Журнал «Если», 2000 № 12

Он парил в воздухе. Внизу зеленел океан. Разглядывая тикавшие, как часы, механизмы орно, Реджи принял неожиданное решение. Он должен повидаться с матерью. Она поймет его. Он, Реджи, найдет свою мать, и они станут поддержкой друг для друга, а после войны он вернется в Японию — один.

Он не писал матери уже десять лет. Пустяк! Ничтожная деталь. А в сравнении со свободным полетом над водами Ла-Манша и вовсе мельчайшая из мелочей жизни… Впереди показался берег, внизу открылась земля — мрачная пустошь, изборожденная ранами и язвами, оставленными войной.

Чего же он ожидал? Только не того, что видел сейчас внизу — не этих дробящих туман обгорелых деревьев, не этих луж, заполнивших воронки или колеи от тяжелой артиллерии. Внизу не было никаких признаков жизни — только несколько ферм и сараев, да и те казались серыми и заброшенными. Хлопая крыльями, Реджи ощущал себя гигантским стервятником, собирателем кошмаров.

А потом раздался незнакомый звук.

Позади деловито жужжал мотор.

Пилот попытался оглянуться, но кабина орно ограничивала видимость. Звук уже превращался в пронзительный визг: Реджи заметил два устремившихся к нему жесткокрылых биплана. Они приближались с немыслимой скоростью, одна из машин вдруг стремительно вырвалась вперед, и сердце Реджи затрепетало в груди. Юноше никогда не приходилось видеть в полете аппараты с жестким крылом — к тому же и сам он находился в воздухе! Машины проскочили вперед, и страх перед встречей с немцами сменился облегчением: на хвостах самолетов он заметил британские — синие, белые и красные — кресты. Перед ним были «Сопвич Кэмел». В порыве движения Реджи успел заметить, что летчики в явном удивлении крутят головами, пытаясь разглядеть его пернатую машину.

Им еще не приводилось видеть орнитоптер.

Пока самолеты удалялись, Реджи успел подумать о том, каким образом его отец и Акира-сан собирались конкурировать с этими аппаратами: орно просто не в состоянии достичь такой скорости, такой концентрации мощи. Юноша глядел, как завороженный.

А потом… что?

Далеко впереди аэропланы легли на крыло.

Повернулись носами к нему.

И помчались навстречу.

Пилоты их никогда не видели орнитоптера. На машине не было никаких опознавательных знаков, ничего, указывающего на происхождение, — так захотел его отец.

Сквозь рокот мотора прорвался другой звук: брапп, брапп.

Стреляют!

Реджи потянул управляющие тросы, уменьшив подъемную силу правого крыла, и орнитоптер нырком ушел в нужную сторону. Машина скользила вниз по крутой спирали, кровь прихлынула к голове пилота. Обстреляв пустоту, «сопвичи» проскочили мимо. Поглядев вверх, он увидел, как они опять набирают высоту, разворачиваются. Заходят на новый удар. У Реджи оставалось еще несколько мгновений, прежде чем они спустятся на его уровень.

Прибавив махового усилия, Реджи круто взлетел к зениту, поднявшись почти по вертикали: столь быстрый подъем спутал планы пилотов. Потерпев неудачу, они вновь разлетелись, совершая новый далекий заход. Сердце Реджи колотилось столь же быстро, как и крылья. Как дать им знать, что он свой? Как спасти себя? Если бы только пилоты могли услышать его отца. Он-то — спаси Боже — британец!

Но связи между ними не могло быть, мешал рокот моторов. Если ему суждено уцелеть в этой переделке, он, не сходя с места, сделается пионером боя между машущими и жесткокрылыми летательными аппаратами. Орно недоставало вооружения, однако долгие развороты бипланов, похоже, давали основание для надежды. Реджи мог противопоставить способность орно к быстрым взлетам и падениям, оставляя «сопвичи» лететь дальше, когда сам он или взлетал выше, или нырял ниже. Метод этот сработал еще три раза, прежде чем британские пилоты выработали контрмеры: один из них оставался высоко, другой жался к земле, дожидаясь пока орно выйдет на линию огня. Новая пулеметная очередь рассыпала в воздухе перья, и тросы управления дали ему понять, что крылья дрогнули.

Во рту Реджи мгновенно пересохло, он уже предчувствовал близкую смерть.

Однако усилием воли юноша заставил себя думать о жизни.

Что есть у него такого, чего нет у них? Какие преимущества у орно перед жесткокрылым неприятелем?

Реджи спускался, стараясь послабее взмахивать крыльями, а бипланы чертили над ним зигзаги с назойливостью москитов. У них была скорость, у орнитоптера — осторожность. Спустившись еще ниже, он полетел над землей так медленно, как только мог, тщательно следуя рельефу. Заметив чудище, одинокая корова пустилась наутек.

Бипланы суетились наверху, коротко плюясь свинцом. Реджи направлялся к деревьям. Орнитоптер летел медленно, очень медленно; огромные, едва шевелившиеся крылья несли гигантскую птицу в лес. Разлетелась стайка скворцов. Реджи нырнул под ветви, отскочил от земли, положил набок машину, чтобы не столкнуться со стволом, и вновь поднялся на крыло среди ветвей и сучьев. Он летел сквозь чащобу. Ветви цепляли за фюзеляж, стучали по бамбуковой кабине.

Бипланы не отставали. Они делали все новые и новые заходы на цель, осыпая орно боеприпасами: листьями, ветвями и желудями. Получив второй сильный удар по крылу, Реджи понял, что полет закончился. Орнитоптеру более не хватало подъемной силы: он ударился о землю, отскочил, ударился еще раз. Третий прыжок остановило дерево.

Реджи вывалился из кабины; разбитый аппарат еще вяло шевелил крыльями. Пилот упал, поднялся на ноги. Моторы истребителей пели голосом механизированной смерти. С колотящимся сердцем он, спотыкаясь, побрел прочь от орно. Вверху сновали «сопвичи», обстреливая место падения: англичане явно полагали, что неприятель остался внутри. Реджи побежал, осыпаемый ветвями, листьями; он петлял из стороны в сторону, запутавшийся, ошеломленный, а пулеметы все тянули к нему свои длинные пальцы…

1920 — 1930 гг.

Эдвард с удивлением увидел в дверях молодую японку.

— Какой сюрприз! — сказал он. — Не зайдете ли?

Звали ее Аса Токугава, и она была родственницей Акира-сан; похоже, все в Мебосо приходились родственниками этому господину, хотя бы косвенно. Эдварду и Асе еще не доводилось потолковать с глазу на глаз, хотя эта девушка занимала его мысли.

Эдвард предложил ей чаю, она отказалась.

— Должно быть, вы заняты… приготовлениями? — наконец выдавил он.

— Почти все готово. Я должна только поговорить с вами.

— Ради Бога.

— Ваш сын… очень дорог мне. Вы верите мне?

— Я решил посетить вашу завтрашнюю свадьбу, можете не уговаривать меня.

— Я счастлива, что вы будете на нашей свадьбе, мистер Фрост, очень счастлива. Но я надеюсь на большее: что вы будете рады за нас с Реджи. И, может быть, благословите нас, пожелаете добра.

Он вздохнул:

— О, моя дорогая девочка.

— Вам не нравится наш народ?

— Вы заблуждаетесь! Я считаю ваш народ великим и горжусь всем, чего мы достигли вместе с твоими родственниками. Тем не менее есть вещи непререкаемые. Дело в том, что британец не должен жениться на японке.

Глаза Асы вспыхнули.

— Все дело в происхождении, — попытался объяснить Эдвард. — Реджи обязан гордиться им. А он хватается за любую возможность пренебречь им. Боюсь, и ваша женитьба представляет собой еще одну попытку в этом направлении. Понимаю, что звучит это некрасиво. Но национальность — серьезная вещь, и шутить с нею нельзя.