Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
После него осталось двое сыновей, один из которых пошел по его стопам и занялся архитектурой, и если бы не воспрепятствовала ему смерть, он сделал бы в ней превосходнейшие успехи, о чем свидетельствуют его первые шаги в этой области; другой же, предавшийся семейным заботам, здравствует и поныне.
Учеником его, как упоминалось, был Франческо Мендзокки из Форли, который начал, еще будучи мальчиком, самоучкой рисовать и копировать в Форлийском соборе образ, на котором Марко Пармиджано из Форли написал Богоматерь, св. Иеронима и других святых и который почитался тогда лучшей из современных живописных работ; равным образом подражал он произведениям Рондинелло из Равенны, живописца более выдающегося, чем Марко, и незадолго до того написавшего для главного алтаря названного собора прекраснейший образ с Христом, причащающим апостолов, с усопшим Христом наверху в люнете и с очень изящными мелкофигурными историями из жития св. Елены в пределле названного образа. Благодаря этому он усовершенствовался так, что когда Джироламо Дженга, как уже говорилось, приехал в Форли расписывать капеллу в Сан Франческо для мессера
Но где он постарался проявить и все свое прилежание, и все свои возможности, так это в капелле Святейших Даров церкви в Лорето, где вокруг мраморного табернакля с телом Христовым он написал несколько ангелов, а на стенах названной капеллы фреской две истории: одну о Мельхиседеке, другую с дождем из манны. На своде же в разнообразных лепных обрамлениях он изобразил в пятнадцати небольших историях Страсти Иисуса Христа, шесть живописью и девять полурельефом. Эта богатая работа была так удачно задумана и принесла ему столько славы, что он не уехал оттуда, пока не закончил там другой капеллы таких же размеров, как и первая, но названной, в отличие от той, капеллой Зачатия, со сводом, сплошь покрытым прекраснейшей лепниной богатой работы. На примере этого свода он научил и сына своего Паоло лепным работам, которые впоследствии, когда последний приобрел в этом деле большой опыт, его прославили. На стенах же Франческо написал фреской Рождество Христово и Введение Богоматери во храм, а над алтарем св. Анну и Богородицу с младенцем на руках и венчающих их двух ангелов. Да и говоря по правде, художники хвалят его произведения, равно как и нрав его и всю его жизнь, которую он прожил весьма по-христиански и спокойно, наслаждаясь плодами трудов своих.
Учеником Дженги был также Бальдассаре Ланча из Урбино, который занимался различными инженерными делами и посвятил себя впоследствии фортификационным работам, в частности для луккской Синьории (он там жил некоторое время), а потом и для светлейшего герцога Козимо деи Медичи, к которому он переехал на службу и который, строя укрепления в государстве Флоренции и Сиены, использовал и использует его в многочисленных инженерных работах, и так как Бальдассаре трудился доблестно и честно, он получал от названного государя щедрые вознаграждения. Помощниками Джироламо Дженги были и многие другие, но, поскольку они особого превосходства не достигли, говорить о них не приходится.
От вышеназванного Джироламо родился Бартоломео в Чезене в 1518 году, когда отец его последовал в изгнание за герцогом, своим государем. Джироламо его воспитал в самых строгих правилах, когда же он подрос, то засадил его за грамматику, в коей успехи его были более чем посредственны. Когда он достиг восемнадцатилетнего возраста, отец убедился в том, что к рисованию у него склонности больше, чем к писанию, и сам стал его обучать рисованию в течение почти что двух лет. По истечении же этого времени он отослал его для изучения рисунка и живописи во Флоренцию, так как знал, что только там можно по-настоящему научиться этому искусству, благодаря бесчисленному множеству находящихся там произведений выдающихся мастеров, как старых, так и новых. Во время своего там пребывания Бартоломео, обучавшийся рисованию и архитектуре, свел дружбу с аретинским живописцем и архитектором Джорджо Вазари и со скульптором Бартоломео Амманати, от которых научился многим вещам, имеющим отношение к искусству. В конце концов, проведя во Флоренции три года, он воротился к отцу, который участвовал тогда в строительстве Сан Джованни Баттиста в Пезаро. Рассмотрев там рисунки Бартоломео, отец решил, что сын его гораздо сильнее в архитектуре, чем в живописи, проявляя к ней очень большую склонность, и потому, оставив его при себе на несколько месяцев, он обучил его способам перспективы, а затем отослал в Рим, чтобы он посмотрел там на дивные сооружения, древние и новые, которые он, пробыв там четыре года, и обмерил с величайшей для себя пользой.
Возвращаясь затем в Урбино, он заехал во Флоренцию повидаться с зятем своим Джованбаттистой Санмарино, который находился в качестве инженера у синьора герцога Козимо. Синьор же Стефано Колонна из Палестрины, который был тогда генералом этого синьора, прослышав об его достоинствах, попробовал задержать его у себя на хороших условиях. Но, будучи многим обязан Урбинскому герцогу, Бартоломео не захотел связывать себя с другими и по возвращении в Урбино был принят на службу тамошним герцогом, относившимся и в дальнейшем к нему весьма милостиво. По прошествии недолгого времени герцог избрал себе в супруги синьору Витторию Фарнезе, и Бартоломео было герцогом поручено свадебное убранство, которое и было им выполнено поистине великолепно и достойно, и между прочим он воздвиг в Борго ди Вальбуона триумфальную арку, такую красивую и выстроенную так удачно, что более красивой и огромной не увидишь, что и показало, как много приобрел он в Риме в области архитектуры. Когда затем герцогу, как генералу венецианской Синьории, понадобилось отправиться в Ломбардию
для осмотра крепостей этого государства, он взял с собой Бартоломео, услугами которого он много пользовался при разбивке участков и составлении проектов крепостей, и в частности в Вероне перед воротами Сан Феличе.И вот, когда он находился в Ломбардии, чешский король, возвращавшийся из Испании в свое королевство через эту область и принятый герцогом с почестями в Вероне, увидел эти крепости, и так как они ему понравились, познакомился с Бартоломео и пожелал увезти его в свое королевство, дабы использовать его на хороших условиях для укрепления своих земель. Однако герцог не захотел его отпустить, и ничего из этого дела не вышло.
Вскоре после возвращения обоих в Урбино его отец Джироламо умер, и потому Бартоломео вместо него был назначен герцогом управлять всеми государственными постройками и был отправлен в Пезаро, где и продолжал строительство Сан Джованни Баттиста по модели Джироламо. И тогда-то он и пристроил к придворным пристройкам в Пезаро очень красивые покои, что над Страда де'Мерканти, те, где теперь проживает герцог, и прекраснейшим образом украсил двери, лестницы и камины, будучи превосходным архитектором именно в этой области.
Когда герцог это увидел, он пожелал, чтобы и при Урбинском дворце были выстроены новые покои, занимающие почти весь фасад, выходящий к Сан Доменико. Когда же строительство их было закончено, получились самые красивые помещения всего этого двора, вернее дворца, самое нарядное из всего, что там было.
Короткое время спустя владетели Болоньи обратились к герцогу с просьбой отпустить его к ним на несколько дней, на что его превосходительство согласился весьма охотно. Отправившись туда, он сделал для них все, что они желали, так, что они остались весьма довольны и оказали ему бесчисленные любезности. После этого, когда герцог пожелал устроить в Пезаро морской порт, он изготовил ему прекраснейшую модель; и она была отослана в Венецию в дом графа Джован Джакомо Леонарди, который был тогда герцогским послом в том городе, чтобы на нее могли взглянуть люди, этим занимавшиеся, многие из которых встречались часто с другими образованными людьми для рассуждений и споров о разных вещах в доме названного графа, человека поистине редкостного. Когда же названная модель была там осмотрена и были выслушаны прекрасные речи Дженги, все бесспорно признали модель искусной и красивой, а мастера, ее создавшего, талантом редчайшим.
Однако по возвращении его в Пезаро модель так и не была осуществлена, ибо новые весьма важные события отвлекли герцога от его намерения.
В это время Дженга составил проект церкви в Монте д'Абате, а также церкви Сан Пьеро в Мондавио, законченной дон Пьер Антонио Дженгой так, что хотя она и небольшая, но лучшей, как мне кажется, и не увидишь. Вскоре после этого папой стал Юлий III, назначивший герцога Урбинского генеральным капитаном святой церкви, и когда его превосходительство отправился в Рим, он взял с собой и Дженгу. Там его святейшество пожелал укрепить Борго, и Дженга по распоряжению герцога сделал несколько прекраснейших рисунков, находящихся вместе со многими другими у его превосходительства в Урбино. Так как благодаря всему этому слава Бартоломео распространялась все шире, то генуэзцы, когда он вместе с герцогом находился в Риме, просили герцога отпустить его, чтобы он выполнил для них кое-какие фортификационные работы. Однако герцог так и не согласился ни тогда, ни в другой раз, когда они по возвращении его в Урбино снова попросили его о том же.
В конце концов, когда жизнь его уже близилась к концу, великим магистром Родосским были присланы в Пезаро два рыцаря тамошнего иерусалимского ордена с просьбой к его превосходительству разрешить Бартоломео поехать вместе с ними на остров Мальту, где они намеревались построить не только мощнейшие укрепления для защиты от турок, но также два города вместо многочисленных разбросанных там и сям поселений.
Названные рыцари в течение двух месяцев не могли уговорить герцога исполнить их просьбу по поводу названного Бартоломео, несмотря на то, что им помогали герцогиня и другие. Наконец, по прошествии еще некоторого времени он склонился на мольбы некоего доброго отца-капуцина, к которому его превосходительство был весьма привязан и ни в чем ему не отказывал. И то искусство, с каким этот святой отец усовестил герцога для блага христианского мира, не заслуживает иного, кроме высшей похвалы и поощрения.
И вот Бартоломео, который большой пользы от этого так и не получил, выехал с названными рыцарями из Пезаро 20 января 1558 года, но так как им пришлось из-за своенравия моря задержаться в Сицилии, лишь 11 марта прибыли они на Мальту, где были радушно приняты великим магистром. Когда же ему показали, что ему надлежит сделать, он повел дело с этими укреплениями так, что лучше и не скажешь, настолько, что и великому магистру, и всем тамошним господам рыцарям казалось, что они получили второго Архимеда; они доказали это тем, что преподнесли ему ценнейшие подарки и оказывали ему величайшее почтение, как человеку редкостному.
И вот, когда он, наконец, создал прекраснейшие по выдумке и стройности модели города, нескольких церквей и дворца и резиденции названного великого магистра, он заболел последним недугом: дело в том, что в один из июльских дней, когда на острове бывает жара величайшая, он простыл на сквозняке между двух дверей, и не прошло много времени, как начались невыносимые боли во всем теле, а к тому же и жестокий понос, убившие его в семнадцать дней, к величайшей горести великого магистра и всех тамошних почтеннейших и доблестных рыцарей, которым показалось, что они нашли человека себе по сердцу именно тогда, когда его похитила смерть. Когда печальная эта весть была сообщена Урбинскому герцогу, невероятно огорчился и он и, оплакав кончину бедного Дженги, обратил любовь свою на пятерых оставшихся после него детей, оказывая им особое любовное покровительство.