Жуков. Портрет на фоне эпохи

«Противник 5 июля отступил, понеся потери. Наши части были также потрепаны, переутомлены. Нужно было воспользоваться сложившейся обстановкой для приведения себя в порядок и отдыха.

Об отдыхе людей вы не заботитесь, а это один из главнейших факторов успешных действий на фронте. Отдохнувший противник в ночь с 7 на 8 июля вновь атаковал, и вам нужно было отбить противника на основном рубеже обороны. Вместо этого 9 июля вы перешли в общее наступление, невзирая на мое предупреждение этого не делать. Я предупреждал вас также не вводить в бой головной полк [603-й] 82-й стрелковой дивизии прямо с марша; вы и этого не выполнили, хотя и согласились с моими указаниями. Я понимаю ваше желание вырвать инициативу у противника, но одним стремлением „перейти в атаку и уничтожить противника“, как об этом часто пишете, дело не решается. […]

Вы жалуетесь на неподготовленность. 82-й стрелковой дивизии, но ведь вы ничего не сделали, чтобы исподволь ввести их в бой, „обстрелять“, дать комначсоставу и бойцам „принюхаться“ к бою, обстановке. Вы эти части бросили наряду с другими в атаку, на них сделали ставку и хотели с их помощью „уничтожить“ противника.

Вы жалуетесь, что не спите седьмые сутки. Это тоже один из элементов дезорганизации и непонимания обстановки. […] Мы несем огромные потери в людях и матчасти не столько от превосходства сил противника и его „доблестей“, сколько оттого, что вы все, командиры и комиссары, полагаете достаточным только желание и порыв, чтобы противник был разбит. Этого далеко не достаточно, хотя и важно. Необходима выдержка, организованность, продуманность действий. […]

Предупреждаю еще раз, что всякая часть, и кадровая тоже, требует некоторого времени, чтобы освоиться с боевой обстановкой. Командование должно уметь ввести новую часть в бой, дать ей почувствовать, что она может бить противника».

Находясь в 7000 км от места событий, Шапошников разглядел множество моментов: суровость в обращении с солдатами, наступательный дух, порой избыточный, недостаточное внимание к подготовке частей и соединений. И это беда не одного только Жукова, но всего командного состава Красной армии. Из этой телеграммы можно также сделать вывод о неопределенности ситуации, о сложных путях принятия решений и запутанном переплетении компетенций. Жуков не должен был докладывать своему непосредственному начальнику, Штерну, чей военный округ 5 июля был преобразован во фронт. Но он отчитывался по прямому телефонному проводу и по телеграфу непосредственно перед Ворошиловым и Шапошниковым в Москве, не считая того, что находился под присмотром Кулика, который посылал начальству собственные доклады, не ставя Жукова в известность. В этих организационных слабостях больше виноват Ворошилов, а не Жуков. 25 августа командование Квантунской армии отдало Комацубаре приказ прекратить любые наступательные действия и удерживать позиции. Японская сторона устала, рассчитывала, что бой угас, и надеялась, что сложилась патовая ситуация. Для Жукова же операция только начиналась.

19 июля 57-й особый корпус стал 1-й армейской группой, а Жуков получил полную оперативную самостоятельность по отношению к Штерну. Таким образом, он стал единственным руководителем предстоящего сражения. С 1 августа, по мере того как японцы стали разжимать хватку, а его собственные тылы организовывались, Жуков начал тщательно готовить следующую фазу. Главные силы были незаметно отведены с передовых позиций на 30 км в тыл, чтобы обучиться основам взаимодействия на поле боя между пехотой, артиллерией и авиацией. Это много говорит об уровне их подготовки… Разведка доложила Жукову, что основные силы японцев сосредоточены в центре; фланги казались более слабыми. В его уме сразу же возникла схема, приблизительно соответствующая Каннам – сковать центр противника, заставив его поверить, что именно так наносится главный удар, и затем ударить по флангам с последующим окружением неприятеля. Но план должен сохраняться в строжайшем секрете. В его детали посвящены только пять офицеров. Ночью громкоговорители транслировали шумы земляных работ, создавая у японцев впечатление, будто Красная армия интенсивно строит оборонительные сооружения. Демонстративно подвозились в больших количествах дрова для укрепления траншей. В войсках раздавались брошюры о правилах действий в обороне. Радиообмен, намеренно ведшийся с помощью слабых кодов, говорил о том же самом. Танковые соединения держали вдали от переднего края, к которому их намеревались подтянуть только в ночь перед наступлением. На протяжении трех недель Жуков приказывал гонять туда-сюда несколько десятков танков, не заглушая звуки выхлопов моторов, чтобы японцы перестали обращать внимание на эти перемещения. Каждую ночь артиллерия производила по нескольку сотен выстрелов, не давая противнику спать и менять позиции. Начиная с 1 августа русские выпускали по одному снаряду в секунду, а в период более интенсивных боевых действий – в два-три раза больше. Японцы же, не планировавшие затяжной войны, берегли свои орудия и боеприпасы.

Квантунская армия тоже не теряла времени зря. Была создана система обороны из нескольких полос, с противотанковыми узлами сопротивления, бункерами и закрытыми пулеметными гнездами. 10 августа была образована 6-я армия под командованием генерала Огису Риппу, в которую была включена группа Комацубары. Пришли подкрепления, доведшие численность противостоящей Жукову группировки до почти 30 000 человек, 300 орудий и миномета, 135 танков и бронеавтомобилей. У Жукова было 57 000 человек, 634 орудий и миномета, 498 танков, 385 бронеавтомобилей и 515 самолетов. То есть, его превосходство над противником по танкам и бронеавтомобилям было шестикратным, по артиллерии и истребителям двукратным, по бомбардировщикам – трехкратным [277] . Чтобы облегчить управление этими силами, командующий фронтом Штерн направил к Жукову Воронова, начальника всей артиллерии Красной армии, и Смушкевича, командующего авиацией, которые обосновались на КП Жукова. Но командовал он один.

277

Жуков дал такие цифры сил сторон на совещании высшего командного состава, состоявшемся 23–31 декабря 1940 г. Российский архив, ВОВ. Т. 1. С. 130–132.

Первая операция под командованием Жукова

Воскресное утро 20 августа выдалось очень жарким, небо было безоблачным. Разведка 6-й армии не выявила ничего необычного. Слышался рев танковых моторов, но за три недели к нему привыкли. В 05:45 153 бомбардировщика, прикрываемые 100 истребителями, обрушили свой смертоносный груз на всю глубину японских позиций, выбирая в качестве главных целей артиллерийские позиции и скопления бронетехники. К 06:15 артиллерия Воронова накрыла все выявленные цели на полосе шириной в 10 км. В 08:45, когда авиация и артиллерия перенесли свои удары на японские тылы, в небо взметнулись красные ракеты: Жуков подал сигнал к атаке.

Под звуки «Интернационала» из громкоговорителей, установленных на автомобилях, пришли в движение три группы. Южная, которой предстояло нанести решающий удар, командовал Потапов, славившийся невозмутимым спокойствием; в нее входили 6-я танковая бригада, усиленная огнеметными танками, 8-я механизированная бригада, 57-я стрелковая бригада и части монгольской конницы. Но ко времени начала атаки мобильная группа еще не сосредоточилась – из-за плохого знания местности – и две трети составлявших ее сил еще оставались на западном берегу Халхин-Гола. Правда, и оставшейся трети хватило, чтобы смести огнем Хинганскую кавалерийскую дивизию. Советские разведывательные группы в кратчайшие сроки дошли до деревни Номонган. Слева от нее 57-я стрелковая дивизия опрокинула противника и вышла в тыл японцам, образовав внутренний полукруг кольца окружения. Центральная группа (82-я стрелковая и 36-я механизированная дивизии, а также основные силы артиллерии) под командованием самого Жукова столкнулась с большими трудностями. Но это вполне устраивало Жукова, поскольку его план заключался в том, чтобы убедить противника: основной удар наносится именно в центре. В первый день он продвинулся всего на 1500 метров. Приходилось брать один за другим блокгаузы. Японцы постоянно контратаковали, не обращая большого внимания на свои фланги.

Северная группа под командованием Шевникова, в которую входили 7-я моторизованная бригада, два танковых батальона 11-й танковой бригады, монгольская 6-я кавалерийская дивизия и 601-й стрелковый полк (82-я дивизия), увязла перед укрепленной позицией на высоте 721 (японцы называют ее холм Фуи).

21 августа не стало решающим днем. Все японские силы уже были вовлечены в бой. Жуков понял, что противник прошел кульминационную точку своих усилий: самое время его опрокинуть. В своих беседах с Симоновым в 1965 году Жуков рассказал о вмешательстве Штерна в этот критический момент:

«Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться, а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и только после этого продолжать окружение японцев. Он объяснил свой совет тем, что операция замедлилась и мы несем, особенно на севере, крупные потери. Я сказал ему в ответ на это, что война есть война и на ней не может не быть потерь и что эти потери могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и ожесточенным врагом, как японцы. Но если мы сейчас из-за этих потерь и из-за сложностей, возникших в обстановке, отложим на два-три дня выполнение своего первоначального плана, то одно из двух: или мы не выполним этот план вообще, или выполним его с громадным промедлением и с громадными потерями, которые из-за нашей нерешительности в конечном итоге в десять раз превысят те потери, которые мы несем сейчас, действуя решительным образом… Приняв его рекомендации, мы удесятерим свои потери.

Затем я спросил его: приказывает ли он мне или советует? Если приказывает, пусть напишет письменный приказ. Но я предупреждаю его, что опротестую этот письменный приказ в Москве, потому что не согласен с ним. Он ответил, что не приказывает, а рекомендует и письменного приказа писать мне не будет. Я сказал: „Раз так, то я отвергаю ваше предложение. Войска доверены мне, и командую ими здесь я. А вам поручено поддерживать меня и обеспечивать мой тыл. И я прошу вас не выходить из рамок того, что вам поручено“. Был жесткий, нервный, не очень-то приятный разговор» [278] .

278

Маршал Жуков, каким мы его помним. С. 73–74.

Вечером 21 августа, резко отшив Штерна, Жуков приказал своему центру сковать главные силы противника артиллерийским огнем, вместо того чтобы заставить их отступать. Он послал часть своих резервов (9-ю моторизованную бригаду и танковый батальон) на помощь северной группе с категорическим приказом образовать особую мобильную группу, которая, уклоняясь от фронтального боя, обойдет холм Фуи с севера и двинется навстречу южной группе. На юге 6-я танковая бригада, наконец собравшись целиком, прорвала японские порядки на всю их глубину и зашла в тыл противника в 30 км восточнее. Вечером 22 августа северная группа, пройдя через тактическую оборону японцев, вышла на простор и начала движение на юг, при поддержке брошенного Жуковым в бой последнего резерва – 212-й воздушно-десантной бригады. Через двадцать четыре часа кольцо окружения окончательно сомкнулось. Два японских полка, шедшие на помощь окруженным, попытались атаковать с востока, чтобы прорвать кольцо снаружи. Они были раздавлены артиллерией Воронова – великана с бледно-голубыми глазами, который в те дни начинал свой путь к славе величайшего артиллериста Второй мировой войны. С 24 по 31 августа японские подразделения, окруженные, обстреливаемые тяжелой артиллерией, уничтожались одно за другим, тогда как советские танковые бригады отражали попытки прорыва противником кольца извне. Бои были ожесточенными. Японцы предпочитали умирать, но не сдаваться. В 28-м пехотном полку старший лейтенант Садаяки, с саблей наголо, повел остатки своей роты в полный рост в атаку на красные танки. Ни один из японцев не выжил. В этом был парадокс японской армии: исключительные боевые качества на службе у анахроничной концепции пешего боя.