Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Если бы ему не раскрыли глаза накануне вступления в Каир, он, безусловно, остался бы ей верен. «Красоточка», эта восхитительная светлоглазая блондинка, заставила его отчасти позабыть поцелуи Жозефины, которые «сжигали в нем кровь». Однако, когда, вернувшись из Египта, «Клеопатра» прибыла в Париж, Бонапарт не пожелал вновь принять в объятия ее свежее соблазнительное тело. Он отказался даже увидеться с ней и ограничился частой посылкой ей денег. И Жозефина облегченно вздохнула, тем более что первый консул, чтобы окончательно поставить точку, женил на своей прежней любовнице некоего Анри де Раншу.

Тем не менее призрак развода становится отныне постоянным спутником Жозефины, и так будет десять лет. Всякий раз, когда в жизни ее мужа возникает новая женщина, Жозефина боится оказаться брошенной и лишиться «положения», так что именно эти страхи, а вовсе не любовь, пробуждают в ней ревность, ужасно выводившую из себя ее мужа.

— Она тревожится больше, чем нужно, — говаривал он. — Она вечно боится, как бы я не влюбился всерьез. Неужели она не знает, что любовь — не для меня. Что такое любовь? Страсть, которая оставляет в стороне весь мир и видит только любимого человека. Я по натуре своей чужд такой исключительности. Так что моей жене до забав, в которых нет места истинной привязанности?

Это не мешает Жозефине вновь и не меньше трепетать, когда назавтра после Маренго Бонапарт, покоренный золотым голосом Грассини ^[236] , проводит несколько сладостных минут с пылкой черноволосой примадонной. Он привозит певицу с собой, и вместе с тенором Бьянки она поет дуэтом на празднествах 1 4 июля и в честь победы при Маренго. Грассини не хранит верность первому консулу, изменяя ему со скрипачом Родом ^[237] , что побуждает Бонапарта порвать связь с дивой, но не лишает ее покровительства со стороны главы Франции, а также не препятствует нескольким их возвратам к прошлому во время наездов Грассини в столицу. Поэтому в начале 1803 ревность Жозефины была не лишена оснований. Бонапарт возобновил свой итальянский роман и крайне неприязненно вел себя с женой, которая в момент, когда первый консул высвобождался из объятий примадонны, докучала ему подозрениями, шпионством, неусыпной ревностью. Г-жа де Ремюза говорит: «Когда у него появлялась любовница, он вел себя с женой грубо, несдержанно, безжалостно. Он немедленно сообщал ей о своем романе и выказывал почти дикарское удивление, когда ей не нравилось, что он ищет развлечений на стороне, доказывая — почти математически — что это ему позволительно и необходимо».

236

Грассини, Джузеппина (1773–1850) — итальянская оперная певица.

237

Род (чаще неправильно — Роде), Жак Пьер Жозеф (1774–1830) — французский скрипач.

— Я не такой, как все, — объяснял он, — законы нравственности и приличий созданы не для меня.

«Подобные заявления вызывали у г-жи Бонапарт беспокойство и слезы. Супруг подчас отвечал на них выходками, в подробности которых я не отваживаюсь вдаваться».

В таких случаях Жозефина изливала свое горе г-же де Крени, своей былой квартирохозяйке на Университетской улице.

«Я очень несчастна, дорогая моя крошка, Бонапарт каждый день устраивает мне совершенно беспричинные сцены. Это не жизнь. Я пыталась разузнать, что дает к ним повод. Мне сообщили, что Грассини вот уже неделю в Париже. Похоже, именно она — причина всех моих огорчений. Уверяю вас, моя крошка, что будь на мне хоть капля вины, я призналась бы вам в этом. Вы окажете мне услугу, если пошлете Жюли (горничная г-жи де Крени) разузнать, не бывает ли кто-нибудь у нее. Постарайтесь также выведать, где живет эта женщина.

Прощайте. Обнимаю вас».

Бонапарт прятал певицу в маленьком доме на улице Шантрен, в двух шагах от своего прежнего жилища [238] .

Другим облаком, омрачившим семейную жизнь Бонапартов, стала трагическая актриса Дюшенуа ^[239] . В данном случае Жозефина расстраивалась зря. Как-то вечером знаменитую актрису пригласили в Тюильри. Она приезжает. Констан ^[240] докладывает Бонапарту, который работает.

238

Жозефина со своим кошачьим инстинктом была права, находя Грассини антипатичной. Осыпанная золотом настолько, что она больше могла не думать о Наполеоне, итальянка в годы Империи стала любовницей Веллингтона.

239

Дюшенуа, Катрин Жозефина Рафен (1777–1835) — с 1803 актриса Французской Комедии, с 1808 — премьерша этого театра.

240

Констан — личный слуга Наполеона.

— Пусть ждет, — отвечает первый консул.

Два часа спустя консул все еще работает, и Констан осмеливается напомнить ему о присутствии дамы.

— Пусть раздевается! — громыхает Бонапарт.

М-ль Дюшенуа повинуется. В помещении холодно, так холодно, что Констан опять царапается в дверь хозяина, чтобы обрисовать ему ситуацию.

— Пусть ложится, — буркает Бонапарт.

Проходит половина ночи, прежде чем слуга по требованию актрисы возвращается к первому консулу. Не поднимая головы, тот бросает:

— Пусть оденется и уезжает.

На этот раз Жозефина ничего серьезного, разумеется, не заподозрила. В других случаях было не так. Она отлично отдавала себе отчет, когда кончался очередной роман: в муже возрождалась «нежность» к ней. Г-жа де Ремюза, посвященная в интимную сторону жизни четы, рассказывает: «В таких случаях его трогало ее горе, и грубость уступала место ласкам, столь же неумеренным, как и его выпады, а так как г-жа Бонапарт была кротка и сообразительна, она быстро обретала прежнюю уверенность в себе».

Уверенность она, правда, вскоре утратила: в жизнь первого консула вошла м-ль Жорж ^[241] , и эта связь оказалась серьезной. Если бы Жозефина могла присутствовать при интимных сценах между любовниками, ее тревога стала бы еще сильней. Правда, при первом свидании с актрисой Бонапарт заметил:

— Ты осталась в чулках, значит, у тебя плохие ноги.

Но, забыв об этих, по его выражению, «дрянных подпорках», он сохраняет с нею те же привычки и оказывает ей те же знаки внимания, которые были, казалось, монополией Жозефины. «Он мало-помалу снимал с меня все детали моего туалета, — рассказывает м-ль Жорж. — Он так весело, изящно и пристойно превращался в горничную, что ему приходилось уступать, чего бы он ни домогался. И как можно было не поддаться очарованию этого человека, не потянуться к нему! В угоду мне он прикидывался маленьким ребенком. Это был уже не консул, а просто мужчина, пусть даже влюбленный, но без неистовства и грубости; он обнимал ласково, его слова звучали нежно и стыдливо; невозможно было не испытывать рядом с ним того же, что испытывал он сам…

241

Жорж (Маргерит Жозефина Веймер) (1787–1867) — выдающаяся драматическая актриса. В 1808–1812 гастролировала в России.

Первые две недели он вел себя так, что я в своей щепетильной деликатности и, осмелюсь сказать, стыдливости была полностью удовлетворена: он сам устранял ночной беспорядок и делал вид, что прибирает постель. Он помогал мне одеваться, обувал меня и даже додумался попросить меня завести себе круглые, надевающиеся через всю ногу подвязки, потому что пристежные, которые я носила, вызывали у него нетерпение».

Все это время Жозефина напрасно ждала у себя в спальне того, с кем она делила ложе. Она очень быстро узнала имя соперницы, и ревность ее превратилась в подлинное бешенство. Г-жа де Ремюза, по-видимому, вправду слышала — по крайней мере, так она утверждает в своих мемуарах, — как однажды вечером г-жа Бонапарт метала громы и молнии в адрес мужа, позволяя себе слова, которые кажутся невероятными, даже когда говорятся в минуту гнева.

— У него нет никаких нравственных принципов, он скрывает свои порочные наклонности лишь потому, что огласка может ему повредить. Если ему беспрекословно, без малейшей жалобы позволить предаваться им, он мало-помалу опустится до самых постыдных страстей. Разве он не соблазнил, одну за другой, собственных сестер? Разве он не убежден, что занимает в мире такое положение, которое дозволяет ему удовлетворять любую свою прихоть? И разве его семья не пользуется его слабостями, чтобы постепенно отучить его от супружеской жизни, которую он еще ведет, и заставить прервать всякие отношения со мной?

Она непрерывно дает волю своим страхам:

— Мое великое несчастье в том, что я не принесла Бонапарту сына. Для моих ненавистников это всегда будет средством лишать меня покоя.

Однажды ночью — уже после двенадцати — она догадывается, что м-ль Жорж находится сейчас у Бонапарта.

— Я больше не выдержу, — бросает она г-же де Ремюза. — Мадемуазель Жорж наверняка наверху, я хочу их накрыть.

«Дама-компаньонка» тщетно пытается отговорить г-жу Бонапарт от подобного безумства.