Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
В той же церкви, а именно на створках органа, он же написал маслом Богоматерь, входящую по ступеням во храм; это вещь законченная, самая лучшая и самая радостная в той церкви. В Санта Мариа Дзобениго также на створках органа он написал Обращение св. Павла, но с меньшим усердием; в Карита он написал образ на дереве со Снятием со креста Иисуса Христа, а в сакристии Сан Себастьяно, соревнуясь с Паоло Веронезе, который написал там много работ на потолке и стенах, он изобразил на дверцах шкафов Моисея в пустыне и другие истории, продолженные после него венецианским живописцем Наталино и другими.
Тот же Тинторетто написал в Сан Джоббе для алтаря, где Пьета, трех Марий и святых Франциска, Себастьяна и Иоанна с пейзажем, а на створках органа церкви сервитов – святых Августина и Филиппа, внизу же Каина, убивающего брата своего Авеля. В Сан Феличе, на алтаре Причастия, а именно на своде абсиды, он написал четырех евангелистов, в люнете над алтарем – Благовещение, в другой люнете – Моление Христа о чаше, а на стене – Тайную вечерю Христа с апостолами. В Сан Франческо делла Винья на алтаре Снятия со креста его рукой написана лишившаяся чувств Богоматерь с другими Мариями и несколькими пророками. А в скуоле Сан Марко при Сан Джованни Паоло им написаны четыре большие истории. На одной из них св. Марк спускается с неба, дабы освободить помолившегося ему мученика от пыток, для которых приготовлены различные орудия, которые ломаются и которые палач уже не может применить к этому
Итак, все эти работы и многие другие неупомянутые, ибо достаточно было назвать самые лучшие, были выполнены Тинторетто с такой быстротой, что едва подумаешь о том, что он начал, а он уже кончил. И удивительное дело, он, несмотря на самые необузданные на свете приемы, всегда находит себе работу, ведь даже когда не помогают ни друзья, ни какие-либо другие способы, чтобы получить ту или иную работу, но раз ему хочется ее выполнить, он ее сделает во что бы то ни стало, хотя за малую цену, хоть задаром или насильно. Недавно, когда он в скуоле Сан Рокко написал большую картину на полотне маслом со Страстями Христа, члены этого сообщества постановили расписать и потолок чем-либо великолепным и достойным и заказать эту работу тому из находящихся в Венеции живописцев, кто представит лучший и самый красивый рисунок. И вот после того, как были приглашены Джузеппе Сальвиати, Федериго Дзуккеро, находившийся тогда в Венеции, Паоло Веронезе и Якопо Тинторетто, они распорядились, чтобы каждый из них представил рисунок, обещая передать заказ тому, кто окажется на высоте. Таким образом, в то время как остальные приступили со всем старанием к своим рисункам, Тинторетто, сняв размеры будущей работы и достав большой холст, с обычной своей быстротой его расписал, но так, что никто не знал об этом, и поместил его на предназначенном для него месте. И в то утро, когда сообщество собралось для того, чтобы осмотреть названные рисунки и вынести решение, оказалось, что Тинторетто уже полностью закончил работу и поместил ее на свое место. Когда же они на него рассердились, заявив ему, что от него требовались рисунки, работу же ему не заказывали, он ответил, что таким способом он рисует, а по-другому не умеет, и что образцы и рисунки должны быть именно такими, дабы никто не был введен в заблуждение, и что если в конце концов они не хотят заплатить за работу, вознаградив его труды, он ее им дарит. Высказавшись таким образом, хотя он подвергся еще многим неприятностям, он добился того, что работа находится и ныне на том же месте. На этом полотне изображен Бог Отец, сходящий с небес в сопровождении многочисленных ангелов, чтобы принять в свои объятия св. Роха; а в самом низу много фигур, написанных в обычной его манере и обозначающих или, точнее говоря, представляющих другие главные венецианские скуолы: как Кари та, Сан Джованни Эванджелиста, Мизерикордиа, Сан Марко и Сан Теодоро. Однако, поскольку перечислять все работы Тинторетто было бы слишком долго, достаточно и того, что было рассказано об этом поистине выдающемся человеке и достойном похвал живописце.
Поскольку же в те же времена в Венеции был еще один живописец по имени Брадзакко, покровительствуемый семьей Гримани и проживший много лет в Риме, ему по протекции была поручена роспись потолка Сала де'Кави, главной залы Совета Десяти. Но, понимая, что он один не справится и нуждается в подмоге, он пригласил себе в товарищи Паоло Веронезе и Баттисту Фаринато, поделив между ними и самим собой девять картин маслом, которые для той залы предназначались, а именно четыре овальных по углам, четыре прямоугольных и одну большую овальную в середине, причем эта последняя, кроме еще трех, была поручена Паоло Веронезе, который изобразил Там Юпитера, низвергающего молнии на Пороки, и другие фигуры. А еще он взял две овальные меньшего размера и одну прямоугольную, две же передал Баттисте. На одной изображен морской бог Нептун, а на других с двумя фигурами на каждой показано величие, мир и спокойствие Венеции. И хотя все трое проявили себя хорошо, лучшим из всех оказался Паоло Веронезе, который заслужил себе впоследствии от тех же синьоров заказ на другой потолок, рядом с упоминавшейся залой, где он вместе с Баттистой Фаринато написал маслом св. Марка, которого в небесах поддерживают ангелы, а внизу – Венецию в окружении Веры, Надежды и Любви; вещь эта хотя и хороша, однако по качествам своим уступала первой.
А затем Паоло написал самостоятельно в Умильта на потолке в большом овале Успение Богоматери с другими фигурами, картину жизнерадостную, прекрасную и превосходно задуманную.
В наши дни в том же городе был еще один хороший живописец, Андреа Скьявоне; я называю его хорошим потому, что он действительно иногда случайно писал хорошие вещи, и потому, что он всегда подражал как мог хорошим мастерам. Но так как большая часть его картин находится в дворянских домах, я расскажу лишь о некоторых, находящихся в общественных местах. В венецианской церкви Сан Себастьяно для капеллы семейства Пеллегрини он написал св. Иакова с двумя пилигримами. В церкви Кармине на своде хора он написал Успение со многими ангелами и святыми, и в той же церкви в капелле Сретения он изобразил Принесение во храм Богоматерью младенца Христа со многими написанными с натуры портретами, но лучше всех там фигура женщины в желтом платье, кормящей ребенка, написанная, как это принято в Венеции, пятнами или мазками без всякой отделки. Джорджо Вазари заказал ему в 1540 году большое полотно, на котором маслом была написана происходившая не так давно битва между Карлом V и Барбароссой; эта работа, одна из лучших когда-либо написанных Андреа Скьявоне, поистине очень хороша и находится ныне во Флоренции в доме наследников великолепного мессера Оттавиано деи Медичи, куда ее в дар отослал Вазари.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ДЖОВАНФРАНЧЕСКО РУСТИЧИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА
Нельзя не признать удивительным, что все, вышедшие из школы в садах Медичи, которым покровительствовал старший Лоренцо Великолепный, стали художниками превосходнейшими. А произойти это не могло ни от чего иного, как от большой, можно сказать даже огромнейшей, рассудительности сего благородного сеньора, подлинного мецената одаренных людей, который умел распознавать людей талантливых и возвышенных духом, а также умел и признавать и вознаграждать их. А так как Джованфранческо Рустичи, гражданин Флоренции, еще с юности выделялся тем, что отлично рисовал и лепил из глины, то и его Лоренцо Великолепный, признавший его одаренность, как обладавшего талантом прекрасным и приятным, определил для учения к Андреа дель Верроккьо, у которого в то время учился и Леонардо да Винчи, юноша редкостный и одаренный огромнейшими способностями. Рустичи понравились прекрасная манера и приемы Леонардо, и так как он нашел, что выражение лиц и движение фигур у него изящнее и смелее, чем у всех остальных, кого
он когда-либо видел, он сблизился с ним и учился у него и лить бронзу, и строить перспективу, и обрабатывать мрамор и после того, как Андреа уехал работать в Венецию.А Рустичи остался с Леонардо и всячески старался услужить ему любезно и скромно, так что и Леонардо очень его полюбил, убедившись в том, что был он юношей добродушным и искренним, щедрым и в работе прилежным и терпеливым, выполнявшим точно все его желания. Джованфранческо, происходивший из благородного семейства и ведший порядочный образ жизни, искусством занимался больше для удовольствия и из стремления к славе, чем ради заработка. И, говоря по правде, те художники, ставящие последней и главной целью заработок и пользу, а не честь и славу, даже обладая большим и прекрасным талантом, редко достигают высокой степени совершенства. Ибо работа не по прихоти, а для пропитания, на какую обречено бесчисленное множество обремененных бедностью и семейством, производимая не по собственному желанию, а в силу необходимости с утра до вечера, такая работа не для тех, цель которых честь и слава, а для поденщиков и ремесленников, как их называют; ибо хорошие произведения искусства не создаются без долгого предварительного обдумывания. Потому и Рустичи говаривал часто в более зрелом возрасте, что сначала нужно думать, после чего делать наброски и затем уже приступать к рисованию; рисунки следует прятать и не смотреть на них неделями и месяцами и, наконец, выбрав из них лучшие, по ним и заканчивать работу. Но такой образ действий доступен не всякому и в особенности невозможен он для тех, кому приходится работать только ради заработка. Он говаривал также, что работы свои не следует показывать никому, пока не завершишь их окончательно, чтобы иметь возможность переделывать их сколько и как захочешь, без чьего-либо влияния.
Джованфранческо научился у Леонардо многому и в особенности тому, как делать лошадей: ему очень нравилось лепить их из глины и из воска в виде круглых скульптур или барельефов всевозможными манерами; некоторых из них можно увидеть и в нашей Книге, и они нарисованы так хорошо, что могут служить доказательством способностей и мастерства Джованфранческо, который умел писать и красками и написал несколько толковых картин, несмотря на то, что главным его занятием была скульптура. Одно время он жил на Виа-де'Мартелли и весьма подружился со всеми членами семейства Мартелли, в котором всегда были люди весьма достойные и стоящие; и в особенности сблизился он с Пьеро, для которого слепил несколько фигурок и среди прочих Богоматерь с младенцем на руках, восседающую на небесах среди херувимов; позднее он написал подобную же большую картину маслом с гирляндой херувимов, венчающей ее, как короной.
Когда же во Флоренцию возвратилось семейство Медичи, о Рустичи узнал кардинал Джованни через отца своего Лоренцо и принял его весьма благосклонно. Но так как придворная жизнь ему не нравилась и была противна его искреннему и спокойному характеру, чуждому зависти и тщеславия, он решил вести жизнь уединенную, почти что философскую, наслаждаясь в тишине спокойствием и миром. Иной раз он и развлекался, проводя время с товарищами по искусству или со знакомыми своими согражданами, не забывая и про работы, которыми занимался, когда приходило желание или выдавался случай.
Так, в 1515 году по случаю прибытия папы Льва во Флоренцию он по просьбе Андреа дель Сарто, близкого своего друга, сделал несколько статуй, которые были признаны прекраснейшими и так понравились кардиналу Джулио Медичи, что он заказал ему для завершения фонтана, что на большом дворе палаццо Медичи, бронзового Меркурия, высотой около локтя; он стоит обнаженный на шаре, собираясь улететь, в руках же у него орудие, вращающееся извергаемой вверх водой, а через отверстие в ноге трубка проходит через торс, вода же, дойдя до рта фигуры, ударяет в это орудие с четырьмя листочками, прикрепленными в равновесии в виде бабочки, и заставляет его вращаться. Фигура эта хоть и малая, как я сказал, получила одобрение большое. Вскоре после этого тому же кардиналу Джованфранческо вылепил модель бронзового Давида, похожего на Давида Донато, выполненного для великолепного Козимо Старшего, о чем говорилось раньше, для постановки в первом дворе, откуда тот был убран; модель эта очень понравилась, но из-за некоторой своей медлительности из бронзы Джованфранческо так ее и не отлил. Во двор был поставлен мраморный Орфей Бандинелло, а глиняный Давид Рустичи хоть и был вещью весьма редкостной, к величайшему сожалению, погиб. В большом тондо Джованфранческо сделал полурельефом Благовещение в прекраснейшей перспективе; в работе этой ему помогали живописец Рафаэлло Белло и Никколо Соджи, и, отлитая из бронзы, она была такой редкостной красоты, что лучше не увидишь. Работа эта была отослана испанскому королю. После этого в другом подобном же мраморном тондо он выполнил Богоматерь с младенцем на руках и со св. Иоанном Крестителем-ребенком; оно было помещено в первую залу магистрата консулов цеха Пор Санта Мариа.
Работами этими Джованфранческо завоевал большую известность, и когда консулы Купеческого цеха решили убрать мраморные фигуры, стоявшие над тремя дверями храма Сан Джованни, поставленные, как говорилось раньше, в 1240 году, они заказали другие Контуччи Сансовино, которые должны были стоять вместо старых над дверями, выходящими к Мизерикордии; Рустичи же они заказали те, которые хотели поставить над дверями, выходящими к каноникату храма; он должен был сделать три бронзовые фигуры в четыре локтя каждая, совершенно такие же, какими были старые, а именно проповедующего св. Иоанна между фарисеем и левитом. Работа эта пришлась Джованфранческо очень по вкусу, так как приходилось выполнять ее для места столь важного и знаменитого и притом в соревновании с Андреа Контуччи. Он приступил к ней тотчас же и вылепил небольшую модель, которая превзошла по качеству самое работу, так как вложил в нее все внимание и старательность, каких требовала подобная работа. Когда он ее закончил, она была признана во всех подробностях самой лучшей по замыслу и наиболее ладной из всех подобных, выполнявшихся ранее: ибо фигуры эти по работе отличались полным совершенством, а по виду грацией и бравурой ужасными. Равным образом и обнаженные руки и ноги были выполнены с отличнейшим пониманием и соединялись в сочленениях так превосходно, что сделать лучше было бы невозможно, не говоря уже о кистях рук и ступнях ног. А какие изящные позы, какая героическая суровость в выражении лиц! Когда Джованфранческо лепил из глины эти фигуры, он не позволял быть там никому, кроме Леонардо да Винчи, который был с ним и когда он готовил формы, и когда укреплял их железом, одним словом, не отходил от него ни на шаг до самого литья статуй, и потому кое-кто предполагает, не зная ничего, впрочем, точно, что Леонардо приложил там руку или, уж во всяком случае, помогал своим советом или добрым суждением. Статуи эти, самые совершенные и наилучшие, задуманные из всех бронзовых статуй, когда-либо выполнявшихся современными мастерами, выливались по три раза и отчищались в упомянутом доме, где Джованфранческо жил на Виа де Мартелли; там же делались и мраморные украшения вокруг св. Иоанна с двумя колоннами, карнизами и гербом Купеческого цеха. А рядом со св. Иоанном, фигура которого жива и подвижна, стоит превосходно выполненный лысый толстяк, подбоченясь правой рукой с обнаженным плечом; левой же рукой он держит перед глазами лист бумаги и, заложив левую ногу на правую, со внимательнейшим видом собирается отвечать св. Иоанну; одет же он в два рода одежды: легкая, надетая на голое тело, изящно его облегает, сверху же накинут более толстый плащ с весьма легко и искусно падающими складками. Не хуже и фарисей: поглаживая правой рукой бороду, он с важным видом отклонился несколько назад, будто дивясь словам Иоанна.