Жребий Салема

– Нет, – признался Джимми, – но мы с Беном… хотели бы посидеть возле ее тела этой ночью, Мори. Прямо тут, внизу.

– «Посидеть»? Вы хотели сказать «осмотреть»?

– Нет, – твердо ответил Джимми. – Просто побыть рядом.

Мори удивленно уставился на них.

– Похоже, что я не ослышался. Но зачем?

– Этого я не могу сказать, Мори.

– Понятно! – Грин разлил по чашкам кофе и попробовал его из своей. – Не очень крепкий – в самый раз. Она болела чем-то заразным?

Джимми и Бен обменялись взглядами.

– В общепринятом смысле – нет, – наконец произнес Джимми.

– И вы хотите, чтобы я держал рот на замке?

– Да.

– А если явится Норберт?

– Норберта я беру на себя, – заверил Джимми. – Скажу ему, что Риардон попросил посмотреть ее на предмет инфекционного энцефалита. Он не станет перепроверять.

Грин согласно кивнул.

– Да уж, без приказа Норберт палец о палец не ударит.

– Так мы договорились, Мори?

– Ну конечно! А я-то думал, что речь действительно о чем-то серьезном…

– Так и есть. Возможно, все гораздо серьезнее, чем вам представляется.

– Вот допью свой кофе и отправлюсь домой узнать, что за кошмар Рэйчел соорудила на ужин. Держите ключ. Заприте за собой, когда пойдете.

– Еще раз огромное спасибо, Мори.

– Всегда рад услужить. Только взамен я тоже хочу попросить об услуге.

– Конечно. О чем?

– Если она что-нибудь скажет, запишите это для потомства. – Он засмеялся, но тут же осекся, увидев, как изменились их лица.

10

Без пяти семь Бен почувствовал, как в нем стало нарастать напряжение.

– Перестаньте смотреть на часы, – посоветовал Джимми. – Этим время не подстегнуть.

Бен виновато отвернулся.

– Сомневаюсь, что вампиры – если они, конечно, существуют – просыпаются точно в момент захода солнца. Темно становится позже, – заметил Джимми, но все-таки поднялся и выключил телевизор, так и не досмотрев передачу про каролинских уток.

В комнате воцарилась тишина. Они находились в рабочем помещении похоронного бюро, где на подъемном металлическом столе с желобами и петлями для ступней лежало тело Марджори Глик. Бен подумал, что похожие столы были в приемном покое больницы.

Когда они вошли, Джимми откинул простыню, закрывавшую тело, и осмотрел его. Миссис Глик была в бордовом домашнем халате и трикотажных шлепанцах. На левой голени виднелся кусочек пластыря, заклеивавший, судя по всему, порез от бритья. Бен старался на него не смотреть, однако взгляд все время возвращался к нему.

– Что скажете? – поинтересовался Бен.

– Сейчас рано судить, но часа через три наступит ясность. В любом случае состояние ее тела удивительно похоже на ситуацию с Майком Райерсоном: никакой синюшности или окоченения. – Он натянул простыню обратно и замолчал.

Две минуты восьмого.

– А где ваш крестик? – вдруг спросил Джимми.

– Крестик? – удивился Бен. – Господи, у меня его нет!

– Сразу видно, что вы никогда не были бойскаутом, а я вот всегда готов к любым неожиданностям. – Джимми открыл чемоданчик, достал два шпателя для придавливания языка и, сняв целлофановую оболочку, крестообразно скрепил их между собой клейкой лентой. – Благословите его!

– Что?! – опешил Бен. – Я не могу… я не знаю как.

– Так придумайте! Вы же писатель, вам и карты в руки! – Джимми вдруг стал необычайно серьезным. – И поторопитесь! Мне кажется, сейчас что-то произойдет! Чувствуете?

Бен действительно чувствовал. В багровых отсветах заката незримо сгущалось нечто тяжелое и давящее. Во рту у Бена вдруг пересохло, и он, с трудом облизнув губы, произнес:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа… – И добавил, подумав: – И во имя Девы Марии тоже. Благословите этот крест… и…

Неожиданно его голос обрел уверенность.

– Господь – Пастырь мой. – Слова зазвучали торжественно и были похожи на тяжелые капли, которые без плеска падали в гладь глубокого озера и растворялись в нем. – Я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою…

К нему присоединился Джимми. Теперь слова псалма звучали в два голоса:

– …направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…

Бену стало трудно дышать, а по коже поползли мурашки и волоски на ней стали шевелиться и покалывать будто наэлектризованные.

– …потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость Твоя…

Простыня, накрывавшая тело Марджори Глик, зашевелилась. Из-под нее высунулась рука, судорожно сжимавшая и разжимавшая пальцы.

– Господи, неужели мне это не мерещится?! – прошептал Джимми. Он смертельно побледнел, и веснушки на коже выступили яркими пятнами, похожими на капли грязи на оконном стекле.

– …да сопровождают меня во все дни жизни моей, – закончил Бен. – Джимми, вы видите, что происходит с крестом?!

Крест излучал удивительное сияние, заливавшее ему руку волшебным светом.

В тишине раздался хриплый сдавленный голос:

– Дэнни?

Язык Бена прилип к гортани. Тело под простыней зашевелилось. Тени в комнате сгустились и начали двигаться.

– Дэнни, где ты, родной?

Марджори Глик села, и простыня сползла на колени. Лицо женщины было мертвенно-бледным, с темными провалами глазниц. Увидев их, она хищно осклабилась и злобно зарычала. В последних отблесках заката сверкнули острые клыки.

Марджори Глик свесила ноги со стола, и один шлепанец соскользнул на пол.

– Замри! – приказал Джимми. – Не двигайся!

В ответ она снова зарычала, спрыгнула со стола и, покачнувшись, двинулась им навстречу. Темные с красными прожилками глаза казались бездонными. Бен вдруг осознал, что в них можно утонуть, и с трудом отвел взгляд.

– Не смотри ей в лицо! – крикнул он Джимми.

Они, не сговариваясь, пятились назад к узкому коридору, который вел на лестницу.

– Крест, Бен!

Тот, спохватившись, поднял его над головой. Крест снова засветился, причем так ярко, что Бен невольно прищурился. Миссис Глик яростно зашипела и рывком закрыла лицо руками. Кожа на ее лице зашевелилась, будто клубок змей. Она сделала шаг назад.