Журнал «Если», 1997 № 09

В последние годы над Мартой начали сгущаться тучи. Она закончила свое самое главное строительство — знак, который должны были заметить орбитальные станции слежения. Просто поразительный по своей изощренности план: Марта отправилась туда, где росло несколько одиноких палисандровых деревьев, собрала всех пауков, каких только смогла найти на паутине, и унесла их с собой. К этому времени она уже поняла суть отношений между паутиной, деревьями и пауками. Она оставила пауков и семена в десяти тщательно выбранных местах вдоль линии, идущей от центра остекленевшей зоны. Возле каждого такого места протекал крошечный ручеек; Марте пришлось пробить твердую поверхность, чтобы добраться до настоящей почвы. В течение следующих тридцати лет делом занимались пауки и саженцы палисандровых деревьев. Они росли вдоль ручейков, но были совсем непохожи на обычные растения. Пауки увидели издалека паутину своих братьев, и на дорожке между лесами были рассыпаны тысячи семян.

В конце концов Марта получила золотую с серебром стрелу, которая в результате и привлекла внимание одной из орбитальных станций. Но деревья росли и вместе с ними возникли новые проблемы. Их корни пробили верхний твердый слой почвы, в результате чего образовалась большая земляная насыпь, которая вела от лагеря Марты во все стороны. Палисандровые деревья и пауки всегда до последнего защищают свою территорию, однако это удается им не каждый раз — особенно если посадки недостаточно густые. По краям палисандровой рощи выросли другие растения. А вместе с растениями пришли травоядные.

Эти жучки добавили мне работы, Леля. Теперь я даже не могу выращивать некоторые из своих самых любимых фруктов.

Если бы это произошло через десять или двадцать лет после того, как Марту оставили в реальном времени, она испытала бы явные неудобства. Теперь же, когда прошло уже тридцать пять лет, у Марты начали возникать проблемы со здоровьем. Она постепенно проигрывала войну с ворами — кроликами.

Где-то на другом берегу моря под пирамидой из камней спрятаны записи, в которых содержатся самые настоящие глупости. Помнишь я предполагала, что человек без всякой посторонней помощи может прожить век? Тогда я написала что-то относительно своей консервативности и предположила, что смогу продержаться 75 лет. Смешно.

Нога моя так и не стала лучше, Леля. Я все еще передвигаюсь с костылем и не очень быстро. Большую часть времени у меня болят суставы. Забавно, как влияет плохое самочувствие на настроение и представление о времени. Теперь мне даже трудно вообразить, что когда-то я собиралась пешком дойти до Канады. Или что пятнадцать лет назад я довольно регулярно выбиралась из своего лагеря и уходила на большие расстояния. Сейчас, Леля, мне стало совсем не просто даже спускаться к озеру. Я не делала этого уже несколько недель. Может быть, никогда больше и не соберусь. У меня есть бочка для дождевой воды… а рыболовы с удовольствием навещают меня. Да и вообще, мне больше не нравится смотреть на свое отражение в воде. И я больше не рисую автопортретов, Леля.

Вероятно, так было в те времена, когда люди не имели приличной медицинской помощи. Несбывшиеся мечты, горизонты, которые всегда сужаются… Они должны были быть очень мужественными, чтобы продолжать жить и делать то, что они делали.

Прошло два года.

Сегодня произошло нечто ужасное. Возле озера разбили свой лагерь дикие собаки. Они очень похожи на тех, что я видела возле рудников, хотя те были меньше. На самом деле, они довольно симпатичные, напоминают больших щенков с заостренными ушками. Я бы с удовольствием поубивала их всех. Совсем не характерная для меня мысль, согласна, но они прогнали рыболовов от моего домика. И убили Вилли. Я рассчиталась с парочкой этих убийц при помощи моей алмазной пики. С тех пор они меня опасаются. Теперь каждый раз, выходя из дома, я беру с собой нож и пику.

В основном, весь свой последний год Марта провела внутри хижины. Ее сад заполонили сорняки. Там еще росли овощи и съедобные корни, но они были разбросаны по большой территории: чтобы выйти собрать их, Марте нужно было затратить столько сил, сколько раньше ей понадобилось бы на стокилометровую прогулку. С каждым днем дикие собаки становились все смелее; теперь они подходили уже совсем близко, практически в пределы досягаемости пики. Некоторые из них иногда даже осмеливались нападать на Марту. Она все еще успевала отбиваться. Но рано или поздно это должно было кончиться. Она плохо питалась. И поэтому ей становилось все труднее добывать пищу… Спираль, идущая вниз.

Вил пробежал глазами несколько страниц и остановился на обычном листке. Он почувствовал, как внутри у него все похолодело. Неужели это конец? Вил заставил себя прочитать запись. Это был комментарий Елены: Марта не хотела, чтобы последнюю страницу кто-нибудь про-читал. Ее слова были стерты, а потом восстановлены. «Вы сказали, что откажетесь расследовать убийство, если не увидите всего, Бриерсон. Ну, так вот, читайте, черт вас побери». Вилу показалось, что он слышит, с какой горечью Елена произносит эти слова. Он посмотрел на страницу.

Дорогая Леля, я думаю, пришел конец оптимизму, по крайней мере, в местных масштабах. Я сижу в своей хижине вот уже десять дней. В бочке есть вода, но у меня кончились запасы пищи. Проклятые собаки; если бы не они, я смогла бы продержаться еще двадцать лет. В последний раз, когда я вышла из хижины, они довольно сильно меня потрепали. В какой-то момент я даже хотела устроить грандиозное сражение, чтобы они попробовали моей алмазной пики. Но потом передумала; на прошлой неделе я видела, как они напали на пасущееся неподалеку животное.

Итак, я остаюсь в хижине. «Пока ты меня не спасешь» — так я себе говорю. Но, по правде говоря, я уже не рассчитываю на спасение. Если контрольные проверки должны происходить каждые несколько десятилетий (в лучшем случае), вряд ли следующая произойдет в ближайшие несколько дней.

Мне кажется, прошло сорок лет с тех пор, как меня выбросили в реальное время. Это такой долгий срок, гораздо длиннее, чем вся моя предыдущая жизнь. Я помню моих друзей рыболовов гораздо лучше многих моих друзей из числа людей. В одно из окошек мне видно озеро. Если бы они заглянули, они бы увидели меня. Только они почти никогда не заглядывают. По-моему, большинство из них меня уже забыли. Ведь собаки прогнали их отсюда целых три года тому назад. А это почти целое поколение для обезьян. Я думаю, что последний, кто меня помнит, это мой последний Хуан Шансон. Он не такой шумный, как все предыдущие Хуаны. В основном, он сидит и греется на солнышке… Я только что выглянула в окно. Он сидит на своем месте; мне кажется, он меня помнит.

Почерк изменился. Интересно, подумал Вил, сколько часов — или дней — прошло от одного абзаца до другого. Новые строчки были зачеркнуты, но Елена сумела их расшифровать:

Я только что вспомнила странное слово: тафономия. Когда-то я могла выступать экспертом в какой-нибудь области, просто вспомнив, как она называется. Теперь… Все, что мне известно… Я думаю, это изучение кладбищ, не так ли? Кучка костей — вот все, что остается от смертных… а мне известно, что кости тоже рассыпаются в прах. Только не мои. Мои останутся в хижине. Я пробуду здесь долго и буду писать… Прости.

У нее не было сил стереть эти слова. Потом шло пустое место, а дальше запись была сделана четкими печатными буквами.

У меня такое ощущение, что я повторяю написанное мною раньше, высказываю предположения, которые теперь стали уверенностью. Надеюсь, тебе удалось разыскать все мои предыдущие записи. Я попыталась рассказать тебе все в подробностях, Леля, я хочу, чтобы тебе было над чем работать, дорогая, наш план все еще может быть реализован. А когда это произойдет, сбудутся наши мечты.