей стали до дрожи в руках ясны ее обязанности. Вся боль, все труды, - все теперь оказалось лишь подготовкой ее души к тому, что можно было назвать ее предназначением, ее судьбой.

–  И я, и ты - возрожденные Строители, - пел ей голос Тилла.

–  И я, и ты, - повторяла она, вся сияя навстречу единственному своему ребенку.

Для Миоцен Строители были абстракцией, голой идеей, с которой можно было начать новую жизнь. Конечно, она не верила, что их души существовали и существуют уже миллиарды лет, но кем бы они ни были, именно они подчинили теперь своей власти эту прекрасную грандиозную машину. И она снова оглядела сидевших за длинным столом. Бродяги, Преданные. Она вспомнила миллионы детей, рожденных до и после слияния двух наций; среди них уже были капитаны, доказавшие свою компетентность в марше, длившемся больше ста лет, в марше, который, наконец, привел их к победе…