Журнал «Если», 2002 № 06
Шрифт:
— А если нет? — спрашиваю я с тяжелым сердцем. — Если такого человека не отыщется за тридцать дней?
— Тогда я проиграю, — говорит Георг огорченно. — Мне придется отдать отцу мою долю в семейном деле… Это означает, что я останусь без гроша в кармане.
Я смотрю на него так долго и пристально, что он начинает ерзать в кресле.
— Да, — говорит он наконец с вызовом. — Я не лучше прочих. Я бы и сам вас убил. Купил бы дом и женился наконец на Ладе… Но я не могу вас убить. Если уж профессионалы не могут — куда мне… Зато я верю — я знаю! — что есть на свете люди, которые не нажмут на курок, даже если вы будете крепко спать, связанный
— Забавно, — говорю я. — А как вы собираетесь это проверить? Каким образом я окажусь крепко спящим и связанным, да еще и с пистолетом у лба?
— А вот это и есть суть проекта, — говорит он, и погасшие было глаза опять загораются. — Мы с вами — и с телевизионной группой — отправимся в небольшое путешествие. По дороге мы будем встречать разных людей, они не будут знать, что за ними наблюдают, а мы будем подстраивать, — как будто бы, — что у них есть возможность вас убить. Конечно, большая часть из них на нашу уловку купится… Но когда мы найдем кого-то — мужчину, женщину, ребенка — кто откажется вас убивать при несомненных шансах на успех, вот тогда подвиг этого человека зафиксируют камеры, покажут в прайм-тайм, и отец выплатит мне сумму, предусмотренную юридически заверенным договором. А вы получите вознаграждение, о сумме которого мы можем договориться прямо сейчас… Это большие деньги. В самом деле большие.
Я перевожу взгляд на Адвоката. Тот сидит, закинув ногу на ногу, и вертит в пальцах опустевшую рюмку.
— Проект осуществимый, — говорит он в ответ на мой взгляд. — Разумеется, последнее слово за вами, Судья. Если вам неинтересно это забавное приключение с весомым денежным призом в финале, вы можете и отказаться.
— Спасибо, — отвечаю я вежливо. — Мне хватает и приключений, и денег, и славы. Теперь, если позволите, я провожу вас до порога.
Адвокат, который немножко меня знает, сразу же встает. Георг поднимается следом; лицо у него удивленное, но не растерянное:
— Я так и думал, что с первого раза вы откажетесь, господин Судья. Может быть, мне не удалось все правильно изложить… Можно, я перезвоню вам через несколько дней? Извините…
— Не стоит, — говорю я. — Спокойной ночи.
У порога Георг еще раз оборачивается:
— Извините… Но, может быть, вы не знаете, что такое прайм-тайм?
В лавке зеленщика я встречаю старушку из дома напротив. Она улыбается и кивает; ее корзинка уже полна.
— Вы плохо выглядите, Судья… Уж не перетруждаетесь ли вы на работе?
— Ну что вы, — говорю я. — Вовсе нет, я скорее ленив, чем ревностен… Позвольте, я помогу вам донести корзинку до дома. Нам ведь все равно по дороге.
Она с радостью соглашается, и мы идем, неторопливо и чинно, по тенистой улице, под сенью груженных ягодами черешневых веток.
Прохожие, завидев меня, переходят на другую сторону.
— Прежде вы не были таким задумчивым, — с беспокойством говорит старушка. — Вот уже почти неделю из окон вашей квартиры не доносится ни звука… К добру ли это?
Она улыбается. Я вздыхаю.
Мне хочется спросить ее мнения: верит ли она, что на свете — по крайней мере, в обозримой его части — найдется человек, готовый отказаться от чудовищных денег только потому, что ему неприятно меня убивать? Я понимаю, что не могу ее об этом спрашивать: тогда она почувствует себя виноватой. Она, в отличие от моих вечных незваных гостей,
совестлива. Если бы ей удалось убить меня — хоть бы и тогда в парке, при помощи яда, — она долго переживала бы и даже, возможно, умерла от раскаяния…— Я думаю о том, кто все-таки получит эти деньги, — говорю я вслух.
— Бог с вами, — пугается старушка.
По счастью, ее дом уже близко. Разговор не имеет продолжения; я отдаю ей корзинку (она совсем не тяжелая), и мы прощаемся.
Мне надо с кем-то посоветоваться. Некоторое время я хожу взад-вперед по комнате; потом звоню в дверь напротив.
Сосед обедает и приглашает меня разделить с ним трапезу. В его просторной гостиной почти нет мебели — только овальный стол в центре, семейные фотографии в ореховых рамочках и — от пола до потолка — пестрые плакаты разных лет: с них коллективно улыбается любимая футбольная команда моего соседа.
Он вегетарианец. Я беру из блюда большое яблоко и, откусывая по маленькому кусочку, пересказываю разговор с Георгом. Сосед слушает внимательно.
— Исключительно смело, — говорит он наконец. — Спецпремия за оригинальность.
— Ты не понял, — говорю я. — Он не собирается меня убивать. Он в самом деле хочет доказать отцу, что мир гораздо лучше, чем тот о нем думает.
Сосед грызет шпинат. Вид у него озадаченный.
— В этом-то и штука, — говорю я. — Он романтик. Ну и в самом деле хочет поскорее жениться на этой своей Ладе. А для этого нужны деньги.
Сосед смеется:
— На твоем месте я держался бы от этой компании подальше…
Глаза его за персиковыми стеклами кажутся маленькими, гораздо меньше, чем на самом деле. Моя смерть на дне их задремала — но ненадолго.
Вернувшись утром с работы, я обнаруживаю, что в окне старушки из дома напротив сидит снайпер.
Сама старушка заперта в ванной. Ей плохо; я вызываю «скорую».
К снайперу приглашать врачей поздно: он остывает поперек подоконника, и кровь его капает наружу, в старушкин палисадник. Мне противно и стыдно; пока врачи делают старушке укол, я успеваю кое-как прибрать в ее комнате: вынести мертвое тело, затереть красные пятна на подоконнике и на полу.
Старушка отказывается ехать в больницу. Врачи уезжают; я начинаю просить прощения, но старушка слабо машет рукой:
— Ах, оставьте, Судья. Это ведь уже в четвертый раз, я почти привыкла… Из моего окна отлично просматривается ваш кабинет — так стоит ли удивляться такому вниманию… Честно говоря, я уже давно подыскала маленький домик неподалеку отсюда, на окраине, — она улыбается. — Правда, на это нужны деньги, а я не уверена, что кто-то захочет купить у меня вот эту квартиру…
— Мне будет очень жаль, если вы переедете, — говорю я честно. — Но, если хотите, я куплю квартиру у вас.
— Я знаю вас уже много лет, — говорит она без улыбки. — И чем больше знаю, тем сильнее удивляюсь: за что на вас так ополчился ваш нынешний сосед? Что вы могли совершить такого, чтобы заслужить столь ужасную кару?
— Не так уж она ужасна, — возражаю я.
Старушка качает головой:
— Она чудовищна. Еще никто не выигрывал битвы с большими деньгами. Во всяком случае в той части мира, которую мы имеем возможность обозревать…
Укол начинает действовать, и старушку клонит в сон. Я помогаю ей улечься и, когда она засыпает, беру в кладовке шланг и тщательно поливаю траву и цветы в палисаднике.