Жулик: грабеж средь бела дня

– А ты думаешь, я прокурорскую форму из-за любви к искусству носил? Думаешь, из Франции сюда вернулся из-за любви к романтике? «За туманом и за запахом тайги»? Тайги я в свое время на лесоповале нанюхался!

– И теперь что? – не поняла Рита и, допив давно остывший кофе, задымила «беломориной».

– Хотя в силу не зависящих от меня обстоятельств я и вынужден снять погоны… но интереса к этому уголовному делу пока не утратил. Скорее, наоборот. Ведь сыщик-орел подспудно живет в каждом мужчине, – не без самоиронии заявил Жулик и, помолчав, взглянул на Пилю непросто: – Так что сложившуюся ситуацию следует оценивать исключительно юридическими понятиями, где вместо непредсказуемых человеческих чувств подставлены формулировки законов. Радиоактивные червонцы, этот безусловный вещдок, обязательно получат менты. Или прокуратура. Или и те, и другие – пусть потом разбираются между собой! Это, Рита, наш гражданский долг. Мы же, как лица, раскрывшие особо тяжкое преступление, достойны хорошей премии. Где золото – там и деньги. Вот эти деньги мы себе и возьмем.

– И «рыжье», и лавэ наверняка где-то у вьетнамцев, – констатировала Пиляева очевидное.

– Естественно.

– А ведь мусорок отставной… Голенков, в «Золотом драконе» работает. И потом – из-за чего его дочь выкрали? Может, Цаца тоже каким-то образом пронюхал о червонцах? Или сам Дядя Ваня?

– Видимо, нам придется иметь дело с конкурирующей фирмой, – хладнокровно заключил Сазонов. – Ничего, время у нас еще есть… Выясним и этот вопрос.

– По всем прикидкам выходит, что мент поганый и наложил на все это лапу, – заверила Пиля безапелляционно. – Вон, шнифты у него какие наглые!

– Причина может быть и другой. Например, моральная деградация, – мягко опроверг профессиональный аферист.

– А Нгуен со своим узкоглазым семейством куда исчез? – не сдавалась воровка. – Я их давно не видела! Без мента поганого тут не обошлось, чуечка у меня такая!

– Обошлось, не обошлось… Пока это можно только предполагать. Если наша догадка подтвердится – это будет еще один повод совместить два дела в одном флаконе. Поиск подпольного монетного двора и мое обвинение в изнасиловании. Остановка за немногим: выяснить место, где вьетнамцы бодяжат фальшивые империалы и… хранят свои трудовые сбережения.

– Мусорская дочь в соседней комнате кочумарит, – дипломатично напомнила блатнючка. – Помнишь, что она папику заявила? Ну, у магазина «Мир фотографии»? Мол – не надо мне ни твоих филок, ни твоих «кишек»… Ни твоего «рыжья». А может, она эти червонцы и имела в виду?

Жулик ничего не ответил. Он и сам понимал, что все концы сводятся к бывшему капитану милиции, невесть почему ставшему директором вьетнамского ресторана.

Конечно, Таня Голенкова могла прояснить очень многое: и странные метаморфозы в поведении отца, и непонятный интерес к ней Зацаренного, и собственные слова о золоте, и заявление в прокуратуру, написанное на Жулика ее подругой… Однако Леха не торопил события. Отличный психолог, он понимал: ментовской дочери ни в коем случае не следует задавать никаких, даже наводящих вопросов. Во всяком случае – пока.

Вчера вечером Сазонов повел себя настоящим джентльменом. Одаренный счастливой способностью располагать к себе людей, он без труда убедил девушку в чистоте своих помыслов. Да и все факты свидетельствовали в его пользу. Честно признавшись, кто он такой (не сотрудником же Генпрокуратуры представляться! Да и Таня наверняка могла опознать его по рассказам отца), Леха вкратце поведал ей о событиях на загородной трассе.

«Я не собираюсь втягивать вас в разборки с вашим папой, – обаятельно улыбнулся особо опасный рецидивист. – Вот вам деньги на такси, езжайте домой, вас, наверное, родители заждались…»

От проявленного благородства барышня буквально выпала в осадок. По глазам ее многоопытный Жулик определил, что жест оценен и понят. Таня замялась, стушевалась и сразу же заявила, что ни в какую ментуру стучать, мол, на Жулика не собирается. После чего внезапно свалилась в обморок. То ли Цаца так сильно надавал ей по голове, то ли девушка наивно симулировала потерю сознания… Ведь ей наверняка не хотелось возвращаться к папе!

Отправляя Таню к родителям, Леха немного лукавил: он отлично помнил ее слова, в сердцах брошенные отцу – «ты мне больше не папа, а я тебе не дочь! Я ухожу из дому!..»

Как бы то ни было, но Голенкова осталась в этой квартире на неопределенное время.

– Ладно, Пиля, барышню пока трогать не будем. Основное мы выяснили. – Поставив на колени телефон, Сазонов принялся накручивать номер подмосковного банка «Дукат». – Мне бы еще с Сережей Вишневским перетереть…

– О чем?

– Он наверняка мог бы назвать человека, который в свое время предложил ему в качестве залога пять тысяч абсолютно одинаковых царских империалов 1915 года… Ясно, что это подставное лицо. Но информация все равно бы не помешала.

Линия была занята, и через четверть часа безуспешных попыток прозвониться Леха решил отложить звонок на потом.

– Жаль только, бывший товарищ следователь, что ты теперь паленый, – помолчав, вздохнула Пиляева. – Такая гастроль накрылась! Как перед тобой все на цирлах бегали… А?

– Это должно было случиться рано или поздно. Не век же мне в прокурорском макинтоше ходить! Все, что меня интересовало, я уже выяснил. Точней – почти все, – подытожил Сазонов.

– А как же Мандавошка? Что там она в заяве на тебя накатала? Или тебя эта тема не интересует?

– Ничего интересного, туфта полная, – сообщил Сазонов и неожиданно подмигнул товарке: – А вообще… В этом городе еще узнают, что такое разящий меч Генпрокуратуры, черной молнии подобный! Тут еще попомнят старшего следователя Александра Андреевича Точилина! Тут еще набегаются перед ним на цирлах!

Рита так и не поняла, что имел в виду Жулик: ведь образ «важняка» Генпрокуратуры исчерпал себя, как артезианская скважина, из которой выкачали всю воду. Однако воровка не спешила с расспросами. Леху она знала много лет и неоднократно убеждалась: этот человек никогда не бросает слов на ветер.

* * *

Эдик справился с Зацаренным на удивление быстро. Едва тот вышел из туалета, как на голову похитителя обрушился резкий выверенный удар. Гена медленно завалился на бок, но упасть не успел: бережно подхватив упавшее тело обеими руками, Голенков потащил его за дощатый сортир-«скворечник». После чего ловко связал руки пленника брючным ремнем.

Заглянув в окна дачи, Эдуард Иванович с некоторым удивлением определил, что комнаты пусты. Поверхностный обыск домика принес весьма неожиданные результаты: Тани здесь не было.

Прояснить ситуацию мог лишь Цаца. Сбегав к машине, Эдуард Иванович выпустил из салона ротвейлера и, предвкушая пытки над Зацаренным, вернулся к дачному домику. Оставил пса охранять пленника, а сам вновь обыскал дачу – на этот раз куда основательней. Единственным местом, где похитители могли спрятать дочь, был небольшой подвал на кухне. Однако никаких следов Таниного пребывания там не оказалось.

Пришлось тащить Гену в домик. Вода из рукомойника, выплеснутая в лицо, быстро вернула его к жизни. Заметив бывшего опера, возвышавшегося над ним в позе безжалостного карателя, Цаца мертвенно побелел. Однако ротвейлер, агрессивно дышавший ему в ухо, испугал еще больше.