Жизнеописание Петра Степановича К.
Шрифт:
Кстати, когда мы говорили о наших родителях, Велорий высказал неглупую мысль, что они были типичными представителями поколения крестьян, прорвавшихся к какой-то другой, новой для них жизни, в которую они с одержимостью поверили – каждый на свой лад. Не знаю, эсеровская это мысль или какая другая, но она мне понравилась.
Я подарил им две чудесные шкурки на шапку, а утром, когда мы выходили из дому, он сунул мне в карман 75 рублей на подарки для нашей женской половины. Я незаметно вынул деньги и оставил их на столике в коридоре.
На следующий день после моего возвращения домой приехала Наталка. Линия ее жизни меня пугает, так как я всю жизнь прожил в страхе, и мне богоотступной кажется ее вольность. После окончания института она работала по назначению в Донецке. Когда заболела гриппом, не обращалась к врачам и две недели пролежала дома без больничного, пока не почувствовала себя нормально. Я бы на ее месте ползком пополз на работу, как только врачи
Она решила добиваться «правды». В понедельник позвонила в Киев и узнала, что их министр принимает в среду. Вечером во вторник мы посадили ее в поезд на Киев. А в среду ночью нам принесли телеграмму с одним словом: «удача». Теперь из Киева она направилась во Львов, чтобы повидать свою подругу перед родами. Этот визит Наталка считаете абсолютно необходимым. Я же всю осмысленную жизнь не питал доверия ни к кому чужому и не понимаю Наталкиной привязанности к подруге (а подруг у нее много). Что будет делать Наталка дальше, – посмотрим.
Особенно долго смотреть не пришлось.
Внучка Лиза, первая дочка среднего сына Петра Степановича, давно хотела выйти замуж, и женихи как будто были, а все не получалось с замужеством. И сын, и Оксана сильно переживали из-за этого. А Наталка, их младшая дочка, вроде и не собиралась, а выскочила. В том смысле, что вышла замуж за красивого кавказца, и когда Петр Степанович узнал об этом, она жила уже не в Донецке, а с мужем – на Кавказе.
Наша Наталка вийшла заміж за Магомедова Володимира Магомедовича, лакца по національності, – сообщал средний сын в письме к отцу. – Зараз Магомедова Наталка живе в місті Махачкалі в родині Володимира. Вона часто пише нам великі, художнього змісту, листи, які нас чарують. Володимир уже працю, а Наталці шукають роботу родичі, і можливо, що вона буде працювати вчителькою. [26]
26
Наша Наталка вышла замуж за Магомедова Владимира Магомедовича, лакца по национальности. Сейчас Магомедова Наталья живет в городе Махачкале в семье Владимира. Она часто пишет нам большие, художественного содержания, письма, которые нас очаровывают. Владимир уже работает, а Наталке ищут работу родственники, и возможно, она будет работать учительницей, (укр.)
Петр Степанович, само собой, поздравили сына, и невестку, и внучку, но сыну написал, что хотелось бы больше узнать о том, как живется теперь Наталке в чужой семье, какие у нее там условия. Там же у них, может быть, все по-другому. Они там все джигиты. У него, Петра Степановича, во времена военного коммунизма был один знакомый джигит, чуть что, – хватался за пистолет. Страшный был человек, не страшнее, впрочем, всего военного коммунизма. Его, кажется, тоже потом посадили.
Сын ответил, что сам ничего не знает, но ближе к весне собирается съездить посмотреть. А когда вернулся, описал все подробно в письме, Петр же Степанович это письмо сохранил. Вот оно.
XXXIII
Прибув я до Махачкали десь біля 9 годин ранку. Було видно Каспійське море, на якому гайдалась поломана крига… Мене зустрів Володимир, npuвiв додому, а так як дома нікого не було, а Володимиру треба було на роботу, то я вирішив nimu в школу де працю Наталка. В дворі школи прямо на стінах будівлі зеленою фарбою були намальовані солдати в різних положеннях: «смирно!», «отдача чести», «равнение направо» і таке інше. Цих малюнків в зріст людини було так багато, що двір нагадував казарму.
Оксану я знайшов на четвертому поверсі. У неї було «вікно», і вона щось писала у вільному від занять класі. Ми сиділи і розмовляли з Оксаною. Я був щасливий, що вона не вигляділа хворобливою.
В неділю, в другій половинi дня зібрались родичі Володимира подивитись на мене. Прийшло душ 8 чоловіків і одна жінка. У більшості з цих чоловіків був респектабельний вигляд. Один «гоголь», повний, напівлисий, дуже охайно одягнений, нагадував Чичикова, він ма якесь відношення до міліції.Мене посадили біля Мухамеда, колишнього міністра, у цього була сива голова і мудре обличчя. Справа від мене був Курбан – найкращий лікар-гінеколог міста. Цей мені сподобався. Затаскані у нього джинси, сиві виски, віком років 45. Він мене запевнив, що коли Наталка «поспі», то вона попаде в його руки, і що з нею повинно бути все гаразд.
Напроти мене сидів Iсмаіл, сивий, в окулярах, невеличкий чоловік інтелігентного вигляду. Потім було ще два, років під 50, схожих на якихось завмагів. Одному з них Дадай (тобто мати) цілувала руки, коли він виходив з дому. Мабуть він ма велике значения для сім'ї Магомедових. В другому кінці стола було дво молодих. Один – директор школи в тюрмі, а другий – завуч в ПТУ.
За столом пили тільки російську гірку. Особливо старанно це робили вчителі тюрми i ПТУ.
Через деякий час хтось запитав мене, що я думаю про Сталіна. Я повинен був би подумати перш ніж відповісти. Але я бовкнув: «Я думаю, що це бандит». Всі затихли.
– А що ти думаш про те, що татар не пускають на батьківщину?
– Я думаю, це нахабство, їх треба повернути додому, – сказав я.
– Та вони ж убивці! – хтось выкрикнув (мабуть тюремщик). Але Мухамед запропонував залишити політику, я з ним погодився.
Їдучи уже в поїзді, я все думав, чому вони мені задали ці питания. Невже, думав, Сталін, цей ублюдок, їхній кумир? Так я і зараз не знаю, як вони дивляться на життя.
Пiд час їди і випивки гості часто пропонували тости. Та едина жінка, це жінка «Чичикова», вешталась з Дадай і Наталкою на кухні, але зайшла, щоб промовити свій тост. Відчувався розум в неї і хист для промови. Вона зверталась до Наталки, запевнюючи її, що вони пильно слідкують за справами в їхньому роді, і всі приймуть участь, якщо буде щось негаразд. А жінка, сказала вона, мусить піклуватися, щобчоловік її був доглянутий і нагодований.
А я подумав, чому це така розумна і симпатична жінка повинна все життя витирати гузно свого «Чичикова»? Невже він сам цього неможе робити? Але цього я вголос не сказав.
Вся ця подорож зайняла чотири дні, проте мені здавалося, що я дуже давно не був дома. Коли я, повернувшись, вночі потрапив на свою тиху вулицю з поїзда, я буе дуже щасливим. Зараз я ледве не молюся, щоб у Наталки було все гаразд. [27]
Петр Степанович прочел это письмо и никак не мог сообразить, зачем его сын ездил в Дагестан, с письмом в руках пошел на кухню, где возилась невестка Лида, с недоумением стал ее спрашивать.
27
Прибыл я в Махачкалу где-то около 9 часов утра. Было видно Каспийское море, на котором болтались обломки льда… Меня встретил Владимир, привел домой, а так как дома никого не было, а Владимиру надо было на работу, то я решил пойти в школу, где работает Наталка. Во дворе школы прямо на стенах здания зеленой краской были нарисованы солдаты в различных положениях: «смирно», «отдача чести», «равнение направо» и тому подобное. Этих рисунков в рост человека было так много, что двор напоминал казарму.
Оксану я нашел на четвертом этаже. У нее было «окно», и она писала в свободном от занятий классе. Мы сидели и разговаривали с Оксаной. Я был счастлив, что она не выглядела болезненной.
В воскресенье, во второй половине дня собрались родственники Владимира посмотреть на меня. Пришло человек 8 мужчин и одна женщина. У большинства мужчин был респектабельный вид. Один «гоголь», полный, наполовину лысый, очень опрятно одетый, напоминал Чичикова, он имеет какое-то отношение к милиции. Меня посадили возле Мухаммеда, бывшего министра, у этого была седая голова и мудрое лицо. Справа от меня был Курбан – лучший врач-гинеколог города. Он мне понравился. В затасканных джинсах, седые виски, возраст – лет 45. Он меня заверил, что когда Наташа «поспеет», то она попадет в его руки, и с ней должно быть все в порядке. Напротив меня сидел Исмаил, седой, в очках, невысокий мужчина интеллигентного вида. Еще было двое, лет под 50, похожие на каких-то завмагов. Одному из них Дадай (т. е. мать) целовала руки, когда он выходил из дома. Видимо он имеет большое значение для семьи Магомедовых. В другом конце стола было двое молодых. Один – директор тюремной школы, а второй – завуч в ПТУ.
За столом пили только русскую горькую. Особенно старательно это делали тюремный и пэтэушный учителя.
Через некоторое время кто-то спросил меня, что я думаю о Сталине. Я должен был бы подумать, прежде чем ответить. Но я брякнул: «Я думаю, что это бандит». Все затихли.
– А что ты думаешь о том, что татар не пускают на родину? – Я думаю, это наглость, их надо вернуть домой, – сказал я. – Да они же убийцы! – воскликнул кто-то (кажется, тюремщик). Но Мухаммад предложил оставить политику, я с ним согласился.
Уже потом, в поезде, я все думал, зачем они мне задали эти вопросы. Неужели, думал, Сталин, этот ублюдок, их кумир? Так я и сейчас не знаю, как они смотрят на жизнь.
Во время еды и выпивки гости часто предлагали тосты. Единственная женщина, это была жена «Чичикова», возилась с Дада и Наталкой на кухне, но зашла, чтобы произнести и свой тост. В ней чувствовались ум и ораторские способности. Она обращалась к Наташе, заверяя ее, что они пристально следят за делами в их роду, и все помогут, если что-то будет неладно. Жена же, сказала она, должна заботиться о том, чтобы муж ее был ухожен и накормлен. А я подумал, почему такая умная и симпатичная женщина должна всю жизнь вытирать гузно своего «Чичикова»? Неужели он сам этого не может делать? Но вслух я этого не сказал.
Вся поездка заняла четыре дня, но мне казалось, что я очень давно не был дома. Когда я, вернувшись, ночью добрался с поезда на свою тихую улицу, я был очень счастлив. Сейчас я чуть ли не молюсь, чтобы у Наталки все было в порядке, (укр.)