Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
Барон молчал: воистину царственное спокойствие дочери утихомирило его.
Жильбер понурил голову, подавленный таким пренебрежением. Сердце его точно пронзила молния, в нем шевельнулось чувство, похожее на ненависть. Он предпочел бы принять смертельную рану от шпаги Филиппа или даже жестокий удар его хлыста.
Он едва не потерял сознание.
К счастью, в этот миг приветственная речь закончилась, и кареты снова пришли в движение.
Мало-помалу скрылась из виду и карета барона, а за ней другие; Андреа растаяла как сон.
Жильбер остался один, он готов был разрыдаться, готов был завыть: ему казалось, что он не вынесет тяжести
И тут на плечо ему легла чья-то рука.
Он обернулся и увидел Филиппа, который спешился, передал поводья своей лошади солдату и теперь, улыбаясь, стоял рядом с ним.
— Жильбер, что же все-таки стряслось? Почему ты в Париже?
Его искреннее, сердечное участие тронуло Жильбера.
— Эх, сударь, — отвечал он, не удержавшись при всем своем нечеловеческом стоицизме от вздоха, — а что, скажите на милость, мне было делать в Таверне? Я умер бы там от отчаяния, забвения и голода.
Филипп вздрогнул: обладая беспристрастным умом, он, как и Андреа, был потрясен тем, что юношу бросили без всяких средств к существованию.
— И ты надеешься преуспеть в Париже, бедный мальчик, без денег, без покровительства, без поддержки?
— Надеюсь, сударь. Покуда есть люди, желающие предаваться безделью, тому, кто хочет работать, вряд ли грозит голодная смерть.
Филипп поразился, услышав этот ответ. Он-то всегда видел в Жильбере просто одного из домочадцев, причем самого никчемного.
— Ты хоть не голодаешь? — спросил он.
— На хлеб я себе зарабатываю, господин Филипп, а больше мне и не надо. Ведь до сих пор я только и слышал попреки, что ем хлеб, который не заработал.
— Надеюсь, мой мальчик, ты не имеешь в виду хлеб, который получал в Таверне. Твои отец и мать верно служили нам, да и ты жил там не без пользы для нас.
— Я лишь исполнял свой долг, сударь.
— Послушай, Жильбер, — продолжал молодой человек, — ты знаешь, я тебя всегда любил, всегда выделял из прочих. Прав был я или нет? Будущее покажет. Твоя нелюдимость казалась мне признаком деликатности, резкость — свидетельством гордости.
— Ах, господин шевалье! — вздохнул Жильбер.
— Поверь, Жильбер, я желаю тебе добра.
— Благодарю вас, сударь.
— Я тоже был юн, как ты, страдал, как ты, от бедности и безвестности. Быть может, поэтому я тебя и понимаю. И вот мне улыбнулась удача — так позволь же, Жильбер, поддержать тебя в предвидении той поры, когда и тебе улыбнется удача.
— Благодарю вас, сударь.
— Скажи, каковы твои планы? Ты слишком горд, чтобы поступить в услужение.
Жильбер с пренебрежительной улыбкой помотал головой.
— Я хочу учиться, — сказал он.
— Но для того, чтобы учиться, нужны учителя, на учителей же нужны деньги.
— Я зарабатываю, сударь.
— Ну что ты можешь заработать, — улыбнулся Филипп. — Каков твой заработок?
— Двадцать пять су в день, а могу и больше — тридцать и даже сорок су.
— Этого только-только хватит на еду.
Жильбер улыбнулся.
— Послушай, может быть, я приступаю к делу неловко, но мне хотелось бы предложить тебе помощь.
— Помощь, господин Филипп?
— Ну да, разумеется. Согласен?
Жильбер не отвечал.
— Мы обязаны помогать друг другу, — продолжал шевалье де Мезон-Руж. — Разве не все люди — братья?
Жильбер поднял голову, и его смышленые глаза задержались на благородном лице молодого дворянина.
— Тебя удивляет такой язык? — спросил тот.
—
Нет, сударь, — отвечал Жильбер, — это язык философии, но я не привык слышать подобные речи из уст человека вашего сословия.— Ты прав, но тем не менее это язык моего поколения. Сам дофин разделяет эти принципы. Ну полно, не будь со мной таким гордецом, — продолжал Филипп, — когда-нибудь ты вернешь мне все, что возьмешь взаймы. Кто знает, может быть, со временем ты станешь вторым Кольбером [136] или Вобаном? [137]
— Или Троншеном [138] , — сказал Жильбер.
— Будь по твоему. Вот мой кошелек, разделим его содержимое.
136
Кольбер, Жан Батист (1619–1683) — генеральный контролер финансов Франции с 1661 г. Способствовал повышению государственных доходов поощрением промышленности и торговли.
137
Вобан, Себастьян де (1633–1677) — французский военный инженер, маршал Франции, автор трудов по фортификации, построил три новые и перестроил более 300 крепостей, разработал метод осады и взятия крепостей, руководил осадой и взятием 53 вражеских крепостей.
138
Троншен, Теодор (1709–1781) — швейцарский врач, жил во Франции, вводил прививки от оспы.
— Благодарю вас, сударь, — возразил непоколебимый Жильбер, который, не желая себе в том признаться, был все-таки тронут чистосердечным порывом Филиппа, — благодарю, мне ничего не нужно… но поверьте мне, я признателен вам гораздо больше, чем если бы принял ваш дар.
И, поклонившись пораженному Филиппу, он бросился в толпу и смешался с ней.
Молодой капитан постоял несколько секунд, словно не веря глазам и ушам, но, видя, что Жильбер не возвращается, вскочил на коня и вернулся на свой пост.
50. ОДЕРЖИМАЯ
Шум, поднятый громыхающими экипажами, гудение звонящих во всю силу колоколов, ликующий барабанный бой, короче, все это великолепие, отголосок мирского величия, не проникало в душу принцессы Луизы, ибо она уже отрешилась от него, и оно, словно бессильная волна, замирало у стен ее кельи.
Когда удалился король, который перед тем тщетно пытался по праву отца и государя, иначе говоря, то улыбкой, то просьбами, походившими более на приказы, склонить дочь к возвращению в мир, когда дофина, которую с первого же взгляда поразило неподдельное душевное величие ее августейшей тетки, исчезла вместе с роем придворных, настоятельница кармелиток велела снять драпировки, унести цветы, убрать кружева.
Из всех монахинь, до сих пор еще переживавших это событие, она одна не взгрустнула, когда тяжелые монастырские ворота, так недолго отворенные навстречу миру, скрипя повернулись на петлях и с шумом захлопнулись, отделив обитель уединения от мирской суеты.
Потом она призвала сестру-казначейшу.
— В течение этих двух суматошных дней бедные получали обычную милостыню? — спросила Луиза.
— Да, ваше высочество.
— Больных посещали, как обычно?
— Да, ваше высочество.