Журнал «Если», 1998 № 09
Шрифт:
1. Отсутствие оригинальной фантастической идеи.
2. Неумение закончить произведение. Идея, даже когда она присутствует, не получает никакого разрешения в рамках литературного пространства рассказа.
3. Отсутствие характеров, проявляемых в действии. Большинство рассказов строится либо в форме трактата, где излагаются мысли автора, либо в форме диалога (и тогда уже идеи вкладываются в уста резонера).
4. Многие считают фантастику романтической областью и потому пишут высоким штилем. Будьте проще, друзья!
Тем не менее конкурсанты достигли некоего общего среднего уровня (мало рассказов откровенно беспомощных
А вот с выбором лучшего из лучших опять возникли сложности: количество никак не хотело переходить в качество. Потребовалось двукратное голосование членов жюри, чтобы выявить победителя. Им стал Аркадий Шушпанов, чей рассказ мы и публикуем в номере.
Благодарим всех, кто прислал нам свои рассказы, и ждем новых поступлений.
Жюри
Аркадий Шушпанов
Пролог
Право, если б вперед говорили условия, мало нашлось бы дураков, которые решились бы жить.
Я опаздывал, я безнадежно опаздывал. Ураганом проносился по белоснежным галереям мимо верениц колонн и статуй, огромными прыжками преодолевал лестницы, но все равно, когда ворвался в актовый зал, понял, что распределение уже состоялось.
Мне, вероятно, нужно было сразу пройти к Машине Судеб и взять свою распечатку. Но сейчас это мало меня интересовало. Я огляделся по сторонам, отыскивая Дельту: ага, вот она, на другом конце зала. По дороге меня перехватил Тау. В руке он держал кубок с вином.
— Дружище Омикрон, — прогремел Тау, — выпьем за нашу предстоящую человеческую жизнь!
— Тебе есть за что пить? — поинтересовался я.
— О, меня ждет прекрасное будущее! Целых шестьдесят восемь лет! Я стану архитектором, у меня будет заботливая жена, трое блестяще образованных детей и шестеро резвых внуков, когда ночью во сне у меня остановится сердце. Скажи, разве это не следует отметить? Конечно, не все пройдет так гладко: ранняя смерть отца — мне тогда будет шестнадцать, — некоторые семейные неурядицы и болезни, но разве без этого обходится? Ты только подумай, Омикрон, шестьдесят восемь лет беспечальной жизни! — Тау сделал добрый глоток. — Пока еще могу себе это позволить, там придется воздерживаться: сердце как-никак.
— Рад за тебя, — искренне поздравил я. — Когда отправляешься?
— Послезавтра! — гордо объявил он. — Жаль, дружище, что там мы уже не встретимся. Надеюсь, это произойдет, когда мы снова станем эйдосами.
— Если не попадем в разные группы…
Тау явно был склонен и дальше развивать эту тему, но мне нужна была Дельта, и я поспешил отделаться от него. Впрочем, мой приятель нисколько не обиделся и тут же завладел вниманием Каппы и Мю.
Дельта одиноко сидела у фонтана под сенью папоротника. На коленях она держала распечатку. Голова опущена, плечи поникли. Я застыл. Эта женщина значила для меня слишком много.
Дельта подняла голову.
— Омикрон… — только и сказала она.
Я подошел, сел рядом, подставив ей свое плечо. Вскоре оно промокло.
— Я так переживала, что думала, умру, еще не успев родиться. — Дельта вдруг сердито глянула на меня. — И никого не оказалось рядом, чтобы поддержать.
— Извини, я заканчивал стихотворение, ведь неизвестно, смогу ли писать, когда стану человеком. А мне так важно, чтобы ты прочла это здесь, в Эйдологии. Я не знаю, когда ты уходишь. Может, завтра…
— Через неделю.
Вопрос, не выходивший из головы, наконец сорвался с моих губ:
— Скажи, Дельта, мы будем вместе?
— Нет, Омикрон, — девушка покачала головой и,
слабо улыбнувшись, провела по моей щеке своей маленькой ладонью. — Нет, мы даже не будем иметь представления друг о друге.Я сжал край холодной скамьи. Дельта крепче прильнула ко мне.
— Ты полюбишь кого-то? — потерянно спросил я.
— Конечно. — Она опять улыбалась, и от этого стало еще больнее.
— Как же без этого, милый? Все пойдет, как заведено: выйду замуж, рожу двоих детей… Но когда младшему исполнится четыре, разведусь. Я так и не встречу своего мужчину. Есть еще одно утешение для тебя: в земной жизни я не буду такой красивой. Хочешь посмотреть?
Она подвела меня к плоскому экрану.
— Скажем, мне восемнадцать лет, — Дельта набрала «18».
На экране появилось стереоскопическое изображение молодой девушки… очень похожей на Дельту. Как младшая сестра. Волосы сохранили цвет сосновой коры в солнечный день, но уже не были столь роскошными. Носик стал вздернутым, карие задорные глаза сделались слегка раскосыми, брови утратили безукоризненную линию. Девушка показалась в полный рост, у нее была довольно стройная фигурка, но, взглянув на ее ножки, я вспомнил Шекспира: «Не знаю я, как шествуют богини, но милая ступает по земле». Я-то знал… Изображение являло собой пробный набросок моей возлюбленной.
Дельта погасила экран.
— Я могла бы показать, во что превратят меня годы. Но, — лучистая улыбка озарила ее лицо, — я хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
— Ты же знаешь, — моя улыбка вышла совсем невеселой, — что человеком я не буду помнить никого из Эйдологии.
— Верно, ты не запомнишь меня в точности. Но я стану твоим недостижимым идеалом. Я всегда буду жить в твоем подсознании, а ты — влюбляться во всех женщин, хоть чем-то похожих на меня.
На что еще я мог надеяться?..
— Послушай, Омикрон, а ты что же, до сих пор не видел своей распечатки? — неожиданно спросила Дельта.
— Нет еще. Я искал тебя, чтобы показать свое стихотворение.
Я вынул из-за пазухи свернутый в трубочку листок бумаги и протянул своей любимой.
Дельта просияла и спрятала свиток в складках туники.
— Я прочту его потом, одна. А теперь пойдем и посмотрим, что выпадет на твою долю.
Она взяла меня за руку, и мы подошли к Машине Судеб. Сложенная распечатка лежала на серебряном подносе. Дельта подала ее мне, а сама отвернулась. Я раскрыл листок и пробежал глазами на одном дыхании. Потом еще раз, но значительно медленнее. И в третий. И в четвертый. Я не верил своим глазам. Дельта повернулась ко мне и с тревогой посмотрела в лицо.
— Что случилось, Омикрон? — спросила она. — Что случится?
— Дельта, — сказал я, — забыл задать тебе еще один вопрос: когда ты умрешь? В каком возрасте?
— О, здесь мне повезло: в восемьдесят два года. Оба сына будут преданно ухаживать за мной. А почему ты вдруг спросил? Сколько лет ты проживешь сам?
— Двадцать девять, — промолвил я.
— Что ты сказал?
— Двадцать девять. Я проживу двадцать девять лет.
— Как же это так?..
— Очень просто. Короткая, но полная событий жизнь. Отца я не узнаю никогда. Меня воспитают мать и бабка. Рак убьет мать, когда мне только-только исполнится восемнадцать. Еще меня ждет неудачная первая любовь. Эта девушка действительно очень похожа на тебя: посмотри, здесь есть ее портрет. Она из богатой семьи, а у меня одни брюки, две рубашки и пара ботинок на все сезоны. Но ей понравятся мои стихи. С посвящениями, разумеется. Понятно, что скоро я ей надоем. Попытаюсь прыгнуть с моста, но удержит мысль о больной матери и старой бабке. Встречу другую, тоже похожую на тебя. Мы поженимся, появится ребенок. Наконец жизнь улыбнется и мне. Однажды мы с семьей отправимся на загородную прогулку, и на дорогу прямо перед машиной неожиданно выбежит мальчишка. Все очень просто. Поворот руля, откос. Семья погибнет. Меня выбросит из автомобиля. Придется терпеть страшные боли, но помогут наркотики. Пригодится и выпивка. Я уже не смогу жить без кокаина. А через три года после аварии — три года никчемного существования — я усну с непогашенной сигаретой. На этом моя земная жизнь прекратится. Так что, Дельта, это даже хорошо, что я не дотяну до тридцати. Проза.