Жнецы Грез
Шрифт:
– Прости... п-прости, Юль! Прости, солнышко...
– причитал он.
– Ты... ты... В-в-воды.
– выплюнула она, наконец, давясь смехом.
Дима метнулся на кухню и, когда вернулся с дрожащим стаканом в руке, девушка уже сидела, поджав по себя ноги, и, всхлипывая, с характерно приоткрытым ртом водила по векам безупречным маникюром. Что-то изменилось в ее одежде.
Ни намека на косметику. Ни тебе потеков туши, ни размазанной помады! А уж про фигуру вообще говорить нечего. Мать твою, д а что с тобой не так, чувак? Она же ангел! Просто
Он схватил упаковку бумажных салфеток с журнального столика и через миг сидел напротив Юли, скопировав ее позу. Она залпом опустошила стакан воды, вместе с ним проглотив остатки истерики, и посмотрела ему в глаза:
– Дим, ты - девственник.
– то ли спросила, то ли констатировала она.
– Э-э-э...
– он растерялся.
– А это... Ну... В смысле, ха-ха... Это плохо?
Последовавшей реакции он вообще не ожидал. Она закрыла глаза и, закидывая
Да,спасибо Вселенная и Бог! Я уж думала, что он гей!
голову, глубоко вдохнула. Его взгляд скользнул по белой тонкой шейке и
О,Господи! Когда она успела расстегнуть блузку?
застрял в щелке между стиснутых бюстгальтером грудей. Поникшая было страсть, будто и не затухала, вновь прилила кипящую кровь в область паха.
Юля, выдыхая, опустила голову. И снопы искр, вырвавшиеся из под распахнутых век, казалось, могли бы и прожечь себе путь прямо сквозь них.
– Не бойся. Я тебя научу!
Полная энтузиазма, она, будто дорвавшаяся до плоти суккуб, с силой толкнула Диму обратно на матрас и, оседлав его, разорвала на нем рубашку. Пуговицы шрапнелью разлетелись по комнате. Тугой хвост волос будто разорвал стягивающую его резинку и он расплескался нефтяным блеском по ее плечам. Безумие в глазах девушки отлично дополняли гиеноподобные смешки.
– Я тебе покажу! Все покажу! О, да, все!
– Да, покажи! Я хочу... Хочу тебя!
Он ничуть
Нет-нет,ну, что вы!
не лукавил. Но, как только ее пальцы в сопровождении свиты его мурашек подобрались к низу живота, в голове вновь сработало неведомое реле. Левая рука, будто против его воли, взметнулась и
ШЛЕП!
влепила Юле оглушительную пощечину.
Е... твою мать, что ж я делаю?
Она тряпичной куклой повалилась к изножью матраса, но тут же вскочила:
– Ты совсем охренел, мразь?!
– правая щека налилась пурпуром.
– Я не хотел! Прости!
– руки замерли в жесте "эй, смотри, я безоружен".
– Не хотел? Не хотел?!
– слезы, но уже не истерические - отчаянные, - вновь хлынули из ее серых глаз.
– Да что с тобой такое?! Я ведь...
Она захлопнула рот ладонью. Дима тяжело дышал и оставался неподвижным. На лице застыла смесь из удивления, близкого к испугу, и недоверия (в первую очередь, к себе).
Не хотел? Точно?
Поток слез будто смыл ладонь с дрожащих губ несчастной девушки. Руки повисли вдоль изящного тела, голова опустилась, плеснув вперед черный бархат спутанных прядей. Теперь, покачиваясь, она точно походила на подвешенную на гвоздь в закулисье кукольного театра марионетку.
– Я люблю тебя.
– простонала Юля.
Дима прыжком оказался рядом с ней, заключил ее горячее мокрое лицо в лед
своих рук, поднял к себе иЯ люблю Ю... Я ее люб... Юля, я тебя л... Скажи! Подумай это, черт бы тебя драл!
заглянул в темные колодцы ее зрачков.
– И я тебя...
– и в этот момент, как ему показалось, отчетливо увидел издевательскую ухмылку своего отражения в черном блеске воды этих колодцев.
– Так, дока...
– конец ее фразы тонет в поцелуе.
Его руки жадно поглощают ее тепло. Ее руки скользят по груди и, стянув с него рубашку, спускаются по животу.
Нет !
Реле - ЩЕЛК!
И Юля, запнувшись о кресло-мешок , падает навзничь. Дима
Бл...ь! Да что со мной такое?
вздымает руки в попытке схватить себя за коротокие волосы. Он бросается к ней и хочет помочь встать. Она со всего размаху засвечивает маленьким кулачком в правый глаз, но Дима словно не замечает этого и поднимает ее за плечи так, что они становятся лицом к лицу. Соленые распухшие щеки девушки сведены злобным оскалом. Лицо молодого человека с быстро затекающим глазом и нервными желваками - сама непроницаемость.
– Прости. Дело не в тебе.
– Да быть не может! Конечно, не во мне! Ты просто фрик! Садюга!- брызжет она слюной и пытается вырваться.
– Отпусти меня! Мне больно!
– Прости меня.
– не уступает он.
Она на секунду отводит глаза. Когда взгляд возвращается к Диме, он читает в них неприкрытые презрение и злобу. Она режет его спокойным:
– Прощаю. Катись к черту. Отпусти сейчас же, немедленно. Иначе я откушу твой красивый нос к едрене фене и выплюну его в кошачью миску в подъезде.
Дима разжимает тиски своих пальцев, освобождая несчастную девушку. Он ничуть не испугался за свой нос. Лишь предался ужасному, но одному из любимых своих ощущений. На работе изредка приходилось испытывать что-то подобное, но на этот раз он подобрался слишком близко по смыслу к гиперболической миниатюре, которую нарисовал у себя в голове уже очень давно.
На ней он в каком-то музее древностей умудился задеть китайскую вазу династии Сун. Задел, обернулся и, несмотря на то, что она и мир вокруг будто увязли в густой патоке, а тело его завибрировало от избытка адреналина, просто позволил ей упасть! Он мог
старина Шредингер, должно быть , испытал бы сейчас микро-оргазм .
попытаться предотвратить катастрофу, за которую, скорее всего, не расплатится до конца своих дней. Но просто смирился.
Вот и сейчас. Отпустил тонкие красивые плечи навсегда потерянного для него счастья и, будто какое-то старое, больное, одинокое дерево с кривыми ветками-пальцами на верхушке, стоял и покачивался на несуществующем ветру. А может, это сквозняк - входная дверь открылась.
БАХ!
И щелчок дверного замка в прихожей вырывает его из почти кататонического ступора. Дима стоит посреди комнаты со спущенными до колен джинсами. Нестерпимой тупой болью в яйцах кричит о себе тотальное перевозбуждение. Он потрусил в туалет. Пара-тройка возвратно-поступательных движений вдоль потно зажатого в кулаке, так и не использованного по назначению, члена, и болезненные конвульсивные спазмы выплескивают на белоснежный фаянс унитаза обильный бледно-белый дождь избыточного тестостерона.