Жизненная сила
Шрифт:
И так далее и тому подобное. Какая скука! И Анита — не пара Лесли. Бедный Лесли! Обрекать его на сосуществование с одной Анитой — значит терять массу возможностей, нарушать основной закон жизни. Скучно и нудно. Но главной причиной были деструктивные наклонности, жалость к себе, желание отомстить матери, которая рожала ненавистных братьев и сестер и отняла у меня отца. В моем представлении олицетворением отца был Лесли Бек с его огромным пенисом, а беременную зануду Аниту я отождествляла со своей матерью. Ну разумеется! Как вам такая версия? Тем временем настоящая жизнь продолжалась.
Анита была беременна, ее дочь Полли оказалась довольно жалким существом вроде Хоуп и Серены. Вы заметили, как пренебрежительно я отношусь к детям Лесли — кроме незаконных,
Читательницы, послушайте моего совета: осмотрительно выбирайте подруг — среди них могут оказаться женщины, ненавидящие свою мать и любящие отца: такие сразу начнут охотиться за вашими мужьями. Читатели-мужчины, поступите точно так же в отношении друзей. Я страдаю ненавистью к матери в легкой форме. Когда понадобилось, я смирилась с ролью наложницы Лесли, даже не попыталась оттеснить его законную жену или забеременеть. Я не из тех, кто названивает женатому любовнику по телефону, слушает, какой голос прозвучит, мужской или женский, и молча вешает трубку.
И если вы, сняв трубку, услышите в ней молчание, не верьте, будто кто-то ошибся номером. На том конце провода вовсе не те, кто в спешке перепутал цифры. Там страсти и ревности большого мира, призраки, подстерегающие вас за дверью, пробуждающие к жизни телефон, чтобы пробраться в дом, и кто поручится, что не вы привлекли их внимание?
— Чушь, — заявила Розали. — Чепуха!
Лесли Бек зажимал меня в углах, совокуплялся со мной на лестницах и под ними, до работы и после нее, на грязном дне глубоких котлованов, в кабинах строительных машин, криво стоящих на откосах насыпей, у меня дома, пока Эд возил Ричарда удалять зуб мудрости, на супружеском ложе, пока Анита лежала в больнице на сохранении. И я позволяла ему загонять меня в угол — точнее, сама искала предлог очутиться в каком-нибудь укромном углу. До сих пор, когда я вижу каску или прохожу мимо строительной площадки, у меня замирает сердце, хотя чувства, которые я испытывала к Лесли Беку, ни в коей мере не затрагивали этот орган. Просто меня волнуют воспоминания.
Лесли Бек остался верен себе: мы никогда не обсуждали наше прошлое и будущее, ни разу не затронули его чувства ко мне и мои — к нему. Мы всецело сосредоточивались на настоящем, и каждое совокупление становилось для нас новым и неожиданным началом. По-моему, Лесли знал, что он делает.
— Анита в тот раз потеряла ребенка? — спросила Розали.
— Не все ли равно? — пожала плечами я.
— Аните — нет, — дерзко возразила она.
— А как быть с тобой? — парировала я. — Бедняжка Джослин! Какую семейную поездку ты лелеешь в памяти! Нечего сказать, с этой поездкой у Джослин связано немало прекрасных воспоминаний.
— Она ничего не узнала.
— Почему ты считаешь, что Лесли утаил от нее этот эпизод?
Это заставило ее замолчать. Я продолжала.
— Однажды я обратилась к Лесли с такими словами: «Разве не лучше было бы заниматься любовью в каком-нибудь более приспособленном, приятном и удобном месте, где нам не придется цепляться за перила, барахтаться в грязи, опасаться вторжения наших супругов? Там, где нам ничто не угрожает и где мы не будем вздрагивать от каждого шороха, терзаясь угрызениями совести? В каком-нибудь тихом уголке?» На это он ответил: «Если тебя что-то не устраивает, так и скажи. Мы больше не будем заниматься этим». — И мне пришлось умолкнуть.
— О чем вы с ним обычно говорили? — полюбопытствовала Розали.
— Да так, ни о чем, — ответила я. — Не припомню ничего, кроме бессодержательной болтовни — вроде вашей на пляже. К примеру, почему Луна все
время появляется в одном и том же месте, что происходит, когда переводят стрелки, — выигрываешь или теряешь еще один час, что сейчас на море — прилив или отлив? Эд предпочитал обсуждать идеи и концепции; занимаясь любовью, он мог замереть, вспоминая, что сказал Сократ по поводу конфликта любви и долга. А Лесли погружался в молчание, полностью сосредоточиваясь на сексе. Мы с Лесли обменивались сведениями о материальном мире, изредка размышляли о причудах судьбы, вот и все, В его жизни речь играет незначительную роль.— А тебе никогда не приходило в голову, — спросила Розали, — что, занимаясь любовью с тобой, Лесли мстил Эду за его интеллект? Что Лесли Бек остро осознавал свою неполноценность, когда мы обсуждали недоступные ему нюансы политики, книги, которых он не читал, пьесы, о которых он даже не слышал? Так вот, он мог решить: «Если я не в состоянии вести телепередачу, как Уоллес, издавать книги, как Эд, или писать их, подобно Винни, я стану мещанином. При этом я смогу спать с женами этих снобов и делать деньги. Можете насмехаться надо мной, если посмеете!»
— Мне неприятно думать, что с его стороны это была месть, — ответила я. — Все происходило само по себе, по воле нашей плоти, мы стремились произвести на свет идеального младенца — с моей опытностью и его энергией, — но я принимала таблетки, и этого не произошло, мы наскучили природе, и она дала нам право еще на одну попытку. Лесли охладел первым, и я так оскорбилась, что с тех пор не обменялась с ним ни единым словом.
Это случилось вечером в четверг, в конце августа. Мы встретились в доме помер двенадцать по Ротуэлл-Гардепс. Аниту уже выписали из больницы, и она уехала к родителям, под крылышко заботливой матери Вырвавшись из рук врачей, Анита провела в доме мужа всего один день. За этот день она успела перемыть грязные стаканы, опорожнить пепельницы — сама Анита не курила, зато курили мы с Лесли — и поменять постельное белье. Она и не подозревала, что все эти вещи уже принадлежат нам. С таким же успехом они могли принадлежать Лесли и другой женщине. Знала ли Анита о моем существовании? Вряд ли. Надеюсь, даже не догадывалась.
— А может, она уехала к матери, чтобы не изводиться от беспокойства? — предположила Розали, — От стрессов у нее чуть не случился выкидыш. Вероятно, ей пришлось решать, как быть — вернуться домой и страдать, зная, что у Лесли роман с Норой, или уехать к родителям и позволить Лесли поступать, как ему заблагорассудится, поскольку от ее спокойствия зависела жизнь ребенка?
— Надеюсь, нет, — выговорила я. — Надеюсь, нет. — И расплакалась.
— Так-то лучше, — сказала Розали.
— Лицемерка!
Анита застелила супружеское ложе своим лучшим белым покрывалом с оборочками — из тех, которые приходится подолгу отглаживать и от которых отказывается любой здравомыслящий человек. Подушки были квадратными, французскими, сама кровать — высокой, из гладкого отполированного металла. Высокие окна спальни украшали бежевые бархатные шторы, у кровати стояло кресло с желтой обивкой и пуговицами на спинке, обои мягкого сероватого цвета были в моде в то время, на симпатичном туалетном столике красовался примитивный набор викторианской эпохи — оправленные в серебро щетка, гребень и зеркало, вероятно, самые ценные предметы из наследства прабабушки Аниты Когда-то такие наборы были популярными свадебными подарками. Интерьер комнаты вполне годился для картины — да, я отчетливо вижу удачно подобранную текстуру, ткани и цвета. Спальня Аниты изумила меня. Поскольку сама Анита отличалась простоватостью и отсутствием вкуса, я долго гадала, где она увидела такую роскошную спальню — в какой-нибудь картинной галерее, побывав там на экскурсии еще в школе, или же на фотографии в журнале? Конечно, в то время я понятия не имела, что она умеет рисовать и увлекается живописью. Однажды Лесли упомянул, что Анита училась в школе искусств, а потом поступила на курсы секретарей — ее отец не выносил художников. По поводу родов Лесли выразился кратко: