Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Нанни же в эти времена пользовался большой известностью, так как он выполнял много работ резцом и рубанком для виллы Дзаноби Бартолини в Ровеццано, что за Порта алла Кроче, и для палаццо Бартолини, который тогда строился Джованни, братом названного Дзаноби, на Пьяцца Санта Тринита, а также для дома и сада того же в Гуальфонде. Триболо же, которого Нанни заставлял работать без всякого снисхождения и который по слабости телосложения не мог вынести трудности постоянной работы пилой, рубанком и другими низкими орудиями, начал чувствовать себя худо и на вопросы Риччо о причине подобного недомогания заявил, что он не сможет выдержать этой работы у Нанни и просит поместить его к Андреа дель Сарто или к Якопо Сансовино, с которыми он свел знакомство в мастерской Унгеро, ибо он надеялся, что таким образом их превзойдет и сам поздоровеет.

Вот почему Риччо, опять-таки по совету и с помощью Чаппино, устроил Триболо к Якопо Сансовино, который взял его к себе охотно, так как знал его по мастерской Унгеро, где он заметил его способности к рисованию и еще больше к лепке.

Якопо Сансовино, когда Триболо поправился и к нему перебрался, был занят в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре, соревнуясь с Бенедетто да Ровеццано, Андреа да Фьезоле и Баччо Бандинелли работой над мраморной статуей св. апостола Иакова, которую вместе с другими можно видеть в попечительстве и ныне. Воспользовавшись, таким образом, возможностью обучаться, Триболо весьма старательно лепил из глины и рисовал, делая в этом искусстве, к которому имел природную склонность, такие успехи, что Якопо, который любил его с каждым днем все сильнее, начал его подбадривать и выдвигать, поручая ему сделать то одно, то другое. И хотя в его мастерской тогда были Солозмео да Сеттиньяно и Пиппо дель Фабро, молодые люди, подававшие большие надежды, Триболо не только догнал, но и намного перегнал их, ибо опыт в работе железом он дополнял уменьем лепить воск и глину, и потому Якопо начал в своих работах пользоваться его услугами в такой степени, что, когда закончил он апостола, а также Вакха, которого он делал по заказу Джованни Бартолини для его дома в Гуальфонде, и взял заказ у мессера Джованни Гадди, своего приятеля, на камин и каменный водоем из мачиньо для его владений, что на площади Мадонны, он поручил Триболо изготовить несколько больших глиняных путтов над карнизом. И тот сделал их так необыкновенно прекрасно, что мессер Джованни, увидев талант и манеру юноши, заказал ему две мраморные медали, которые были выполнены превосходно и помещены над дверями того же дома.

В это время искали исполнителя гробницы сложнейшей работы для короля португальского, а так как Якопо был учеником Андреа Контуччи из Монте Сансовино, имя которого он получил потому, что не только сравнялся со своим учителем, но обладал манерой еще более прекрасной, работа эта при посредстве Бартолини была заказана ему. После чего Якопо сделал великолепнейшую модель из дерева, всю покрытую историями и восковыми фигурами, большую часть которых выполнил Триболо, и так как они получились отменно прекрасно, слава молодого человека возросла настолько, что Триболо ушел от Сансовино, так как решил, что уже сможет работать самостоятельно, а Маттео, сын Лоренцо Строцци, заказал ему несколько каменных путтов, и так как они ему очень понравились, недолгое время спустя и двух мраморных, которые держат дельфина, извергающего воду в водоем, и которых можно видеть и ныне в Сан Кашано, месте, отстоящем от Флоренции на восемь миль, на вилле названного мессера Маттео.

В то время как Триболо трудился во Флоренции над этими своими вещами, туда приехал по своим надобностям болонский дворянин мессер Бартоломео Барбацци. Вспомнив, что в Болонье искали хорошо знающего свое дело молодого человека для выполнения мраморных фигур и историй на фасаде Сан Петронио, главной церкви того города, он поговорил с Триболо, и ему понравились и показанные ему работы, а также и нрав и другие качества молодого человека, почему он и увез его с собой в Болонью, где тот, с большой тщательностью и заслужив большую похвалу, в короткое время высек из мрамора двух сивилл, которые были затем поставлены в наличнике портала Сан Петронио, выходящего к больнице делла Морте. Когда он закончил эту работу и ему уже собирались дать другие, более крупные, а сам он жил обласканный мессером Бартоломео, который его очень полюбил, в Болонье и во всей Ломбардии разразилась чума 1525 года, и потому Триболо, спасаясь от чумы, вернулся во Флоренцию, где оставался, пока продолжалось это заразное и смертоносное поветрие. Когда же оно прекратилось, он возвратился по вызову в Болонью, где мессер Бартоломео не допустил его ни к каким работам по фасаду, так как решил, поскольку умерли многие его друзья и родные, заказать ему гробницы для них и для себя самого. И вот, сделав модель, которую мессер Бартоломео хотел увидеть законченной до того, как он возьмется за другое, сам Триболо отправился в Каррару, чтобы отесывать куски мрамора на месте и оболванить их не только так, чтобы удобнее было их перевозить (так он это и сделал), но и так, чтобы фигуры вышли покрупнее. Там на месте, дабы не терять время, он и отесал двух больших мраморных путтов, которых так незаконченными и отвезли на вьючных животных вместе со всем остальным в Болонью, где в это время приключилась смерть мессера Бартоломео (огорчившая Триболо так, что он вернулся в Тоскану), и их вместе с другими мраморами поместили в одной из капелл Сан Петронио, где они и по сию пору находятся.

Итак, отправившись из Каррары во Флоренцию и по дороге заехав в Пизу, Триболо навестил там мастера Стаджо из Пьетрасанты, скульптора, ближайшего своего друга, работавшего для попечительства собора того города над двумя колоннами со сквозными мраморными капителями, которые должны были стоять по обе стороны главного алтаря и табернакля Святых Даров, а на каждой капители должны были находиться по мраморному ангелу, высотой в локоть три четверти со светильником в руке. А так как другой работы у него тогда не было, он взялся по предложению Стаджо за одного из этих ангелов и, отделав его с наибольшим совершенством, возможным в подобной тонкой работе из мрамора и в таких размерах, он достиг того, что лучшего и пожелать было невозможно. Ибо он показал этого ангела в движении, будто он летит и в то же время крепко держит упомянутый светоч, и тонкие ткани, так изящно и так верно облекают обнаженное тело со всех сторон и с любой точки зрения, что большего выразить невозможно.

Однако Триболо, потративший на него много времени, так как думал только об искусстве, доставлявшем ему наслаждение, и не получивший от попечителя ожидаемого вознаграждения, решил другого ангела не делать и воротился во Флоренцию. Там он повстречался с Джованбаттистой делла Белла, который тогда не только изготовлял непосильное для него количество скульптурных и живописных работ, посылая их во Францию королю Франциску I, но и скупал всякого рода древности и любые картины, только бы они были работы хороших мастеров, и каждый день заколачивал их в ящики и отправлял. Как раз, когда Триболо вернулся, Джованбаттиста, добыв древнюю вазу из гранита прекраснейшей формы и задумав отделать ее так, чтобы она годилась для королевского фонтана, открыл Триболо свои намерения. И тот, принявшись за работу, сделал ему Богиню природы, которая, подняв руки, держит в ладонях эту вазу, ножка которой находится у нее на голове. И первый ряд ее сосцов украшен всякими путтами, ажурно высеченными и торчащими из мрамора, которые, приняв красивейшие позы, держат в руках гирлянды. Далее следует второй ряд сосцов, полный четвероногих животных, в ногах же статуи много разных рыб. И так тщательно и с таким совершенством была она выполнена, что, когда ее отослали с другими вещами во Францию, она очень полюбилась тамошнему королю и удостоилась быть поставленной, как редкостная вещь, в Фонтенбло.

Засим, в 1529 году, отдавая распоряжения о войне и осаде Флоренции, папа Климент VII, дабы выяснить, как и где он сможет разместить и распределить войска и получить точное представление о городе, приказал тайным образом снять план этого города, а именно снаружи, кругом на одну милю, всю местность с холмами, горами, реками, оврагами, домами, церквами и другими вещами; внутри с площадями и улицами, окружающими их стенами, валами и другими защитными сооружениями. Все это было поручено Бенвенуто, сыну Лоренцо далла Вольпайя, хорошему часовых дел мастеру и изготовителю квадрантов, который был отменнейшим астрологом и в особенности великолепнейшим мастером снимать планы. Бенвенуто этот весьма рассудительно потребовал, чтобы в помощники ему дали Триболо, ибо Триболо принадлежала мысль составить такой план, дабы точно определить высоту гор, глубину долин и другие особенности рельефа. Его составление было сопряжено с большими трудностями и опасностью, ибо приходилось целыми ночами напролет измерять улицы, отмечать в локтях расстояния от одного места до другого, а также измерять высоту до верха колоколен и башен при помощи пересечений буссолью со всех сторон и сравнивать снаружи высоту гор с куполом, принятым за среднюю точку. Поэтому работа эта заняла много месяцев, но выполнена была с большой тщательностью и сделана из пробкового дуба для большей легкости, и вся эта громада, измеренная в малых локтях, заняла место в четыре локтя. Когда таким образом план был закончен, он был тайно по частям заколочен в ящики, запрятанные в тюки с шерстью, и отправлен из Флоренции в Перуджу на имя имевших указание переслать его папе, который во время осады Флоренции пользовался им постоянно. Он держал его в своих покоях и следил по нему последовательно по письмам и донесениям, где и каким образом располагались войска, где происходили стычки, и в общем за всеми событиями и при всех обсуждениях и спорах, происходивших во время этой осады, и всегда был удовлетворен в высшей степени, ибо вещь эта была поистине редкостной и чудесной.

До окончания войны Триболо вылепил кое-что из глины для своих приятелей, а для ближайшего своего друга Андреа дель Сарто — три круглых восковых фигуры, которые Андреа этот использовал, когда писал фреской и рисовал с натуры на площади, что близ Кондотты, трех повешенных за одну ногу капитанов, бежавших с солдатским жалованьем.

Бенвенуто по вызову папы отправился в Рим приложиться к туфле его святейшества и там получил место хранителя Бельведера с почтенным содержанием. В этой должности Бенвенуто часто беседовал с папой и воспользовался первым же подходящим случаем, чтобы похвалить Триболо, как выдающегося скульптора, и горячо посоветовать воспользоваться его услугами, что Климент, когда кончилась осада, и сделал.

И тогда, намереваясь закончить капеллу Богоматери в Лорето, строительство которой было начато Львом, но приостановилось затем после смерти Андреа Контуччи из Монте Сансовино, папа распорядился, чтобы Антонио да Сангалло, заведовавший этим строительством, пригласил Триболо и поручил ему доделать истории, которые мастер Андреа оставил незавершенными. И вот, вызванный Сангалло по распоряжению Климента, Триболо отправился со всем своим семейством в Лорето, куда для завершения той же работы приехали равным образом редкостный резчик по мрамору Симоне, прозванный Моска, Рафаэль Монтелупо, Франческо да Сангалло Младший, скульптор Джироламо Феррарезе, ученик мастера Андреа, а также Симоне Чоли, Раньери из Пьетрасанты и Франческо дель Тадда. При дележе работ Триболо досталась, как наиболее существенная, история, где мастер Андреа изобразил Обручение Богоматери. Когда Триболо дополнял ее, ему пришла в голову причуда: среди многих фигур, созерцающих обручение Девы, изобразить человека, ломающего в полном негодовании свою трость за то, что она не процвела, и это вышло у него так хорошо, что не мог бы с большей живостью выказать свое негодование тот, с кем приключилась такая незадача. Закончив с большим совершенством эту и кое-какие чужие работы, Триболо вылепил много восковых моделей Пророков, которые должны были стоять в нишах капеллы, уже достроенной и отделанной, когда папа Климент, осмотревший все эти работы и премного их расхваливший, и в особенности работу Триболо, приказал всем, не теряя времени, возвращаться во Флоренцию для завершения под руководством Микеланджело Буонарроти фигур, не хватавших в ризнице и библиотеке Сан Лоренцо, а также как можно скорей и всей работы в целом по моделям и с помощью Микеланджело, с тем чтобы, закончив ризницу, все они могли, использовав опыт, приобретенный под руководством такого человека, завершить подобным же образом и фасад Сан Лоренцо. И чтобы этого дела не откладывать, папа снова послал Микеланджело во Флоренцию, а с ним фра Джованни Аньоло де'Серви, делавшего кое-что в Бельведере, для помощи при сверлении мрамора и для выполнения некоторых статуй по указанию Микеланджело, передавшего ему св. Косьму, который вместе со св. Дамианом, заказанным Монтелупо, должны были стоять по обе стороны Мадонны.

После того как эти вещи были сданы в работу, Микеланджело пожелал, чтобы Триболо сделал две обнаженные статуи, которые должны были находиться по обе стороны уже высеченной им статуи герцога Джулиано. Одна должна была олицетворять Землю, которая, увенчанная кипарисом, со скорбно склоненной головой и простертыми вперед руками, оплакивала бы потерю герцога Джулиано; другая же, изображающая Небо, должна была с воздетыми руками, веселая и смеющаяся, радоваться красе и блеску, источаемым душой и духом сего государя. Но злая доля встала Триболо поперек дороги, как раз когда он собирался взяться за статую Земли; в самом деле, то ли из-за перемены воздуха, то ли из-за слабого своего телосложения или же из-за беспорядочной жизни, но занедужил он так, что недомогание обратилось в перемежающуюся лихорадку, подкосившую его на много месяцев, причем он невероятно был сам собой недоволен, и больше, чем сама болезнь, мучила его досада из-за необходимости бросить работу и из-за того, что он видел, как монах и Раффаэлло стали его вытеснять. Пытаясь перебороть свою болезнь, дабы не отстать от своих соперников, имена которых, как он слышал, с каждым днем прославлялись все больше, он, продолжая недомогать, вылепил из глины большую модель статуи Земли; когда же он ее закончил, он начал обрабатывать мрамор так прилежно и ревностно, что с передней стороны все уже было раскрыто, когда судьба, которая всегда с охотой противоборствует благим начинаниям, смертью Климента, приключившейся именно тогда, когда этого боялись менее всего, подрезала дух стольких превосходных мужей, надеявшихся под руководством Микеланджело и с величайшей для себя пользой обрести бессмертную известность и вечную славу.

Ошеломленный этой неожиданностью и совершенно растерявшийся, все еще больной Триболо потерял всякую охоту к работе, не находя подходящих для себя заказов ни во Флоренции, ни вне ее. Однако его утешил Джорджо Вазари, который всегда был его другом и, любя его всем сердцем, помог ему, чем только мог. Он убедил его не падать духом, обещав устроить ему заказ от герцога Алессандро, через посредство великолепного Оттавиано деи Медичи, с которым, как со своим ближайшим покровителем, у него, благодаря Вазари, установились самые тесные взаимоотношения. И вот Триболо, несколько приободрившись и обдумав свое положение, сделал в ризнице Сан Лоренцо глиняные копии со всех фигур, высеченных Микеланджело из мрамора, а именно Аврору, Сумерки, День и Ночь, и они вышли у него так удачно, что мессер Джованни Баттиста Фиджованни, настоятель Сан Лоренцо, которому он подарил Ночь за то, что тот отпирал ему ризницу, признал ее вещью редкостною и подарил ее герцогу Алессандро, продавшему ее впоследствии названному Джорджо Вазари, работавшему у его превосходительства, так как знал, что Вазари занимается такими делами; в его доме в Ареццо она сейчас и находится вместе с другими произведениями искусства. После этого Триболо скопировал подобным же образом из глины Мадонну, высеченную Микеланджело из мрамора для той же ризницы, и поднес ее названному мессеру Оттавиано деи Медичи, который заказал для нее Баттисте дель Чинкве прекраснейшее каменное обрамление с колоннами, консолями, карнизами и иной превосходно выполненной резьбой.