Журнал «Если», 2004 № 9

— Вообще-то понятно, — сказала Джилли. — Он знает, что я тоже могу ему что-нибудь подарить, а тогда он окажется в долгу и у меня.

— Но я не хочу, чтобы он был у меня в долгу.

— Поздновато спохватилась.

— Он сказал примерно то же самое.

— Ему виднее.

— Ну, ладно. Поручу ему вымыть посуду или еще что-нибудь такое.

Джилли покачала головой.

— Сомневаюсь, что этого достаточно. Вероятно, это такая услуга, которую никто, кроме него, тебе оказать не может.

— Полная нелепость. Я дала ему всего-то пару долларов. Ничего не значащих.

— Для тебя деньги ничего не значат?

— Джилли, какие-то два доллара…

— Неважно. Это все равно деньги. В конце концов, наша жизнь зависит от того, сможем ли мы платить за квартиру и покупать краски. Ты по собственной воле дала ему нечто, что имеет для тебя значение, и теперь он обязан отплатить тем же.

— Но кто угодно мог дать ему денег.

Джилли кивнула.

— Кто угодно мог бы, однако не расщедрился. А ты расщедрилась.

— И как я сумела так запутаться!

— Куда важнее, как ты сумеешь выпутаться.

— Но ты же в этом поднаторела. Так посоветуй.

— Дай мне подумать.

Нэки Уайлд объявился лишь на следующее утро, когда Мона вернулась в свою квартиру. Едва она успела сообразить, что Пит заезжал за своими вещами — книжные полки зияли пустотами, а стопка кассет на стерео уменьшилась вдвое, — как перед ней возник грязный человечек. Он расположился на ее диване, и при свете дня вид у него был еще омерзительнее, хотя настроение улучшилось — несомненно от удовольствия, которое ему доставил ее испуганно-удивленный возглас.

Она села на мягкий стул так, чтобы стол оказался между ними. Прежде стульев было два, но Пит, очевидно, один забрал.

— Ну, вот, — сказала она. — Я протрезвела, а ты здесь, из чего следует, что ты, видимо, реален.

— Вам всегда требуется куча времени, чтобы признать очевидное?

— Грязные человечки, способные возникать из воздуха, а затем бесследно исчезать, как-то не вяжутся с моей будничной жизнью.

— Когда-нибудь бывали в Японии?

— Нет, но причем…

— Но вы верите, что она существует, ведь так?

— Не надо, а? Это же совсем другое. Затем ты потребуешь, чтобы я поверила в похищения, устраиваемые инопланетянами, и в зеленых человечков с Марса.

Он злоехидно ухмыльнулся.

— Они не зеленые, и они вовсе не с…

— Не желаю этого слышать, — объявила она, затыкая уши. Убедившись, что он замолчал, она продолжила: — Так значит, Джилли права? И мне от тебя не избавиться?

— Меня это радует не больше, чем вас.

— Ну, ладно. В таком случае нам нужно установить некоторые правила.

— А вы неплохо держитесь, — заметил он.

— У меня практичный характер. А теперь слушай. Не мешать мне, когда я работаю. Не шастать невидимкой, когда я в ванной или принимаю душ. Не глазеть на меня, когда я сплю, и не залезать ко мне в постель.

При последних словах он брезгливо поморщился. Вот-вот, подумала Мона.

— И убирай за собой, — докончила она. — Да, кстати, тебе не помешало бы и себя привести в порядок.

Он ответил свирепым взглядом.

— Отлично. Теперь мои правила. Во-первых…

Мона помотала головой.

— Как бы не так! Квартира моя, и правила тут устанавливаю только я.

— Не очень справедливо.

— А где тут вообще справедливость? — парировала она. — Вспомни, никто тебя не просил увязываться за мной.

— А тебя никто не просил давать мне эти деньги, — сказал он и тут же исчез.

— Терпеть не могу, когда ты это проделываешь.

— Вот и хорошо, — произнес бестелесный голос.

Мона задумчиво уставилась на вроде бы свободный диван и поймала себя на попытке вообразить, что она почувствовала бы, став невидимой, и это навело ее на размышления о способах, с помощью которых можно затушевываться и все-таки наблюдать мир. Затем она встала, взяла один из старых альбомов и пролистывала, пока не добралась до набросков, которые делала, когда еще только планировала свой полуавтобиографический сериал для «Зоны девушек».

«Моя жизнь, как птица». Наброски первой главы.

(Мона и Хейзел сидят за кухонным столом в квартире Моны и пьют чай с тартинками. Мона посматривает на Ямайку, спящую на подоконнике. Только кончик кошкиного хвоста подергивается.)

МОНА: Конечно, быть невидимкой самое оно, но так же неплохо стать птицей или кошкой, чем-то, на кого никто не обращает внимания.

ХЕЙЗЕЛ: А какой птицей?

МОНА: Не знаю. Галкой с иссиня-черными крыльями. Или нет. Еще менее заметной птицей — голубем или воробьем.

(Ее лицо приобретает счастливое выражение.)

МОНА: Потому что, заметь, они за всеми следят, а внимания на них никто не обращает.

ХЕЙЗЕЛ: А кошка тоже, наверное, должна быть черной?

МОНА: М-м-м. Худой и гладкой, как Ямайка. Египетской. Но птица все-таки лучше — более мобильная, хотя, пожалуй, особой роли это не играет. Суть в том, чтобы просто быть частицей пейзажа и наблюдать за всем, ничего не упуская.

ХЕЙЗЕЛ: Так сказать, будем подсматривать в замочные скважины?

МОНА: Ничего подобного. К чужим семейным драмам я равнодушна. Просто обыденная жизнь, которая остальных не интересует. Вот это — подлинное волшебство.

ХЕЙЗЕЛ: А по-моему — скучища.

МОНА: Нет. Что-то вроде буддизма. Почти медитация.

ХЕЙЗЕЛ: Слишком уж долго ты корпишь над этим своим комиксом.