Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша
Шрифт:
Гортензия с отчаянием в душе согласилась, и 4 января 1802 в Тюильри состоялось бракосочетание. В тот вечер она плакала, увидев, как мало восторга выказывает ее унылый муж.
На другой день, когда Гортензия и Луи явились обедать в Тюильри, Жозефина плачет в свой черед. Быть может, она сознает, что составила несчастье дочери. Бонапарт пытается осушить ее слезы разговором о скором отъезде в Лион.
— Что говорят в обществе?
— Что ты едешь с целью заставить избрать тебя королем Италии.
Первый консул рассмеялся и повторил в ответ стих из вольтерова «Эдипа», который так восхитил злополучного короля Этрурии:
Я создавал царей, сам стать царем не мысля.Прежде чем пуститься с Жозефиной в дорогу, Бонапарт
— Куда вы лезете? Реши я следовать установленным обычаям, я разослал бы извещения от своего имени. Разве я не ваш отец? Разве вы женились не на моей падчерице? По какому праву вы без моего дозволения заставляете писать мою жену? Вам следовало бы знать, что положение первого консула обязывает меня уведомить французские власти и иноземных послов и пригласить их на бракосочетание, которое мы устроили в семейном кругу как раз для того, чтобы избежать церемонии. Они не поймут причину такой забывчивости и не догадаются, что причина ее — вы. Ваши глупости свалятся мне на шею. Вы не будете проявлять независимость, я этого не потерплю.
Молодые проводят медовый месяц в Мальмезоне. Однажды, когда Гортензия позволяет себе рассмеяться, хотя муж не посвящен в причину ее веселости, Луи вспыхивает:
— За кого вы меня принимаете? Уж не полагаете ли вы, что я буду для вас игрушкой? Предупреждаю, что смеяться над мужьями позволяют себе только женщины легкого поведения, а я скорее расстанусь с вами, чем дам до такой степени унизить себя.
«Не стану даже пытаться описать свое отчаяние, — рассказывает Гортензия. — У меня мгновенно исчезла всякая надежда на счастье или хотя бы покой. Я не могла постичь раскрывшийся передо мной характер. Он внушал мне страх за будущее».
И какое будущее!
Позднее она разрыдается, увидев, как ее муж наденет в спальне рубашку чесоточного: считалось — терапия эпохи! — что это выводит из организма «болезнетворные соки». Вследствие плохо залеченной галантной болезни Луи вечно хворает и ходит по врачам.
Скоро он начнет ездить с одних вод на другие со своими мозговыми явлениями, атрофией рук, нарушением двигательной системы и головокружениями. Спору нет, посторонним он кажется человеком серьезным, кротким, «со сдержанными и мягкими манерами», но в семейной жизни он довольно жалкая личность, вечно терзаемая пустыми подозрениями.
Словом, Жозефина, действительно, принесла дочь в жертву собственным интересам. Она вынудила ее выйти за полуинвалида и к тому же отвратительного маньяка.
Не догадываясь об этой драме, Жозефина в ночь с 8 на 9 января 1802 отправляется с мужем в Лион. Это первая ее официальная поездка. Ей сопутствуют снег, холод, ветер. После первой ночи, проведенной на почтовой станции в Люси-ле-Буа, она вечером 10 добирается до Шалона, а в 20 часов 11 января прибывает в Лион. Она первенствует на балах и концертах. На шелкоткацкой фабрике Барра, Теолера и Дютийе при ней изготавливают бархатный экран с ее инициалами. 20 января устраивается празднество — скорее в честь самой Жозефины, чем ее мужа. «Депутация лионских женщин, — свидетельствует очевидец, — подносит ей корзину цветов, которую она принимает с изяществом, не уступающим взволнованности. В глубине зала изображен Андрокл [259] , вытаскивающий занозу у льва. Общее веселье подогревалось приятной музыкой, ослепительной иллюминацией, чудовищным скоплением народа, но, прежде всего, присутствием первого консула и его супруги».
259
Андрокл — по преданию, беглый римский раб, который встретил в Ливийской пустыне хромающего льва и вынул у него из лапы занозу. Когда Андрокла поймали и бросили львам в римском цирке, вылеченный им лев, тоже оказавшийся на арене, лег к его ногам.
Разодетая в шелка — разумеется, лионские, — она председательствует без Бонапарта, который
в этот день становится прямо в Лионе президентом Итальянской республики — на празднестве, устроенном в Сент-Мари де Белькур, и восседает на эстраде под транспарантом: «Грации — союзницы доблести». Затем она присутствует на параде войск, вернувшихся из Египта. Бонапарт, следуя своей привычке, заговаривает со старыми соратниками. Какой путь пройден с того дня, как он, генерал Бонатрап [260] , покинул их и тайно погрузился на корабль в Александрии!260
Бонатрап (букв, не кладущий охулки на руку) — народноэтимологическое переосмысление чужеземной для француза фамилии Бонапарт.
На третий день, 2 7 января, консульская чета возвращается в Париж через Роан и Невер.
Жозефина так удачно маневрировала, так ловко прикидывалась, будто не скучает, выказала такое умение выслушивать комплименты и отвечать на них, сумела так ловко убеждать каждого, будто знает его и приехала только ради встречи с ним, что г-жа Бонапарт вписалась теперь в роль главы государства, исполняемую после Брюмера ее мужем. Поэтому в начале марта газеты сообщают, что «супруги послов, посланников и поверенных в делах иностранных держав представились г-же Бонапарт и каждая представила ей многих дам своей национальности, пребывающих сейчас в Париже».
В следующем месяце Жозефина, расположившись на трибуне, отделяющей хоры от нефа, присутствует в соборе Парижской Богоматери на торжественном молебствии по случаю подписания конкордата [261] . Она — несколько все-таки ослепленная — следит за церемонией приведения епископов к присяге, которую принимает ее муж: Франция вновь становится старшей дочерью католической церкви, что не мешает Бонапарту не расставаться со своим египетским ятаганом, а шестерку заводных коней перед его колесницей ведут под уздцы мамелюки. На челяди новехонькие зеленые с золотом ливреи, и она, как встарь, во времена королей, окружает парадные кареты, эскортируемые войсками в сверкающей амуниции. Бонапарт едет в экипаже, запряженном восьмеркой, в то время как двум другим консулам полагаются только шестерки, а членам правительства — четверки.
261
Конкордат — соглашение 1801 между Наполеоном и папой Пием VII о легализации католической церкви во Франции и полном фактическом ее подчинении государству.
Прусский посол имеет все основания написать своему двору: «Все вокруг первого консула и его супруги возвращается к повадкам и этикету Версаля. Со всех сторон роскошные наряды, экипажи, ливреи, многочисленная челядь. Иностранцы и иностранные дамы, представляемые первому консулу и допускаемые в общество его супруги, тщательно отбираются одним из префектов дворца. Первый консул любит иногда поохотиться, и леса, где прежде охотились короли Франции и принцы крови, скоро будут зарезервированы за ним и офицерами его свиты».
В ожидании переезда в Сен-Клу, а затем в Фонтенбло, Большой Трианон и Рамбуйе, Жозефина в июне 1802 вновь отправляется в Пломбьер, по-прежнему надеясь излечиться от бесплодия. Кстати, Люсьен иронически бросил ей на прощание:
— Ну, сестрица, сделайте нам маленького Цезариона [262] .
Она путешествует как монархиня, ее эскортируют целые подразделения жандармов или карабинеров. В Нанси — большой обед в префектуре. На этот раз она предпочла бы побольше простоты, «Я чувствую, что не рождена для такого величия, — пишет она дочери по приезде в Пломбьер. — Я была бы счастливей, уединенно живя среди того, что мне дорого».
262
Цезарион — внебрачный сын Цезаря и египетской царицы Клеопатры.