Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
В это время названный Антонио из Тренто, состоявший при нем для гравировки, однажды утром, когда Франческо был еще в постели, открыл один из его сундуков и выкрал все гравюры на меди и на дереве, а также все рисунки, какие у него были, и, убравшись с ними к чертям, никогда больше ничего о себе знать не давал. Тем не менее гравюры Франческо получил обратно, ибо тот оставил их у одного из своих друзей в Болонье, предполагая, вероятно, забрать при удобном случае. Рисунки же так никогда и не были получены. Поэтому он в полном почти отчаянии возвратился к живописи, нарисовал для заработка какого-то там болонского графа, а затем написал образ Богоматери с Христом, который держит земной шар: у Мадонны прекраснейшее выражение лица, очень естествен равным образом и младенец, ибо он имел обыкновение вкладывать в лица детей чисто детскую живость, в которой проявляются острота и лукавство, часто присущие мальчикам. Он и Богоматерь одел необычайным образом, надев на нее платье с желтоватыми кисейными рукавами, как бы затканными золотом, и это платье было действительно исключительно изящным, так как просвечивающее тело казалось живым и очень нежным, не говоря о том, что нигде нет лучше написанных волос. Картина эта
Он же для монахинь св. Маргариты в Болонье написал образ с Богоматерью, св. Маргаритой, св. Петронием, св. Иеронимом и св. Михаилом, высоко почитаемый по заслугам, ибо в выражении лиц и во всех подробностях есть то, что отличает как одно все творения этого живописца. Он выполнил также много рисунков и, в частности, несколько для Джироламо дель Лино, а также для Джироламо Фаджуоли, золотых дел мастера и резчика, который попросил их у него, дабы отгравировать на меди, и рисунки эти почитаются изящнейшими. Для Бонифацио Гоццадино он написал с натуры его портрет и оставшийся неоконченным портрет его жены. Набросок же картины с Мадонной впоследствии был продан в Болонье аретинцу Джорджо Вазари, который хранит его в Ареццо в своих новых домах, им самим построенных, вместе с многими другими знатными картинами, скульптурами и древними мраморами.
Когда император Карл V находился в Болонье, где его короновал Климент VII, Франческо, ходивший не раз взглянуть на него за обедом, но не писавший с него портрета, изобразил этого Цезаря маслом на огромнейшей картине; на ней же он написал Славу, коронующую его лавром, и мальчика в виде ребенка Геркулеса, подающего ему земной шар, как бы предлагая ему владеть им. Работу эту в законченном виде он показал папе Клименту, и она понравилась ему так, что он отправил ее вместе с Франческо и в сопровождении епископа вазонского, который тогда был датарием, к императору, которому она весьма понравилась, и его величество дало понять, что ее следует ему оставить, однако Франческо, по дурному совету одного ненадежного и мало сведущего приятеля, заявил, что она не закончена, и оставить ее не пожелал. Так его величество ее и не получило, он же остался без вознаграждения, которое несомненно получил бы. Картина эта попала впоследствии в руки кардинала Ипполито деи Медичи и была им подарена кардиналу Мантуанскому, ныне же она находится в гардеробной тамошнего герцога вместе со многими другими прекрасными и знатнейшими живописными работами.
После того как Франческо, как было рассказано, столько лет провел вне родины и приобрел в искусстве большой опыт, не нажив, однако, никаких богатств, кроме разве только друзей, он воротился наконец в Парму, к удовлетворению многочисленных друзей и родных. Приехав туда, он тотчас же получил заказ расписать фреской в церкви Санта Мариа делла Стекката довольно обширный свод; но так как перед сводом проходила закруглявшаяся по своду плоская арка, как лицевая его сторона, он сначала принялся за нее, как за более легкую работу, и написал там шесть отменно прекрасных фигур — две красками и четыре светотенью, а между ними проходят весьма красивые украшения с рельефными розетками посредине, которые он по собственной прихоти сам делал с величайшей тщательностью из меди. В то же время для кавалера Баярдо, пармского дворянина и своего ближайшего друга, он написал картину с Купидоном, мастерящим лук; у ног его сидят два мальчика, один из которых схватил другого за руку и, смеясь, подстрекает, чтобы он дотронулся до Купидона пальцем, а тот не хочет его трогать и плачет от страха обжечься об любовное пламя. Эта картина, прекрасная по колориту, остроумная по замыслу и изящная по своей манере, служившая и служащая предметом подражания и изучения со стороны художников и любителей искусства, находится ныне в кабинете синьора Марк Антонио Кавалька, наследника кавалера Баярдо, вместе со многими собранными им разного рода прекраснейшими и тщательно отделанными собственноручными рисунками Франческо. Не менее хороши также и те, что находятся на многих листах в нашей Книге и выполнены рукою того же Франческо, и в частности Усекновение глав св. Петра и св. Павла, которое, как уже говорилось, было выпущено им на листах, гравированных на меди и на дереве в бытность его в Болонье. Для церкви сервитов Санта Мариа он написал на дереве Богоматерь со спящим младенцем, а сбоку несколько ангелов, один из которых держит в руке хрустальный сосуд, в котором сияет крест, созерцаемый Богоматерью. Работа эта не вполне его удовлетворяла и потому осталась незавершенной; тем не менее вещь эта, написанная в его манере, полной красоты и изящества, весьма достойна похвалы.
Между тем Франческо начал пренебрегать работой в Стеккате или, во всяком случае, работал там так вяло, что становилось ясно, что дело идет плохо. А происходило это потому, что начал он заниматься алхимией и забросил совершенно живопись, рассчитывая, что если он заморозит ртуть, то скоро разбогатеет. И потому, забив себе голову этим, а не думами о прекрасных вымыслах и не мыслями о кистях или красках, он проводил весь день в хлопотах об угле, дровах, стеклянных колбах и тому подобной чепухе, на которую он в один день тратил больше, чем зарабатывал в капелле Стеккаты за неделю, а так как других доходов у него не было, а жить было нужно, он так постепенно и разорялся с этими своими горнами, а еще хуже было то, что члены сообщества Стеккаты, видя, что он совершенно забросил работу, а они, как полагается, случайно ему переплатили, возбудили против него тяжбу. Поэтому он счел за лучшее удалиться и удрал однажды ночью с несколькими своими друзьями в Казаль Маджоре, где, когда у него алхимия из головы немного выветрилась, он для церкви Сан Стефано написал на дереве Богоматерь в воздухе, внизу же св. Иоанна Крестителя и св. Стефана, а после этого написал (и это была последняя его живописная работа) картину с римлянкой Лукрецией, которая была творением божественным, одним из лучших когда-либо им написанных.
Однако она как-то была украдена и где находится — неизвестно.Его же работы и картина с несколькими нимфами, та, что ныне в доме мессера Никколо Буффалини в Читта ди Кастелло, а также колыбель с младенцами, выполненная для синьоры Анджолы де Росси из Пармы, супруги синьора Алессандро Вителли, и находится она равным образом в Читта ди Кастелло.
В конце концов Франческо, все еще увлекаясь этой своей алхимией, превратился, как и все другие, однажды на ней помешавшиеся, из человека изящного и приятного в бородатого, с волосами длинными и всклокоченными, опустился и стал нелюдимым и мрачным, напали на него тяжкая горячка и жестокий понос, вследствие чего через несколько дней он отошел к лучшей жизни, положив тем самым конец тягостям мира сего, в котором не познал он ничего, кроме тоски и докуки. Он пожелал быть погребенным в церкви братьев-сервитов, прозванной Ла Фонтана и расположенной на расстоянии одной мили от Казаль Маджоре, и как завещал, так и был похоронен голым с архипастырским крестом на груди. Он закончил свой жизненный путь 24 августа 1540 года, и было это большой потерей для искусства из-за того изящества, единственного в своем роде, какое руки его придавали всему, что он писал.
Франческо любил играть на лютне, и рука его, и талант настолько этому соответствовали, что он обладал и в этой области не меньшим превосходством, чем в живописи. И, по правде сказать, если бы он работал не просто как Бог на душу положит и если бы забросил все глупости алхимиков, он стал бы поистине одним из самых редкостных и превосходных живописцев нашего времени. Я не отрицаю, что лучше всего работать с увлечением и когда есть охота, но всячески упрекаю тех, кто работает мало или не работает вовсе, теряя время на размышления; а тот, кто хочет пустить пыль в глаза, показать то, на что он неспособен тот, стремясь к невозможному, теряет и то, что умеет.
Если бы Франческо, одаренный от природы изящной и прекрасной манерой и весьма живым духом, приучился работать ежедневно, он усовершенствовался бы постепенно в искусстве настолько, что, подобно тому как он умел придавать своим лицам прекрасное и изящное выражение и большую миловидность, точно так же он в совершенстве, в основательности и в добротности рисунка превзошел бы и себя самого и других.
После него остался его двоюродный брат Джироламо Маццуоли, постоянно подражавший его манере к большой для себя чести, о чем свидетельствуют его работы, находящиеся в Парме, а также в Виадане, куда он бежал с Франческо из-за войны. Он написал на дереве в Сан Франческо, обители цокколантов, несмотря на свой юный возраст, небольшое прекраснейшее Благовещение, а другое выполнил для Санта Мариа в Борго. В Парме для братьев францисканцев-конвентуалов он написал многофигурный образ для главного алтаря с Изгнанием из храма Иоакима, а в Сант Алессандро, монастыре тамошних монахинь, он написал на дереве возносящуюся на воздух Мадонну с младенцем Христом, протягивающим пальмовую ветвь св. Иустине, и несколькими ангелами, приподнимающими полог, а также со святым папой Алессандром и св. Бенедиктом. В церкви братьев-кармелитов он написал прекрасный алтарный образ, а в Сан Сеполькро еще один довольно большой образ. В Сан Джованни Эванджелиста, церкви монахинь, в том же городе есть две очень красивые картины на дереве Джироламо, но не настолько красивые, как створки органа или образ главного алтаря с прекраснейшим Преображением, написанным весьма тщательно.
Он же в трапезной названных монахинь написал фреской перспективу и картину маслом с Тайной вечерей, Христа с апостолами; а в соборе расписал фреской капеллу главного алтаря. Для мадамы Маргариты Австрийской, герцогини Пармской, он написал портрет князя дон Алессандро, ее сына, в латах, с мечом над земным шаром и с коленопреклоненной перед ним вооруженной фигурой, олицетворяющей город Парму.
В пармский Стеккате в одной из капелл он написал фреской апостолов, на которых нисходит Святой Дух, на арке же, подобной той, какую расписал его родич Франческо, он изобразил шесть сивилл — двух красками и четырех светотенью; а в нише насупротив упомянутой арки он написал Рождество Христово с поклоняющимися пастухами; весьма прекрасная живопись эта осталась незавершенной.
В Чертозе, за Пармой, он написал образ для главного алтаря с тремя волхвами, и еще один образ в Сан Пьеро в Павии, аббатстве монахов-бернардинцев, и еще один в мантуанском соборе для кардинала, а в Сан Джованни, в том же городе, еще один с Христом во славе в окружении апостолов и со св. Иоанном, будто произносящим: Sic eum volo manere [102] и т. д.; вокруг же этого образа на шести больших картинах чудеса названного св. Иоанна Евангелиста. В церкви братьев-цокколантов по левую руку большой образ его же работы с Обращением св. Павла, творение прекраснейшее, а в Сан Бенедетто, что в Поллироне, местечке в двенадцати милях от Мантуи, он написал для главного алтаря образ с Христом в яслях, поклоняющимися пастухами и поющими ангелами.
102
С вами хочу пребывать я.
Еще он написал, точно не знаю когда, прекраснейшую картину с пятью амурами, один из которых спит, остальные же его грабят, отнимая у него кто лук, кто стрелы, а кто факел. Картина эта принадлежит герцогу Оттавио, который ее очень ценит за талант Джироламо, который нисколько не отстает от своего родича Франческо ни как превосходный живописец, ни как человек, сверх меры учтивый и приятный. А так как он жив еще, то надо от него ждать и других прекраснейших работ, пока еще им не созданных. Ближайшим другом названного Франческо был мессер Винченцио Каччанимичи, болонский дворянин, занимавшийся живописью и старавшийся подражать, насколько мог, манере того же самого Франческо Маццуоли. Он превосходно писал красками, и потому его вещи, написанные им для собственного удовольствия и для подарков разным господам и своим друзьям, поистине весьма заслуживают похвалы, но в особенности одна написанная маслом картина с Усекновением главы Иоанна Крестителя, находящаяся в их семейной капелле в Сан Петронио. Доблестный дворянин этот (несколько отменно прекрасных рисунков которого есть в нашей Книге) скончался в 1542 году.