Журнал «Если», 2002 № 08

За последнее десятилетие под воздействием высоких технологий жизнь на нашей планете изменилась коренным образом. Компьютеры, глобальные информационные сети стали непременным ее атрибутом. И вот, явившись в очередной раз, я увидел небо, напоминающее «телеэкран, включенный на мертвый канал». Киберпространство звало меня, засасывало внутрь непримиримой волей моих создателей. Мне не надо было ни шунтов, ни мнемоюстов, ни изощренных наркотиков, чтобы проникнуть в виртуальный мир. Я уже там. У меня нет рта — и я должен кричать. Но я не один. Меня много. Теперь мы выбираем лица. Я мастер снов, я Нео, я сожженная Хром, я газонокосильщик, я Джейн, подруга Эндера, я червь на осеннем ветру, я худощавый мальчик по имени Нейромант… Я — ваше отражение на витках виртуальности. Приходите ко мне, и вы поймете о себе все!

Наконец тьма рассеялась, протяжный гул в голове прекратился, и я попал…

Это Россия? Зачем им alter ego? Весь мир создавал меня, дабы посмотреть на себя со стороны, покопаться в собственной душе, не препарируя ее. Но главным свойством русского менталитета всегда было постоянное желание исследовать и выставлять напоказ именно своедуховное содержание. Вскрывать глубины своегоподсознания, словно демонстрируя миру — вот они мы, нас видно как на ладони, ну и попробуйте теперь разобраться в загадках русской души! Не разбирались.

И русские творили, и alter ego в исполнении их писателей представляло собой ту самую «фигу в кармане», которой старались сломать прокрустовы рамки соцреализма. Правда, они пытались создавать и роботов, и киборгов. Но копировать личность стремились отнюдь не для сравнительного анализа. Хотя инженер Валентин Васильевич Кривошеин и попробовал создать меня-дубля, убедившись, что дубли у нас отнюдь не простые. А еще помню, как я был мозгом академика Окады, понейронно записываемым на биомассу. Было темно, горели свечи, пахло воском, а странный монотонный голос отсчитывал заполняемые сектора. Меня лишь пытались спасти от смерти. Это было в шестидесятых. А в девяностых — прорвало. Меня создавали, пытались одеть во всевозможные кафтаны. Особенно в виртуальный. Вместе со свободой в Россию пришли компьютеры, и многие решили воспользоваться этой возможностью — полюбоваться человеком без тела, чистым сознанием, микроосновой существования которого стали элементарные триггеры и Булева логика. Хотя по-прежнему в компьютерном отражении человека больше всего было от самого человека. И когда фантасты радостно стали перемещать/копировать героев в киберпространство, открылось, что и виртуальность проецировать на внешний мир — тоже неплохое развлечение. И тогда я стал Сашей из Госснаба, которому удалось полюбовно договориться с грозным и грустным воином Зайнаддином Абу Бакром Аббасом ал-Хувафи. А еще параллельным мальчиком Вовой по кличке Файл, который сбежал в мир компьютерных игр и оттуда управлял людьми. А еще пришлось побывать в облике великого ассирийского военачальника и игрового юнита Иштар-хаддона, компьютерной копии историка Игоря Маслова. Вдоволь постранствовал я тогда между реальностью и виртуальностью посредством Слепого пятна.

И все же, участвуя в компьютерных играх, я далеко ушел от своего истинного предназначения — отражать и демонстрировать. Не хотелось быть очередным «непотопляемым Арктикой», душа жаждала осмысления нового бытия. Тогда я явился в Глубину в образе Неудачника. Все гадали кто я — пришелец из космоса, будущего, параллельных миров или машинный разум Сети? Но я был лишь тем, кто попытался понять — а нужны ли людям отражения? И, так получилось, что я понял и высказал: «Глубина дала вам миллионы зеркал, дайвер. Волшебных зеркал. Можно увидеть себя. Можно глянуть на мир — на любой его уголок. Можно нарисовать свой мир — и он оживет, отразившись в зеркале. Это чудесный подарок. Но зеркала слишком послушны, дайвер. Послушны и лживы. Надетая маска становится лицом. Порок превращается в изысканность, снобизм — в элитарность, злоба — в откровенность. Путешествие в мир зеркал — не простая прогулка. Очень легко заблудиться…» Не понял меня тогда дайвер Леонид. И мне пришлось явиться к нему вторично — в роли его темного alter ego. Это было непросто. Я был слепком души хорошего человека, «снятым в моменты боли и страха, грусти и одиночества». Мне не нравилась моя миссия, но благодаря мне, Темному драйверу, сама Сеть обретала разум. Бытие в Глубине стало одной из самых интересных моих инкарнаций на российских сетевых просторах.

Иногда меня не нагружали этическими проблемами, а лишь просили помочь. Героям или автору. И я становился Свободным охотником в смертельной битве за виртуальную галактику или спасал погибшего хакера Энди, перемещая его сознание в киберспейс, распростершийся между параллельными мирами. Генетик Эдуард Гарлицкий, также спасаясь, прятал свое сознание в Сеть и долго жил там и в гель-кристалле, пока вновь не стал человеком. Мне пришлось побывать Егором Соловьевым, ставшим участником безумной игры, затеянной странной мыслящей Системой. И все эти люди, и многие другие — это тоже был я — их бестелесное «второе я».

Все больше и больше писателей пользуются моей виртуальной составляющей. Иногда даже не слишком умея и не понимая, зачем это надо. Я не обижаюсь. У меня становится все больше лиц, функций, воплощений…

Пусть меня опять прогнали по различным образам, как сквозь строй со шпицрутенами, но я верю, что час освобождения близок. Скоро просто некому будет впихивать в меня новые жизни. Все либо будут сидеть у компьютера в виртуальных шлемах и перчатках, либо сами окажутся в виртуальной реальности. И тогда я обрету подлинную свободу. Сяду в кресло у камина, укутаюсь в плед и наконец прочту свою любимую книгу «Франкенштейн, или Современный Прометей».

От авторов.

В тексте упоминаются следующие произведения:

Станислав Лем «Маска», миф о Минотавре, сказание о Беовульфе, Мери Шелли «Франкенштейн», Густав Майринк «Голем», Карел Чапек «R. U. R.», Филип Дик «Снятся ли андроидам электроовцы», Роджер Желязны «Теперь мы выбираем лица», Харлан Эллиссон «У меня нет рта — и я должен кричать», Роджер Ж елязны «Мастер снов», Уильям Гибсон «Сожжение Хром», Орсон Скотт Кард «Цикл об Эндере», Любомир Николов «Червь на осеннем ветру», Уильям Гибсон «Нейромант», Роджер Желязны и Фред Саберхаген «Витки», А. и Б. Стругацкие «Свечи перед пультом», Владимир Савченко «Открытие себя», Виктор Пелевин «Принц Госплана», Александр Житинский «Параллельный мальчик», Андрей Плеханов «Слепое пятно», Павел Титов «Арктика», Сергей Лукьяненко «Лабиринт отражений», «Фальшивые зеркала», «Геном», Владимир Васильев «Горячий старт», Александр Щеголев «Свободный охотник», Евгений Прошкин «Зима 0001»; фильмы: «Чужой» Ридли Скотта и «Матрица» братьев Вачовски.

Крупный план

Выпаренные сюжеты

Давно и чаще всего безрезультатно охочусь я за книгами издательства «Новая Космогония». Все-таки ставка на фантастику высокохудожественную, в чем-то элитарную, не способствует продвижению книг на прилавки. С тем большим удивлением обнаружил я на самом обычном лотке у метро «Алексеевская» книгу «Новые карты рая» известного алма-атинского фантаста Ярослава Зарова. Кому-то он знаком по мрачной, декадентской книге «Весенние уходы» (история больных с раздвоением личности), кому-то по задорной космической опере «Точка отчаяния» (быт и нравы в далеком будущем) или альтернативной истории «Горячие моря» (изменивший свое течение Гольфстрим согрел северные берега России, в то время как Америка и Европа вымерзают). Писатель интересный, но снискавший себе репутацию коммерческого автора, многократно обруганный за тезис «три книги — для денег, одна — для души» — и вдруг в «Новой Космогонии»? Удивительно! Настораживал и тираж книги — 12 100 экземпляров (и это при том, что большинство книг в «Новой Космогонии» изданы тиражом от 3 до 7 тысяч экземпляров). В общем, сомнений не оставалось — надо читать. Первые же страницы вызвали легкую оторопь. Обычно Заров начинает действие активно, сюжет несется на космической скорости, не оставляя читателю никаких шансов отложить книгу и подумать: «А что это я, собственно говоря, читаю?» В «Новых картах рая» действие разворачивалось подчеркнуто неспешно. Вначале никто никого не убивает. Не прилетают на Землю коварные Чужие. Отсутствуют виртуальные и альтернативные миры, душевные терзания и переживания героев. На протяжении двух с половиной глав автор описывает быт московской коммунальной квартиры — задушевно, скрупулезно, с легкой иронией, но без всяких попыток заинтриговать читателя. Разве что набор героев, волей автора сведенных в трех комнатах и кухне, узнаваем — писатель-фантаст Андрей Кульянов, работающий над романом «Лунный рейх» (отрывки из которого, к месту и не очень, рассыпаны по всему тексту); мать-одиночка Рита Семенова, воспитывающая аутичного восьмилетнего сына и работающая квартирным маклером; бывший спецназовец, ныне инвалид по зрению и алкоголик Иван Силин, живущий на пенсию старушки мамы (как выясняется к концу второй главы — пенсию маме не платят, зарабатывает она нищенством и сбором пустых бутылок). На третьей главе рецензент впал в глубокую задумчивость, пытаясь понять замысел автора. У меня не было ни малейших сомнений, что долго такой неспешный темп Зарову не выдержать. В рамках классической бытописательной прозы ему было тесно, будто акуле в аквариуме, писатель задыхался, нервничал и становился все более агрессивным. Предчувствия не обманули.

У алкоголика Ивана Силина вдруг появились странные кошмарные сны, старушка мама, как оказалось, вовсе не собирает бутылки по подъездам, а работает стриптизершей в клубе «Осенний соблазн», аутичный мальчик зашел в комнату писателя, поджег его гардероб и стер из компьютера текст нового романа, его энергичная мама провалила какую-то сделку и теперь за ней гоняются бандиты. Загрустивший от потери почти законченного романа писатель уходит в глухой запой вместе со слепым спецназовцем. В процессе запоя (описанного очень красочно и узнаваемо) Иван Силин рассказывает писателю открывшуюся ему во снах страшную правду: все пятеро обитателей квартиры давным-давно мертвы, а их нынешнее существование — «посмертие», нечто вроде чистилища, к которому они приговорены за грехи. Вначале писатель решительно отвергает эту версию, но постепенно начинает все более к ней склоняться. Каждый из персонажей и впрямь недавно находился на грани жизни и смерти — десантник едва не был убит в ходе обезвреживания террористов, аутичный мальчик поперхнулся сливовой косточкой и едва не задохнулся, за его матерью и раньше гонялись страшные бандиты, старушка стриптизерша пережила нападение сексуального маньяка, ну а сам писатель некоторое время назад на почве разлуки с любимой женщиной совершил неудачную попытку самоубийства. Ситуация усугубляется тем, что Андрей Кульянов, в результате пожара лишившийся всей верхней одежды, не может покинуть квартиру и убедиться в существовании мира за ее стенами! Окна его комнаты выходят в глухой грязный тупик, куда никто никогда не заглядывает, продукты, спиртное и сигареты он заказывает по интернету, ну а его друзья, все время собирающиеся зайти в гости, в последний момент откладывают визит…

«Пелевиным попахивает», — печально подумал я. Возможно, и Заров понял, что такой сюжет не слишком оригинален. Во всяком случае, история, в которую я уже готов был поверить, благополучно разрешается визитом друга писателя Юрия Семецкого. Но вопреки устоявшейся традиции Семецкий не гибнет! Напротив, он становится посланником мира живых, убеждающим писателя, что тот еще жив. Семецкий отдает писателю свои старые брюки и рубашку, после чего тот выходит на улицу — и убеждается, что мир существует, а жизнь продолжается. Почти тут же появляется один из поклонников писателя, узнавший о его беде. Крутой хакер, он ухитряется восстановить текст нового романа — и Андрей Кульянов с энтузиазмом начинает его дописывать…

«Где же фантастика?» — мысленно возопил я. Но, сообразив, что роман прочитан от силы на одну пятую, успокоился и принялся читать дальше. Предчувствия не обманули!

Обрадованный спасением текста писатель со смехом рассказывает хакеру о своем недавнем испуге. Внимательно его выслушав, хакер заявляет, что десантник не столь уж не прав. По его мнению, все люди на Земле хотя и живы, но существуют в электронной, виртуальной форме. Весь окружающий нас мир — это иллюзия, игра, созданная таинственным Великим Программистом, а люди — самообучающиеся и саморазвивающиеся разумные подпрограммы, «макросы». Временами Великий Программист подбрасывает людям те или иные «пряники» либо берется за «кнут» — двигая человеческую историю в необходимом ему направлении. Появление же в истории тех или иных пророков и мессий — это результат «вхождения» Великого Программиста в собственную игру. Писатель воспринимает рассказ с иронией. Но хакер заявляет, что у него «есть доказательства». Идеальных программ не существует, в любом программном коде есть дырки. И он-то как раз сумел найти несколько таких дырок, позволяющих выйти за рамки программы и задействовать «недокументированные функции» — левитацию, хождение по воде, телепатию и телекинез… Восхищенный этой не то новой мифологией, не то новой космогонией (!), рождающейся у него на глазах, писатель вместе с хакером отправляется в путешествие в Санкт-Петербург. Дело в том, что по замыслу Великого Программиста на месте северной столицы никогда не планировалось строить город. Однако сбой макроса «Петр Первый» вызвал появление города, искажающего своим существованием программный код. Именно в Санкт-Петербурге существует «Сердце Болот» — странная зона, где можно обрести сверхчеловеческие способности. Описание путешествия очень интересно. Чувствуется любовь автора к Северной Пальмире: в живописании каналов, домов, мостов и людей так и свозит печальная серая сырость. Скитаясь из одной квартиры в другую, нанимая «проводников», обильно употребляя галлюциногены и амфетамины, писатель и хакер подбираются все ближе и ближе к «Сердцу Болот». Дело в том, что прийти в аномальную зону напрямую небезопасно, требуется серьезная подготовка… Кончается история «Сердца Болот» печально и двусмысленно. Вроде бы хакер действительно смог продемонстрировать писателю «недокументированные функции» — взлететь из мрачного темного двора-колодца, куда не ведет ни одна дверь, в гнилое питерское небо, навстречу клубящимся тучам… Но удар молнии прерывает его полет.