Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Терпение г-жи де Гам истощилось. Приблизившись к куртизанке, она шепотом сказала:

– Довольно комедии! Не правда ли, он подслушивает? Поэтому вы так и говорите со мной… Сколько вам нужно, чтобы оставить Париж на шесть месяцев, так, чтобы он не знал где вы? Сто тысяч франков! Я вам даю.

Бианчини презрительно пожала плечами.

– Сто тысяч франков! – возразила она. – Фи! Но я столько проживаю в одну неделю, моя малая госпожа. Притом же Рене де Гам!.. Если б вы предложили мне горы золота, чтобы его оставить, я не согласилась бы!..

Графиня отскочила, испустив рычание тигрицы и пронзив взглядом куртизанку.

– Лукавая и подлая! – вскричала она, – береги же себе своего подлого любовника!.. Столь подлого, что он не уважает во мне своего имени, которое ты оскорбляешь! Береги его!.. Я тебе дарю его!.. Прощай!..

Графиня удалилась быстрыми шагами.

– Прощай?.., нет! – прошептала Шиффонета. – Нет, моя милая дама, которая является оскорблять меня ко мне!.. Не прощай, а до свидания!.. Я тебе отдам тебе твоего мужа!.. Я хочу отдать его тебе в самом скором времени!.. И это будет моя мысль и твое наказание!..

Графиня не ошиблась, из соседней комнаты он присутствовал при представлении комедии, – при которой он вывел то заключение, что его любовница была лучшей женщиной на свете. Подумайте, любовница, отказывающаяся от ста тысяч франков!.. Правда, у Рене оставался еще целый миллион… Отказаться было не трудно.

Не достигнув своей цели, поступок графини привел только к тому, что Рене де Гам повел еще более беспорядочную жизнь… Перед тем он еще сохранял некоторое приличие… После он пренебрег всеми и поселился у своей любовницы, слишком счастливой, что она могла предложить ему гостеприимство.

Если припомнят, это происходило в 1865 году. К концу 1866 года, т. е. приблизительно через пятнадцать месяцев, Бианчини, по ее живописному выражению обчистила совсем Рене де Гам.

Зато собственность муравья увеличилась на полтораста тысяч франков, не считая отеля, драгоценностей, кашемиров, кружев, которых было достаточно на целый магазин.

Уже несколько недель граф был сумрачен и беспокоен… Его бумажник был пуст, а кредиторы, люди предусмотрительные, знавшие, что жена отделила свое состояние, отказывались ему верить. Было от чего прийти в отчаяние!

Шиффонета предвидела роковую развязку, – роковую для ее любовника, а для нее – что она значила? После него – другой? И всего ужаснее для Рене было то, что он все продолжал любить Бианчини.

То было вечером в ноябре месяце. Днем она просила достать ей ложу у итальянцев. Он не исполнил; она рассердилась.

– Почему же вы не взяли мне эту ложу?

– Я должен сказать?

– Конечно. Почему?

– Потому что у меня нет денег.

– Нет де… Вы смеетесь?.. Что это значит? У вас нет четырех луидоров, чтобы свезти меня в театр?..

– Ни четырех, ни трех, ни двух… Я разорен.

– Право? Вы разорены? А!

Она сидела рядом с графом, – встала и, приблизившись к зеркалу—

– Конечно, мой друг,– продолжала она, поправляя свою прическу, – если это так—это жестоко! Но воздухом жить нельзя, а мой дом содержать не легко. Как вы дошли до этого? Знаете ли, с вашей стороны это вовсе не любезно! Не предупредить меня раньше. Согласитесь, я имела привычку рассчитывать на вас… Нет! Это нелюбезно!.. Наконец, я раздумаю. Что касается вас, ваша жена богата. Ну, вы сойдетесь с нею опять. О! Это всего благоразумнее, что вы можете сделать, я так думаю. Не права я?

Граф молчал, пораженный очевидностью. Бианчини солгала ему: она его не любила. Никогда она не любила его!.. Узнав о его разорении, у нее не нашлось ни одного слова утешения. Рене де Гам был не умен; все в нем скопилось; но он был дворянин, он не унизился до упреков.

– Ты права, – возразил он, – так как я не могу более быть тебе полезен, мне ничего больше не остается, как удалиться. Но не пожертвуешь ли ты мне из милости еще одной ночью блаженства?

Она покачала головой.

– Чтобы прибавить вам сожаления? – сказала она.– Это, быть может глупость, но если вы за нее держались.

– Я держусь.

– Пусть будет так!

Она позвонила.

– Я не выхожу. Подайте чай. Они пили чай в будуаре. Она была весела.

– Так как это последние часы, которые мы проводим вместе, – проговорила она, – к чему омрачать их.

Он разделял ее убеждение. Он смеялся как обыкновенно, даже более.

Около полуночи они вошли в спальню. Он попросил ее спеть мелодию, которую она превосходно пела: прощание Шуберта.

– Это согласуется с нашим положением, – сказала она.

Она спела прощанье.

Когда она кончила, то заметила, обернувшись, что граф плакал.

– А! – сказала она с гримасой, – Я не должна была петь этого. Мы переходим в драму.

– Нет! – вскричал он. – Нет драмы! Я люблю тебя, моя Алиса! – сжав ее в объятьях.

Они уже три часа были в постели.

Почему эта ночь не продолжится вечно! – прошептал он.

– Благодарю! – возразила она. – Если бы я часто проводила подобные ночи, скоро бы я совсем поблекла… До свидания, мой друг! Теперь спать.

– И ты все хочешь, чтобы завтра я с тобой расстался?

– Как он глуп! Мне кажется, не я хочу этого, а твой кошелек! Доброй ночи!

Луна. С картины Леона Франса Каммере

* * *

На рассвете, Рене де Гам, не уснувший ни на минуту, тихо встал, на половину оделся, потом отправился к столику, на котором в изящном сафьянном ящичке лежал прелестный маленький стилет, купленный им еще в Венеции.

Бианчини спала и ничего не видала.

Но она слышала слабый вздох, сопровождавшийся тяжелым падением.

Она привстала на кровати, зовя своего любовника, лежавшего на полу

Граф де Гам был мертв. Он убил себя кинжалом в сердце.

Видна была рана, немного крови; рана была узка – кровоизлияние произошло вовнутрь.

На всякий случай лакей предложил отыскать за медиком.

– Бесполезно! – холодно сказала Шиффонета. – Пусть закладывают, пока я одеваюсь.

Она оделась; карета была заложена; Бианчини приказала, чтобы отнести в нее тело графа.