Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Также и для фасада собора Св. Петра в Риме он послал проект с шестью окнами, которые затем и были выполнены и украшены гербом Козимо деи Медичи; три из них в наши дни были уничтожены папой Павлом III и заменены другими с гербами дома Фарнезе. После этого, когда Козимо услышал, что в Ассизи около церкви Санта Мариа дельи Анджели недоставало воды, к величайшему неудобству народа, направляющегося туда ежегодно 1 августа на покаяние, он послал туда Микелоццо, который провел воду от источника, находившегося на полгоре, к фонтану, перекрытому им весьма изящной и богатой лоджией на нескольких колоннах из отдельных кусков и с гербом Козимо. Внутри же монастыря он произвел для братии, также по поручению Козимо, много полезных работ, которые позднее переделал с большой нарядностью и еще большими расходами великолепный Лоренцо деи Медичи, посвятив тамошней Мадонне свое изображение из воска, которое и теперь там можно видеть. Козимо приказал также вымостить кирпичом дорогу, ведущую от названной Мадонны дельи Анджели к городу, Микелоццо же перед отъездом из этих мест составил проект старой цитадели в Перудже. Когда же он в конце концов возвратился во Флоренцию, он выстроил на Канто деи Торнаквинчи дом для Джованни Торнабуони, почти во всем сходный с дворцом, выстроенным им для Козимо, лишь за тем исключением, что фасад не имеет ни рустов, ни верхнего карниза, а обыкновенный. После смерти Козимо, любившего Микелоццо так, как только можно
Когда же после этого тот же Пьеро деи Медичи собрался в церкви сервитов строить капеллу Благовещения целиком из мрамора, он пожелал, чтобы Микелоццо, уже старый, высказал по поводу этого свое мнение, ибо он очень ценил талант этого человека, а также знал, каким верным другом и слугой он был его отцу Козимо. Когда же Микелоццо это сделал, работа была поручена Паньо ди Лапо Портиджани, скульптору из Фьезоле, которому при ее выполнении над многим пришлось поразмыслить, так как на небольшом пространстве нужно было разместить многое. По углам этой капеллы – четыре колонны из мрамора высотой около 9 локтей с двойными каннелюрами коринфского ордера и с базами и капителями, украшенными разнообразной резьбой и удвоенными членениями. На колонны опираются архитрав, фриз и карниз, имеющие также удвоенные членения и заполненные резными фантазиями, и в частности эмблемами и гербами Медичи, а также листвой. Между этим и другими карнизами, предназначенными для второго ряда лампад, находится большая надпись, высеченная на прекраснейшем мраморе. А на нижней поверхности перекрытия названной капеллы, между четырьмя колоннами, находятся мраморные резные кессоны, заполненные эмалью, обработанной на огне, и пестрыми мозаичными узорами цвета золота и драгоценных камней. Пол вымощен порфиром, серпентином, мискио и другими редчайшими камнями, выложенными и подобранными в красивых очертаниях. Капелла эта окружена решеткой из бронзовых канатов с установленными на ней подсвечниками, которые впаяны в мраморное обрамление, служащее прекрасной оправой для бронзы и подсвечников; спереди же дверка, замыкающая капеллу, – тоже бронзовая и очень подходящая. По завещанию Пьеро вокруг капеллы должны были быть повешены тридцать серебряных лампад, и так это и было сделано, но так как во время осады они были попорчены, то синьор герцог уже много лет тому назад приказал их восстановить; большая часть их уже сделана, и их продолжают делать и дальше, однако, с тех пор как были уничтожены серебряные лампады, все время, согласно завещанию Пьеро, оставалось одно и то же число зажженных, хотя и не серебряных лампад. К этим украшениям Паньо добавил огромнейшую медную лилию, растущую из вазы, расположив ее на углу поддерживающего лампады деревянного карниза, расписанного и позолоченного. Однако не один этот карниз несет столь большую тяжесть, но все это поддерживается двумя сделанными из железа и покрашенными в зеленый цвет ветвями лилии, которые припаяны к углу мраморного карниза и на которые опираются другие, медные ветви лилии, висящие в воздухе. Работа эта была выполнена поистине со вкусом и выдумкой и потому, будучи красивой и замысловатой, заслуживает большого одобрения. Возле этой капеллы он соорудил другую, обращенную ко двору и служащую хором для братии; свет со двора проникает не только через окна названной капеллы, но и дальше – через два окна, расположенные насупротив, – в помещение для маленького органа, которое находится около мраморной капеллы. В стену названного хора вделан большой шкаф, в котором хранится серебряная утварь капеллы Благовещения. Во всех этих украшениях, да и повсюду – эмблемы и гербы Медичи. Вне капеллы Благовещения и против нее он же сделал большой бронзовый светильник высотой в пять локтей, а при входе в церковь – мраморную кропильницу для освященной воды, а посередине – прекраснейшего св. Иоанна. Над стойкой же, за которой монахи продают свечи, он изваял из мрамора в натуральную величину полурельефную поясную Богоматерь, которая с великим благоговением держит младенца на руках, а также другую, подобную ей, для попечительства Санта Мариа дель Фьоре в помещении для попечителей. В юности Паньо выполнил совместно с Донато, своим учителем, несколько фигур в Сан Миньято аль Тедеско, а в Лукке, в церкви Сан Мартино, – мраморную гробницу, что напротив капеллы св. Даров, для мессера Пьеро Ночера, которого он изобразил на ней с натуры.
В двадцать пятой книге своего сочинения Филарете пишет, что Франческо Сфорца, четвертый герцог Миланский, подарил прекраснейший дворец в Милане великолепному Козимо деи Медичи, который, чтобы показать герцогу этому, насколько ему был приятен подобный дар, не только богато украсил его мрамором и резьбой на дереве, но и увеличил его, по указаниям Микелоццо, до восьмидесяти семи с половиной локтей, тогда как раньше он равнялся лишь восьмидесяти четырем. И сверх того он заказал там всякие росписи, в частности в одной из лоджий – истории из жизни императора Траяна. В обрамлении некоторых из них он приказал изобразить самого Франческо Сфорцу, синьору Бьянку, его супругу и герцогиню, а равным образом и их детей со многими другими синьорами и великими людьми и подобным же образом портреты восьми императоров, к которым сам Микелоццо прибавил портрет Козимо, написанный им собственноручно. И по всем помещениям он разместил в различных видах герб Козимо и его эмблему – сокола и алмаз. Все же названные картины были исполнены рукой Винченцо ди Дзоппа, живописца, немало ценившегося в то время и в тех краях. Выяснилось, что деньги, потраченные Козимо на восстановление этого дворца, были заплачены Пиджелло Портинари, флорентийским гражданином, который управлял тогда в Милане банком и торговыми делами Козимо и жил в названном городе.
Есть и в Генуе несколько произведений из мрамора и бронзы работы Микелоццо, а также много и в других местах, и узнать их можно по манере.
Однако о нем сказано уже достаточно. Скончался он шестидесяти восьми лет и был похоронен в своей гробнице в Сан Марко во Флоренции. Его портрет написал фра Джованни в ризнице Санта Тринита в образе старца с капюшоном на голове, снимающего с креста тело Христово.
ЖИЗНЕОПИСАНИЯ АНТОНИО ФИЛАРЕТЕ И СИМОНЕ ФЛОРЕНТИЙСКИХ СКУЛЬПТОРОВ
Если бы папа Евгений IV, решив сделать бронзовые двери для собора св. Петра в Риме, приложил старание к тому, чтобы раздобыть для этой работы людей выдающихся, он в те времена легко мог бы это сделать, ибо живы были Филиппо ди сер Брунеллеско, Донателло и другие редкостные художники, и двери эти не были бы выполнены в столь злосчастной манере, как мы это и поныне видим. Однако возможно, что с ним приключилось то, что часто случается со многими государями, которые либо ничего не понимают в произведениях искусства, либо проявляют к ним лишь самый ничтожный интерес. Между тем, если бы они приняли во внимание, как важно ценить лиц, отличившихся в общественных делах, ради увековечения их славы, то, несомненно, ни они сами, ни их министры не были бы столь беспечны, ибо тот, кто путается с художниками дурными и неспособными, пренебрегает как искусством,
так и славой, не говоря уже о том, что он этим приносит вред и обществу, и эпохе, в которую он родился, поскольку потомки его будут твердо уверены в том, что, если бы в то время нашлись лучшие мастера, государи воспользовались бы скорее их услугами, чем услугами мастеров неумелых и ничтожных.Итак, будучи избран первосвященником в 1431 году, папа Евгений IV, который услыхал, что флорентинцы заказали Лоренцо Гиберти двери Сан Джованни, замыслил сделать подобным же образом из бронзы одну из дверей собора Св. Петра. Но так как он в этих вещах не разбирался, то он это поручил своим министрам, у которых Антонио Филарете, тогда еще юноша, и Симоне, брат Донато, оба флорентийские скульпторы, пользовались такой благосклонностью, что работа эта была заказана им. И вот, приступив к ней, они мучились над ее завершением двенадцать лет, и, хотя папа Евгений бежал из Рима и получил много неприятностей от соборов, те, кому было оставлено попечение о соборе, настояли на том, чтобы эта работа продолжалась. Филарете решил свою задачу при помощи самого простого распределения барельефов, а именно: в каждой части он выполнил по две стоящие фигуры – наверху Спасителя и Мадонну, а внизу св. Петра и св. Павла, в ногах же у св. Петра – портрет того самого папы, стоящего на коленях, а под каждой фигурой – по небольшой истории из жития того святого, который изображен наверху. Под св. Петром находится его распятие, а под св. Павлом – его обезглавление и также под Спасителем и Мадонной несколько деяний из их жития. А с внутренней стороны, внизу названной двери, Антонио по прихоти своей сделал небольшую историю из бронзы, на которой изобразил себя, и Симоне, и своих учеников прогуливающимися по винограднику с ослом, нагруженным всякой снедью.
Но, так как в течение указанных двенадцати лет они не все время работали над этими дверями, они сделали в Сан Пьетро также для усопших пап и кардиналов несколько мраморных гробниц, уничтоженных при постройке новой церкви. После этих работ Антонио был приглашен в Милан герцогом Франческо Сфорца, который, был в то время гонфалоньером святой церкви, видел работы его в Риме и поручил ему построить, что он и сделал, по своему проекту приют для убогих, а именно больницу для больных мужчин и женщин и незаконнорожденных невинных младенцев. Отделение для мужчин в этом здании построено в форме креста, вписанного в квадрат, со стороной, равной 160 локтям, и такое же отделение для женщин. Ширина корпусов составляет 16 локтей, а в четырех квадратах, расположенных между ветвями креста каждого из этих отделений, находится четыре двора, окруженных портиками, лоджиями и помещениями для заведующего отделением, должностных лиц, служащих и служителей больницы, весьма удобными и полезными. С одной стороны расположен канал, по которому все время текут воды для надобностей больницы и для водяной мельницы с немалыми, как это легко себе представить, пользой и удобствами для этого учреждения.
Между одной и другой больницами расположен монастырский двор шириной с одной стороны в 80 локтей, а с другой стороны – в 160, в середине которого расположена церковь, устроенная так, что может обслуживать и то, и другое отделения. Короче говоря, учреждение это устроено и расположено так хорошо, что, как мне кажется, другого ему подобного нет во всей Европе. Как пишет сам Филарете, первый камень этого сооружения был заложен после торжественной процессии всего миланского духовенства в присутствии герцога Франческо Сфорцы, синьоры Бьянки-Марии и всех их детей, маркиза Мантуанского и посланника короля Альфонса Арагонского и многих других синьоров. И на первом камне, заложенном в фундаменты, а также на медалях стояли следующие слова: Franciscus Sfortia Dux IV, qui amissum per praecessorum obitum urbis imperium recuperavit, hoc munus Christi pauperibus dedit fundavitqie MCCCC LVII die XII Aprilis (Франциск Сфорца, четвертый герцог, вернувший власть над городом, утраченную вследствие кончины его предшественников, дар сей предназначил для нищих Аристовых, заложив первый камень 12 апреля 1457 года.).
Впоследствии в портике были написаны изображения этих церемоний мастером Винченцио ди Дзоппа, ломбардцем, так как в этих краях лучшего мастера не нашлось.
Произведением того же Антонио была главная церковь в Бергамо, воздвигнутая им с не меньшими тщательностью и рассудительностью, чем вышеназванная больница. А так как он охотно занимался и сочинительством, то в то время, как строились эти его сооружения, он написал книгу, Разделенную на три части: в первой говорится о мерах всех строений и обо всем необходимом для того, кто хочет строить, во второй – о способах строительства и о том, каким образом можно построить красивейший и удобнейший город, в третьей – о новых формах зданий, причем древние мешаются там с новыми; все сочинение это делится на двадцать четыре книги, и все оно иллюстрировано собственноручными его рисунками. И хотя в ней можно найти и кое-что хорошее, тем не менее она по большей части нелепа и настолько глупа, что большего, пожалуй, в ней и не найти. Посвящена она была им в 1464 году великолепному Пьеро, сыну Козимо деи Медичи, а ныне принадлежит светлейшему синьору герцогу Козимо. И в самом деле, если бы он, взявшись за столь трудное дело, по крайней мере упомянул о мастерах своего времени и их творениях, то его можно было бы в какой-то степени похвалить. Однако, так как он упоминает лишь о немногих, да и то упоминания эти рассеяны как попало по всему сочинению и там, где это меньше всего нужно, то и потрудился он, как говорится, на свою же голову и чтобы прослыть за человека, который по недомыслию берется за то, что ему не по плечу.
Однако о Филарете я сказал достаточно, и пора уже обратиться к Симоне, брату Донато, который, покончив с дверями, сделал из бронзы гробницу папы Мартина.
Подобным же образом отлил он несколько других работ, отправленных во Францию, и много других, неизвестно где находящихся. В армянской церкви на Канто алла Ма чине во Флоренции он выполнил распятие в натуральную величину, какое носят в процессиях, а чтобы легче было носить, он сделал его из пробки. В Санта Феличита он вылепил из глины кающуюся св. Марию Магдалину высотой в три с половиной локтя, в прекрасных пропорциях и с мускулами, свидетельствующими о хорошем знании анатомии. У сервитов для братства Нунциаты он обработал мраморный надгробный камень, инкрустировав в нем фигуру из серого и белого мрамора, наподобие живописной, вроде того, что делал, как рассказывалось выше, в Сиенском соборе Дуччо-сиенец, и получила она большое одобрение.
В Прато ему принадлежит бронзовая решетка в капелле Пояса Богоматери. В Форли он выполнил над дверью канониката барельефную Богоматерь с двумя ангелами, а в церкви Сан Франческо для мессера Джованни да Риоло – полурельефом капеллу Троицы, в Римини же для Сиджизмондо Малатесты в церкви Сан Франческо – капеллу св. Сигизмунда, где из мрамора высечено много слонов, служивших эмблемой этого синьора. Мессеру Бартоломео Скамиши, канонику приходской церкви в Ареццо, он переслал очень хорошо выполненную из терракоты Богоматерь с младенцем на руках и несколькими полурельефными ангелами, которая и теперь в названной приходской церкви прикреплена к одной из колонн. Равным образом для купели аретинского Епископства он изобразил в числе нескольких барельефных историй Крещение Христа св. Иоанном. Во Флоренции в церкви Нунциаты он выполнил из мрамора гробницу мессера Орландо деи Медичи. И в конце концов на пятьдесят пятом году он отдал душу Господу, ее ему даровавшему.