Жорж Милославский. Конец эпохи

– Если не разведетесь, то с женой. Больше ничего не скажу. Сеанс окончен.

– Внезапно. Это шутка? И что я теперь должен делать? И зачем ты мне это сказал?

– Я вам? Я вам ничего не говорил. Если что, отопрусь от всего. Кстати, вы в курсе, почему вашу выставку перенесли на октябрь?

– Онегин сказал, что так надо.

– Угу. Я его попросил. Потому что так надо. Потом поймете. Здесь можно вызвать такси?

– Да, я вызову. Уже уезжаешь?

– Время взрослое, нечего мне тут делать. А то поколотят за длинный язык.

Глава 5. Встречи

Не прошло и часа, как заказанное такси уже увозило меня в «Орленок». Онегин на прощание даже одобрительно хмыкнул – вовремя лягу спать, мол. Не попутал берега юный комсомолец. Для знающих людей, особенно, бывших активистов и функционеров ВЛКСМ, гостиница «Орленок» знаковое место – именно здесь в сентябре девяносто первого года без орденов, бюста Ленина на сцене и традиционного пионерского приветствия пройдет внеочередной двадцать второй съезд ВЛКСМ, на котором будет распущена организация. Как скажет первый секретарь ЦК: «Старая система разрушена и вместе с ней из политического бытия должна уйти и организация, которая была элементом системы. Существование комсомола даже в новых одеждах объективно невозможно». Единственным вариантом помешать этому вижу только подрыв самого здания гостиницы. Тогда съезд проведут в другом месте. Шучу-шучу, хронотеррористов готовят в соседнем отделе. Такая фамилия смешная первого секретаря, при которм всё уронили, вертится на языке. Вспомнил – Зюкин! Как человеку с такой фамилией доверили рулить ВЛКСМ? С двадцати трех лет в КПСС и одновременно на комсомольской работе. С момента роспуска комсомола – бизнесмен.

Утром выспавшийся, отдохнувший и накормленный неспешной прогулочной походкой направился в метро, двадцать минут пешком до станции метро «Ленинский Проспект» Московского ордена Ленина метрополитена имени Ленина вдоль этого самого Ленинского проспекта. А еще на груди значок с портретом Ленина. И кто-то будет спорить со мной, что Ленина не обожествили? Молятся, чуть не на коленях «и себя под Лениным чистят». Смотрю по сторонам, машин по моим меркам немного, пешеходов тоже. Школьники и студенты учатся, взрослые, те, у кого выходные еще никуда не намылились, до и погода не впечатляет. Пока глазел на людей, вспомнил свою привычку таскать в кармане сумки цифровую мыльницу в то время, когда смартфоны еще не имели достойного качества камеру. Сейчас в продаже есть нечто похожее – фотоаппарат ЛОМО-Компакт, он хорошо помещается в карман и делает на стандартную пленку вместо тридцати шести аж семьдесят два кадра. Вот только качество снимков получается даже не в два раза хуже, а совсем не ахти, потому как объектив хреновенький. А еще пленочные фотоаппараты практически бесполезны в пасмурную погоду. А еще в столице Страны Советов и прилегающих областях этих пасмурных дней больше, чем солнечных. А еще самих интересных ситуаций гораздо меньше. Большинство событий или уныло, или внезапно. Или внезапно уныло. Нет, не нужен мне фотоаппарат, в этой жизни «Зенит-ЕТ» окажется мною не куплен.

А вот и метро. Снаружи и внутри эта станция метро напоминает тот самый общественный туалет, полюбоваться вообще нечем, зато можно уехать навстречу Оле Петровой. Сочетание имени и фамилии почему-то кажется мне смешным, подходящим для рок-н-рольной песенки «Ольга Петрова Ко всему готова! Местами сурова, Зато не как корова!» Не зайдет песня, не поймут и не оценят многие товарищи. А те, которые поймут, и сами умеют тексты угарные писать. Самое смешное, что поклонники русских рокеров, тех, которые мне близки ментально, попав под влияние кумиров, готовы принимать как откровения любую словесную лабуду, накиданную на мелодию в не совсем адекватном состоянии или просто для стеба. Как с Черным квадратом, если это творение гения, значит оно несет глубокий смысл. Помню, один такой зарубежный гениальный художник продавал собственные консервированные фекалии, и ведь покупали! С другой стороны, может я просто не дорос до замысла гениев.

Наизусть схему метро не помню, так что поизучаю в вестибюле. Она сейчас в сравнении с той из следующего века совсем простая. Как схема молекулы поваренной соли в сравнении с молекулой полисахарида. Самая ближайшая к Манежу станция метро – Библиотека имени Ленина! Я не виноват, ленинизм сам отовсюду лезет. Поеду через кольцо с двумя пересадками.

Ну что сказать про Олю, нормально выглядит, даже скорее очень хорошо. Но портит её это пальто, берет красный этот, шарфик, сапожки… В купальнике она мне нравилась больше. Я человек простой, так всё это и высказал, когда наобнимались. Обнимались с лёгким визгом и вполне по-школьному, даже с легким подкручиванием против часовой стрелки, хорошо Олькиными ногами никого не задел. Толпа еще не собралась, да и вряд ли будет, чай не у Мавзолея.

– Предупреждаю заранее, Петрова, тебе опять придется раздеться.

– В каком смысле, раздеться?

– В прямом. Это вам не кинотеатр, в Манеже как в музее сдают пальто. Надеюсь, у тебя под ним что-то надето или только бельё?

– Вот кобель Милославский! Не надейся, не обломится тебе сегодня!

– Тогда, сударыня, прошу вашу ручку и пойдем приобщимся к высокому искусству.

Принял у девушки пальто, сдал в раздевалку, оба номерка в свой карман.

– Ты чего, кепку в рукав засунул, дерёвня?

– Я своим привычкам не изменяю. Был бы шлем, в руке бы понес, а шапку всегда в рукав. Ибо классика и традиция.

– Какая тут выставка наша?

– Вон туда пройдем, наша в третьем зале.

– Ты что, был уже тут?

– Вчера на открытии.

– А сегодня зачем снова пошел?

– Тебя увидеть, пообщаться.

– Да ты соскучился, Милославский! Какой же ты идиот! У нас же тогда могло всё иначе сложиться.

– А оно нам надо, иначе? Ты девушка импульсивная, можешь сотворить что, поддавшись чувствам.

– Ну я же не дура! – чуть не сказал, что не уверен, но успел поймать свой язык как мангуст змею. И вообще, я не собираюсь говорить, что позвал её просто убить лишнее время до рандеву с Петром.

– Кого из наших видел после Школы?

– Вот её – киваю на стену. А там как раз Женькино фото.

– Ой! Это Женька! Здорово! Везет вам, вы рядом живете, можете встречаться. Это ты её засунул в фотосъемку? – громкий и возбужденный голос школьницы начал привлекать посетителей.

– Давай отойдем, неудобно, уже люди оборачиваются. – но получилось еще хуже.

– Смотри, это ты! – и опять громким голосом.

– Ну я, проект весь не без моего участия вышел. А еще Онегин в него подпрягся.

– НАШ Онегин?

– Не знаю, насколько он ваш, но тот самый.

– Молодой человек, это же вы на фотографии? Вы там помогали?

– Нет, я организовывал историческую часть.

– Здорово, такой молодой и уже организатор. А можно с вами сфотографироваться тут?

– Нет, здесь темно и висит знак «не фотографировать».

– Жора, эдак у тебя скоро автографы брать начнут. Слушай, а можно тут буклетик стащить?

– Зачем так сложно? Их продают.

– Купи мне буклет! Купи-купи-куп-и-ииии!

– А потом мороженое?

– А потом мороженое после выставки. О, тут на пятой страничке есть кадр с тобой. Девкам покажу своим – вот с этим на выставку ходила по приглашению, уписаются. Или не поверят.

– Ты же уже взрослая девушка, как ты можешь позволять себе хвастаться перед другими комсомолками своими знакомствами?

– Опять начал про комсомолку? Я тебе еще прошлый раз не простила. Смерд, ты пренебрег мною!

– Я не пренебрег, я испугался, что придется жениться. А я еще молод, я только жить начинаю!

– Кому ты нужен такой жених? Дерёвня!

– Вот тебя трудно понять – то «девки уписаются», то «дерёвня». Сложные вы люди, особи противоположного пола. Как в том фильме «Должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-то».

– Красиво сказано, что за фильм?

– «Чародеи», не вышел еще. Жди, под новый год покажут.

– А ты тогда откуда знаешь?

– Дык, дерёвня у нас маленькая, все про всех знают.